Вот по команде мудреца-хитреца и стрельнули царевичи: царевич Мартын повыше, а царевич Мирон пониже, а царевич Иван куда Бог послал, да с этим толком в болото и попалч!..
Царевичи увидали, где стрелы упали и пошли отыскивать; царевич Мартын пошел один, а царевич Мирон взял сыщика-разыщика, царевич же Иван и стрелы толком не видал, а смекнув, что она села за лесом, туда и отправился.
Позвольте-ж, люди добрые, приостановиться на минутку и мне грешному, да своей россказни толку дать. Известно вам и ведомо, что одному по трем дорогам нельзя идти, то мы по разным и отправимся; пойдем-же прежде за старшим братом, за Мартыном царевичем…
Идет царевич Мартын, идет один; с толком идет, не останавливаясь; обошел много хором боярских, а все не такие, не того цвета, не так выстроены, где его стрела упала. Ходивши, ходивши долго и пришел к дому чудному: стоит один дом, а два выхода в нем; крыша зеленая, трубы беленые, и дом с узорчатым золоченым навесом, весь из камня белого; окны хрустальные, и не тем они хороши, что стеклы цельные, а тем красивы, что сидит и смотрит в одно из них девица красная, и не то чудно, что смотрит она, а то удивительно, что глядит она в окно, а сама на цимбалах заморских и выигрывает штуки разные хитрые, и поет, как та пташка, что зовут конопляночкой! А лицем она такая бледненькая, будто по-века ждала суженого; а станом она такая тоненькая, что если одной рукой обнять, то можно еще трех таких захватить… Ладно, молвил царевич, тут моя стрела упала! это моя суженая!
Вошел в дом, а его, как жданого, с хлебом-солью встречают, чаркою водки чествуют, говорят слово красное, просят присесть, и скамью, крытую бархатом, становят ему и под ноги скамеечку; и вызывают девицу красную, и она бежит, спешит и садится возле, а несупротив, и сама его расспрашивает, что завело к ним царевича?
– Да вот-де, молвил царевич Мирон, тешился я стрельбой в заповедных лугах батюшкиных и потерял стрелу мою, а она, стрела, мне занадобилась… Так не у вас ли та стрелка моя, благоволите мне ее назад отдать!
«Да,» отвечал старик, отец красной девицы – «да, батюшка царевич наш, стрельнули вы вашей стрелой в окно нашей дочери любимые и изволили вышибить цельное стеклышко; и стрелку ту наша дочь в руки брала и у себя схоронила было, да теперь делать нечего, видно пришлося вам возвратить!»
Тут и то и это, слово за слово, рассказал царевич, как дело шло, как мудрец присудил. Взглянул еще раз на боярышню и объявил отцу: «что если де у вас желание имеется, то будьте вы мне тесть, а я вам зять!»
А боярин примолвил: извольте взять! нам нечего перечить, если уже был уговор такой.
И взял царевич Мартын невесту иповел домой?
Теперь я вам скажу, как царевич Мирон идет, с разыщиком он идет вдвоем, а все таки спрашивает: куда идти? И то, или разыщик скажет: вот здесь! а царевич прибавит: «постой спрошу?» или он молвит: «кажется тут»: а разыщик примолвит: дозвольте справиться!
Шли, шли они и так и этак, и туда и сюда, и к сему и к оному, нетути – а надо сыскать. Вот видят стоит дом, вполовину из камня, вполовину бревенчатый и торчит стрелка царевича на самом коньке; а какой-то молодой парень машет платком на шест навязанным и стучит по крыше и кличет: «кись! кись!..»
– Что это вы делаете? спросил разыщик, кошек сзываете-чтоль?
«Нет отвечал парнек, я голубей зову: кто-то стрелять затеял в наш дон. так как бы не ушиб голубя, а у меня все турманье знатное, и еще есть между ними скакун один, боюсь как бы его не поранили!. кись! кис, кись!»
– Да полно же киськать, и поди сюда сказал разыщик, мы не голубей стрелять хотим а подстрельнуть голубку белую!.. скажи-ко дома хозяину: что вот-мол такой-то царевич пришел и желает взять в замужество его дочь любимую, так чтобы он встрел его да почествовал!
«Ах ты батюшки!» вскричал парень и полно голубей гонять; давай кричать с крыши: «сестра! сестра! Беги из саду в светлицу, да не кажись никому, жених пришел!» Сам сломя голову с крыши долой и прямо к отцу, и сказал речи разыщика.
Царевич Мирон с разыщиком сто их на дворе, тут было собаки на них… однако вышел скоро хозяин и домашние и челядь вся, собаки прочь, а хозяин с приветом тут, как тут; много говорил чего-то хорошего и попросил в хоромы к себе, вот и вошли; а девушки красные Бог весть откуда взялись они, так хором голосить и начали:
Не ясен месяц,
Не красна заря
Показалися
Во поднебесье, –
Показался-то
Ряжен-суженой,
Что подруженькин
Молодой жених!
И прочее… что у них поется, а потом и отец, которого дочери еще и в глаза невидал царевич, повел такую речь:
«Царскою милостью, невидимым произволением ваша стрела стрельнула, и дошла куда следует, и куда мы с женою не ожидали, не чаяли; видно такая участь нашей дочери на роду написана… что же вам угодно возыметь от нас, благоволите выговорить!..»
Царевич спрашивает товарища: «чтоже тут, как?.. мне, аль тебе говорить?»
А тот ему: благоволите погодить! Дозвольте мне за вас толком речь повесть! И давай с стариком отцем невестиным разговаривать.
– Ну что, как у вас?.. Великаль семья, сколько с дому доходу имеется?.. Есть ли лавки, и чьи они?.. и одна ли дочь-девица, аль другая ростет, аль еще есть третья, замужняя?.. А сыновей сколько, и в разделель они?.. И как дом этот, свой ли, или на женино имя значится?.. и прочее-такое наговорил разыщик, что царевич Мирон диву дался: на что дескать человеку да все это знать!
Потом они еще колякали да мерекали. Старик оставил царевича с женой своей; «посидите-де, не обессудьте, батюшка! Дочь моя, буде вам угодно видеть ее, не может скоро придти: такая она у меня, извольте знать, стыдливая… как-то все ей робко да совестливо; так уж дозвольте время переждать; дать ей получше принарядиться, – тогда уже и явиться.»
И сказавши это старик отец пошел товарищу женихову сад показывать и везде его выводить… «Вот, говорит, это яблоня анисовая, а это, говорит, белый налив; вот на этом орешнике орехов Бог уродил нынешний год, а в прошлом все на том росли!» А там по двору поведши его, такую речь повел: «Вот как изволите заприметить, у меня все, что к дому нужно, все имеется… вот сарай для дров, вот подвал с вином, вот амбар с мукой, вот конюшня с конями моими отборными; я на них почти и не езжу, а все больше пешком хожу, да больно люблю их, затем и держу!..»
Так-то до этак, все показывая да рассказывая, обошел хозяин-старик весь двор свой, все свое угодье, с розыщиком. И тот всем остался доволен, все ладным нашел.
Между тем сидит царевич Мирон и ждет-поджидает своей невесты. Вот старик-отец воротился в покои с розыщиком, вот и невесту вывели…
Ну уж невеста-так невеста!.. нечего, смотреть любо: что твое сочное яблоко!.. бела что сметана, что алый мак румяна; волос русый, станом полная, высокая, стройная, только глазок нельзя рассмотреть, какие они, голубые или карие: она их в землю потупила… а нарядов на ней в день не переглядеть всех, и шолк, и парчи, и бархат алый, и опушки соболиные, и намисты из камней самоцветных… и всякое такое, что и оком не обнять!.. Загляделся царевич Мирон на невесту; а прочие-другие на наряды не надивуются.
Тут же дело на том и поставили. Невеста поднесла царевичу белый хлеб, злобный, крупичатый, а старик, отец её, выпил с розыщиком по чарке наливки из вина хлебного. А мать уверяла Мирона царевича, «что-де дочь её, Белонега, девушка-хозяйка, не другим чета: что-де ока сама и наливку делала и хлеб пекла!»
А розыщик с стариком-отцем, подвыпивши еще наливки лакомой, да повытянувши, за общее здоровье, вина фряжского, из за моря привезенного, порешили дело. за которым царевич пришел, и, глядь-поглядь, уж царевич с Белонегой рядышком сидят, им и миловаться-целоваться дозволено между собой… а там царевич Мирон и поведя домой свою невесту ряженую, жену суженую.