«Как? вскрикнули царевны, неужели она ковер соткала?»
– Да, отвечала Чернавка, я из песни её все это выслушала.
«Так-им, сестрица, давай же и мы за работу примемся; авось хоть как-нибудь да сделаем!»
И давай царевны биться с ковром маяться; беда научит, как горю помочь, и, с помощью девки-Чернавки, смышленой швеи, смастерили царевны по ковру цветному; хоть узоры на нем незнамо покаковски наставлены, да красны-хороши, а что на них значится, не нам угадать.
– Ведь и много бывает таковых швей-невест: у батюшки в дому, рукоделье загляденье, и заморская швея кажись лучше не сделает; а вышла замуж, да как пойдет тачать, то такого тебе понаделает, что и знахарь не разберет. Видишь, примерно, что красное, а не поймешь что оно: цвет ли то вышит, роза алая, аль то жареной рак!
Вот и наши царевны свои ковры изукрасили так:
Царь Тафута в своих палатах похаживает, в окошко Тафута поглядывает, поджидает подарков от своих невесток нареченных, от которой-де будет удачи ждать.
Идет царевич Мартын, несет под мышкой что-то завязанное.
«Ну, молвил Тафута царь, видно будет прок: одна невестка что-то изготовила!»
Идет царевич Мирон тоже с узелком под мышкою.
«Вот и другой! царь Тафута думает, чтои-то не видать моего милого сына Иванушки?.. эх, неудача видно сгубила беднягу сердечного, видно напалась жена неработница!.. а добрый он малой, не в братьев тих, а вот ему за тихость какая оказия, жена не ладна!.. Видно кто смел, тот и. лакомо съел, а кто похилей, тот так поговей!.. эх, эх!.. Мудро на свете устроено!..»
Ан глядь Тафута еще в окно, идет его любимый сын, царевич Иван, и несет под мышкою тож. узелок, только маленькой.
«Ну», молвил Тафута, тяжело вздохнувши «помиру идти, так хоть тестом брать; авось и его жена что-нибудь соткала!».
Собрались царевичи, вышел и Тафута к ним. «Что дети скажете хорошего, рукодельницы ваши жены, или так-себе?»
– Да вот, батюшка-родитель, говорят старшие царевичи, вот, изволь посмотреть, вот что наши жены изготовили!.. не знаем как потебе, а по нас загляденье!..
Царь Тафута усмехнулся и вымолвил: «у меня на это побаска есть.»
4-я побаска царя Тафуты
Был жил один человек, торговый и ловкой малой он был по своим делам, все у него шло, как надобно; любили его все, кто равен с ним был, и уважали его все подчиненные, и он был с ними строг, правдив и взыскателен… а дома, противу жены – бывало боится вымолвить лишнее, и если видит беспорядок какой, только махнет рукой да вздохнет себе тихохонько… Вот так-то раз пришел он домой; целый день сердяга по торговым делам маялся, перехватить нигде не успел, голоднехонек; пришел домой поужинать, сел за стол, откусил хлеба с голодухи-то что ли, иль в самом деле хорош был, – он ему очень понравился… «жена! ты-чтоль пекла?»
– Нет, это я; отвечает мать. А разве хорош?
«Ну, не то, чтобы очень хорош, а порядочный!»
Потом подали щей ему; хлебнул бедняга, да как пустит ложкой по столу… «Что это», говорит, «это в рот нельзя взять, вы, матушка, что ли это изготовили?»
– Нет, это стряпня женина.
«А!..» взял муж ложку, еще щи попробывал… и давай есть: «нечто, говорит, посоля схлебаются!..»
Так-то и вы, мои милые, на изделье жен своих не больно дивуйтеся… иное ведь только мужу посоля схлебать, а человеку постороннему хоть на улицу кинь… ну, ну-те-ко, покажите изделья жен своих!.
«Развернули ковры свои старшие царевичи…
„Да, молвил Тафута, дельце не больно диковенное: у меня бывало в старые годы и бабушка слепая лучше страчивала… примерно, что это такое?“ спрашивает Тафута на ковер показывая.
Царевич Мартын говорит… Да что же, вестимо что: это дерево! А царевич Мирон говорит: нет, это птица зеленая!»
«Вот то-то, прибавил Тафута царь, то-то и есть, видно Бог-де весть, что в котомке есть… ну-ко царевич Иван, чем-то ты похвастаешься?..»
– Да что, батюшка, и показать, я чаи, совестно: мне жена завернула что то, говорит, – носи, не знаю хорошоль оно: не виня меня, а мне думается, что тоже что-то не больно ладное.
Развернул царевич Иван ковер… так все и ахнули: нитка к нитке, цветок к цветку, камушек к камушку… и красно, и красиво, и золото светит, и камни блестят самоцветные… ковер, как сложишь, невелик, а развернешь – целый дом покроет и с крышею!
– Ну, говорит царь Та фу та, ну любезный сын, жена твоя мастерица, рукодельница; нечего сказать: хоть бы такое дело и из за-моря вывезть, так и то впору!
Царевичи Мартын да Мирон стоят рты поразинувши, а царевич Иван забыл инда и уродливость женшшу: больно ему любо, что жена его сделала такую штуку диковенную, угодила его отцу-родителю!
Взявши ковры царь Тафута к себе, еще к своим детям речь повел:
– Это все-таки дело хорошее, что ваши жены сделали, что я велел, хорошо ли, худо ли, покрайней мере исполнили мое желание… Теперь у меня еще одна штука на разуме есть… сплести, соткать бабе дело не важное, а важное дело бабе стряпать уметь: изделье-рукоделье можно на деньги купить, а съестное, тому кто домком обзавелся, покупать никак не следует; стряпня дело бабье и в семейном быту дело нужное; из-за каши девка за муж идет, из за щей парень женится!
Так скажите-ко женам своим, чтобы они к завтрему испекли мне по хлебу здобному… да своими руками, уменьем своим, не советуясь с бабой-стряпухою… Ступайте-ж дети домой!.. Завтра я вашего хлеба-соли отведаю, и уж тогда поправде скажу, в которой из ваших жен больше смыслу!
Пошли домой царевичи Мартын да Мирон к своим пошли; а царевич Иван к своей лягушке отправился.
И хоть и весело ему, радостно, что она хорош ковер соткала, а сам он себе на уме все-таки призадумался: беда да и только; ковер смастерить дело хитрое, умному это не почем идет, а хлеб испечь – дело и простое, а трудное: тут-де надо и вкус иметь, вкус человечий не лягушечий!..
И пришел царевич Иван опять голову повесивши.
«Что с тобою, царевич? лягушка спрашивает, что ты повесил голову! пурр-ква?»
– Да новая задача, только не тебе смастерить: надо, видишь ли, здобный хлеб испечь, да такой, чтобы человеку по вкусу пришел!
«Ну что же, ложись спать! утро вечера мудренее; завтра увидишь!»
– Ну, подумал царевич, лягу, усну; авось приснится жена настоящая!.. эх, эх, хоть бы во сне повидеть, чего наяву нет!
Лег и уснул.
А лягушка, тем часом, скок да скок, квак да квак, да и сделала, так: вскочила на окно, на задния лапки села и тонким голосом запела.
Ветры буйные
Всех четырех стран
Сослужите мне
Службу верную,
Принесите мне
Скоро на-скоро,
В чем нуждаюся,
Что мне надобно:
От земли зерна
Мукомольного,
От росы воды
Светло струйчатой,
От огня тепла
Непалящего;
Еще воздуха
Ароматного,
Что потешить мне
Друга милого!..
Зашумели ветры со всех четырех сторон и мука в окно посыпались, лучшая крупичатая, из какой только боярам в городе калачи пекут. Лягушка вскочила в печь и давай в поду ямку копать, выкопала, и муку туда высыпала, откуда взялась-полилась на ту муку вода, светлая, что слеза, а Лягушка давай тесто месить, а замесивши выскочила из печи и устье заслоном задвинула и тогда в печи сделалось жарко-тепло, как бы середь лета в полдень на солнышке.
В те поры же Мартын и Мирон со своими женами раздобарывали: ну-де штука, дело диковенное!.. Ваши ковры и туда и сюда, а ковер брата меньшего такая вещь, что и глядишь, так глазам плохо верится, а поразсказать, так словам и подавно нельзя веры дать… истинно дело чудное!.. Ну да пусто ее и с ковром, может она какая еретница-колдунья, глаза отводит, может вовсе на ковре таких вычур нет, какие там кажутся: а вот батюшка еще какую задачу дал: испечь вам всем велел для него по хлебу вкусному! ну, так, тут надо самим смак знать, а колдовство не подействует, вы в этом ее уж наверное переспорите: ваше дело женское: как, кажись, ладно испечь не сьуметь!.. Так изготовьте же к завтрему, мы вам и муки и дрожжей припасли.
