Литмир - Электронная Библиотека

Простые железные шпоры огнем горели на Спирькиных сапогах. Я научил его чистить их сперва золой, потом стальной струной шлифовать — так он, постреленок, все струны пообрывал с балалаек, которые были в ленинской комнате. А после струны или шомпола шпоры сияли, глядеться можно было в них, как в зеркало.

Но не это было главным Спирькиным интересом. Мальчишка, кажется, рожден был пограничником и с нетерпением ждал, когда начальник заставы доверит ему настоящее дело: пошлет в наряд.

А начальник и не отказывал Спирьке и не торопился. Не торопился потому, что мальчишке и так работы хватало. Он и воду возил с красноармейцами, и лошадей чистил, и стенную газету малевал — мастер был по этой части.

Возвращался я как-то раз с соседней заставы — за подковами и инструментом туда ездил. И только спустился в балку, такая картина мне открылась: на той стороне, у самой границы, крестьянин стоит, а буйвол его на нашей стороне гуляет, траву щиплет. Возле мужика оборванный мальчишка вертится, так годов десяти, пожалуй. Придержал я коня, — дай, думаю, погляжу, что дальше будет. Мужик манит буйвола к себе, но это такая скотина, что слова его не тревожат, палку хорошую надо. Тогда мужик подхватил мальчишку, перешел речку-границу — воды немного, по колено, не больше — и пустил его на нашу сторону, а сам вернулся на свой берег. Мальчишка за буйволом погнался, но тот недовольно мыкнул, задрал штопором хвост — и от него. И тут случилось такое, чего я никак не мог ожидать: из кустарника кто-то выпрыгнул и свалил мальчишку с ног. С минуту, наверно, в густой траве шла возня, мальчишка орал дурным голосом, отбивался руками и ногами. Но где ему справиться — на нем уже победителем восседал Спирька и связывал ремнем руки.

Мужик из себя выходит, кидается, как ненормальный, кричит, а перейти на нашу сторону боится. Наконец, Спирька управился с «нарушителем границы», поднял его на ноги и толкнул в бок: двигай, мол, по направлению к заставе, там разберемся, кто ты такой есть.

Выехал я на патрульную дорогу и догнал Спирьку. Он сияет, чертенок, от радости и говорит, как на докладе у начальника:

— Вот, дядя Матвей, полюбуйтесь — нарушитель государственной границы. Контра перекатная, диверсию с той стороны учинял. А главный вон вприпрыжку скачет, видите? Беснуется. Вот бы его еще прихватить сюда…

Словно обреченный, шел по тому берегу несчастный крестьянин. Грязная изорванная рубаха сползала с его плеч, он то и дело поправлял ее и умолял молодого аскера отпустить «баранчука», обещал за это все милости аллаха. Крестьянин был страшно напуган, потому что недалеко находился персидский пограничный пост и — не приведи аллах — увидит начальник, несдобровать бедному мужику, быть битым.

Спирька без умолку стрекотал:

— Он его перетащил сюда. Ухищренное нарушение границы, да, дядя Матвей? Вы видели, как я действовал? Здорово, да? Дядя Матвей, как по-вашему, храбрость я проявил в этом деле или нет?

А я его спрашиваю:

— Ты лучше скажи, Спиря, куда ведешь этого пацана?

— На заставу, — с удивлением ответил Спирька. — Куда же еще вести диверсанта?

— Ну, вот что, Спиридон, действовал ты отлично, ничего не скажешь. «Старики» позавидовать могут, — ободрил я юного пограничника. — Только у нас на заставе делать ему нечего. Таких можно не задерживать, а выгонять обратно. Его ведь буйвол сюда затащил, а не иностранная разведка. Видишь, отец на той стороне… И, наверно, бедняк из бедняков, богатый ведь не будет на одном буйволе пахать. Да и в рванье таком ходить не станет. Как ты думаешь?

Гляжу, мой Спирька смутился.

— А как же, дядя Матвей?..

— А вот так: пускай он забирает своего буйвола и проваливает домой. Нам чужого добра не надо, Спиря, и с бедняком так обращаться — это не по-товарищески. Согласен, что ли?

У Спирьки даже лоб вспотел, и вижу я, что нет у него никакой охоты пацана отпускать.

— Ты можешь не сомневаться, начальнику я доложу все как есть. Задержание нарушителя границы будет на твой счет записано.

Спирька вздохнул, и лицо у него прояснилось.

— А теперь помоги пареньку-то с упрямой скотиной управиться. Да не косись так на него, не шпион ведь он, а хороший мальчишка. Его сразу видать…

После этого случая Спирька словно на целую голову вырос, повзрослел как-то сразу. А начальник заставы стал Спирьке чаще давать деловые поручения. На соседние заставы стал посылать его или в тыл — за почтой.

С этого времени и коня за ним закрепили — был у нас такой игреневый заводной конишка, как раз по Спирьке. В седле парнишка держался как настоящий джигит, лозу рубать мог, и шашка у него была своя — из обломков строевого клинка сделали. Когда за почтой или с поручением на соседнюю заставу ехал, давали Спирьке старый драгунский карабин. Стрелял он неплохо.

И вот как-то отправился Спирька свежую почту получить, красноармейские письма отвезти. А у нас в это время пограничники банду доколачивали — и банда-то так себе, с десяток сабель.

Спирька благополучно сдал почту, получил все, что полагалось, упрятал в переметные сумы, вскочил на коня и помчался к дому.

Время было осеннее, жара спала, дождички изредка перепадать стали, и в балках опять травка зазеленела. А воздух такой свежий да чистый, кажется, на сто километров можно разглядеть все до последнего кустика. Только Спирьке совсем невдомек, что так хорошо и свежо кругом. Поджимает шпорами коня и радешенек, что теперь он не просто Спирька, а самостоятельный пограничник и может не только над конем свою власть показать, но, ежели потребуется, вступить в бой с врагами. Думает он так, и радостно у него на душе от вольных мыслей и от ветра, который в ушах свистит да в грудь упруго давит.

И вдруг впереди на дороге два всадника появились. Залп — и Спирька повалился вместе с конем. «Бандиты!» — промелькнуло у него в голове. А конь уже ногами бьет, голову напрочь откинул, храпит — кончилась его жизнь. Выбрался Спирька из-под коня и смекает, что делать. Бандиты на дороге стоят, винтовки перезаряжают. Спирька тоже за карабин взялся, пристроился за спиной коня и открыл огонь. И бандиты палить начали. Но у Спирьки небольшое преимущество: он за убитым конем, как за бруствером, скрывается, а бандиты со всех сторон открыты.

Пограничные бои скоротечны и жестоки — кто кого. Спирька понимал это и дорожил каждой минутой. Вот один бандит как-то неловко скатился с седла. Лошадь его вздыбилась, повернула назад и понеслась. И у Спирьки из ноги уже кровь сочится, но парнишка бьет и бьет из карабина и никакой боли не чует. Какая-то дикая радость его обуяла, когда увидел, что бандита подстрелил.

А второй не отступает. С коня спрыгнул, прилег за камень и стреляет. И Спирька стреляет, но не берут пули бандита. А Спирьку опять что-то больно кольнуло, плечо заныло, и в глазах черные мухи замелькали. Рука словно не своя стала, совсем не слушается. Но Спирька теперь уже не о себе думает, а как бы пограничная почта врагам не досталась: куда с ней деваться? Отстегнул он подпруги на убитой лошади, стащил седло и пополз, прикрываясь им. А голова-то не слушается, сознание то и дело затемняется. И уже не слышит Спирька громового перестука конских копыт.

Это спешат пограничники. Выстрелы услышали.

Спирька пришел в себя на заставе.

Я помогал лекпому перевязывать его. Терпеливый парень, даже не застонал ни разу, только зубами скрипел. А увидел меня — глаза слегка заблестели, спрашивает:

— Дядя Матвей? Хорошо, что вы. Вот… а мне ведь ни капельки не больно.

— Ну, ну, ты это брось, парень!

— Правда. Только голова немного кружится. Дядя Матвей, как вы думаете, есть у меня теперь пограничная отвага или нет?

Я успокоил его, да и как иначе — ведь подвиг совершил мальчишка, а такое не каждому человеку в жизни доводится.

Каримбаба Гусейнов

Рассказы Матвея Вьюгина - img_11.jpeg

Ранней весной начальник заставы стал посылать меня в колхоз, который организовался недалеко от нас.

10
{"b":"551637","o":1}