Приводим рассказ г-жи В. Д. М.-П. о чудесном выздоровлении ее сына.
«27 мая 1878 года четырнадцатилетний сын наш Дмитрий заболел непонятным для нас недугом: страданием уха, головы и челюстей, с сильною течью из правого уха и жаром, доходившим до 40 градусов. При этом он лишился слуха. Ночью он стонал, кричал от боли, бредил. Его сон был беспокойным, прерывистым; но часто ночи проходили совсем без сна. Мы приписывали эти страдания внутреннему нарыву в ухе и очень боялись последствий. Приглашенный доктор ― специалист по ушным болезням г. Беляев, ― по тщательном осмотре больного, объявил нам, что у нашего сына очень серьезный случай ушного катара, происшедшего вследствие воспаления среднего уха, и что этот упорный катар произвел прободение барабанной перепонки. Эта болезнь признается неизлечимою. Доктор Беляев, между прочим, стал нас утешать, говоря, что надежда есть на молодые годы больного, что в этой болезни необходимо большое терпение, что в отдаленном будущем можно надеяться на поправку и т. п. Присутствие же нарыва он положительно отрицал. После двух недель то усиливающихся, то ослабевающих страданий доктор посоветовал нам перевезти сына в деревню на чистый воздух, так как у больного явилось сильное малокровие, страшная бледность и упадок сил. Повинуясь совету врача, мы бережно перевезли сына в деревню (в Можайском уезде Московской губернии), надеясь на благотворное влияние перемены воздуха. В самый день приезда страдания больного до того усилились, что лицо его искажалось, глаза с трудом открывались, и очень часто мучительные крики стали раздаваться по всему дому… С каждым днем страдания и слабость усиливались, так что больному трудно было приподнимать голову с подушки, и малейший шум или даже звук причиняли ему крайние страдания. Вообще состояние его казалось безнадежным, но Господь велик и милостив. 24 июня мой муж приехал из Москвы в деревню и предложил мне всей семьей ехать помолиться и поговеть в Оптину пустынь и там попросить благословения и св. молитв о. Амвросия. Уезжая, мы поручили больного сына попечению учителя и старой няни, которые оба его любили и в которых мы были уверены.
Приехав 26 июня в Оптину пустынь, муж мой, две дочери, племянник, воспитанница, горничная и я ― все мы отправились в скит к о. Амвросию и передали батюшке о состоянии нашего больного сына и просили его св. молитв о болящем. Батюшка спокойно ответил нам, приветливо улыбаясь: „Ничего, ничего, успокойтесь, все пройдет; молитесь только Богу“. Каждый день мы стали посещать о. Амвросия, и батюшка был настолько милостив, что беседовал с нами подолгу и тем подкреплял нас всех, говоря, что „молитва родителей доходна до Бога; веруйте только в Его милосердие и молитесь, и Господь вас утешит“. Мы говорили ему что не надеемся на свои грешные молитвы, а уповаем на его ходатайство и св. молитвы. Он дал нам понять, что Господь нас обрадует. По совету и благословению старца мы пробыли в Оптине еще три дня, чтобы поговеть. Исповедь у него оставила в нас глубокое впечатление… 1 июля, получив известие о сыне, что его невыносимо-болезненное состояние ухудшается с каждым днем, и что по-видимому надо ожидать близкого конца, мы решились, не медля, приняв благословение о. Амвросия, тотчас пуститься в обратный путь. Но батюшка благословил нам выехать только на другой день. 2 июля, после ранней обедни, в 9 часов утра мы все пришли к старцу. Он всех нас благословил с лаской и напутственным словом и, обращаясь к моему мужу и мне, сказал: „Не беспокойтесь и не огорчайтесь; поезжайте с миром, надейтесь на милосердие Божие, и вы будете утешены. Молитесь Богу, молитесь Богу! Вы будете обрадованы“. Потом он подал мне два небольших креста, надетых на пояски с вытканными на них молитвами: одна св. Тихону Задонскому, а другая ― свт. Николаю Чудотворцу ― для меня и для нашего сына со словами: „Передай сыну мое благословение“. Уходя, мы еще раз усердно просили его молитв. „Хорошо, хорошо“, ― отвечал он поспешно и тотчас прибавил: „И вы молитесь Богу“. Благословивши всех, он нас отпустил.
Через час мы пустились в обратный путь домой к сыну. На станцию (в 10 верстах от имения) мы прибыли 3 июля в четыре часа утра. Кучера, ожидавшие нас с экипажами, передали нам, что страдания нашего сына с нашего отъезда все усиливались, и состояние его здоровья ухудшалось с каждым днем; особенно 2 июля он страдал невыносимо, и крики его раздирали душу каждого, до кого они доносились. Сна не было целый день, так же как и две предыдущие ночи, и силы больного совсем упали. Учитель и няня собирались было уже послать в Москву за доктором, когда получена была наша телеграмма о нашем возвращении из Оптиной. С невыразимым трепетом и сердечной тоской мы поехали со станции… Вдруг, не доезжая двух верст до нашего имения, мысли мои были прерваны внезапной остановкой нашего экипажа. Воспитатель нашего сына на всем скаку подъезжал к нам, и в эту минуту я подумала, что верно все кончено, и его уже нет на свете. Но воспитатель, которому сын наш был поручен, объявил нам с большой радостью, что с больным произошел какой-то необычный случай, или кризис (как он сказал), и что он в настоящее время совершенно здоров. ― „Здоров?“ ― Ушам не верилось. „Да, ― повторил он, ― слава Богу, Дмитрий совершенно здоров“. В коротких словах он передал нам, как произошло чудесное выздоровление. После мучительно проведенных суток (2 июля) умирающий мальчик, изнуренный и разбитый, заснул вдруг крепким сном в 11 часов ночи, ― и сон его был тих и покоен. Таким образом он проспал до 4½ часов утра (3 июля). Когда он проснулся, то был совершенно здоров, бодр и силен. Течь из уха прекратилась, и слух вернулся; осталась только бледность. „Теперь он встает, ― прибавил воспитатель, ― и одевается, хочет вас встретить на ногах“… Трудно передать то, что мы почувствовали при этом известии. Слезы радости и глубокой благодарности к Господу текли из глаз наших. В душе мы горячо славили и благодарили Бога и любвеобильного молитвенника о. Амвросия… Мы спешили домой. Мы не ехали, а летели. Когда мы вошли в залу нашего дома, дверь Митиной комнаты отворилась, и на пороге ее явился еще страшно бледный, но здоровый и веселый сын наш. Голова его еще укутана была белыми платками. В эту минуту он напоминал собою воскресшего Лазаря. Он радостно бросился нас обнимать, и обоюдным расспросам не было конца. Я передала ему привезенный мною крест, присланный ему о. Амвросием, и Митя приложился к нему и надел на себя с благоговением. С этого дня силы его все более и более укреплялись, аппетит вернулся; течь из уха более не возвращалась, и слух стал одинаково хорош на оба уха. Через неделю он уже мог приняться за умственные занятия и ездил верхом… В этом же году мы пригласили докторов на консилиум, и г. Беляев, после долгого осмотра нашего сына, не мог определить, в каком именно ухе было прободение барабанной перепонки; и только после того, как мы указали ему правое ухо, он заметил небольшой рубец и должен был признать это дело сверхъестественным. Вот совершенно истинная, хотя, быть может, и неумелая передача чудесного события, совершившегося в нашей семье по молитвам любвеобильного, дорогого старца Оптиной пустыни, родного батюшки о. Амвросия, память о котором никогда не изгладится из наших признательных сердец».
Одну свою духовную дочь, г-жу Б., и ее сына старец настойчиво задержал в Оптиной пустыни на одни сутки и тем предохранил их от поездки в том самом поезде, с которым произошла Кукуевская катастрофа.
«Однажды летом, ― рассказывал оптинский монах о. П. ― пришлось мне быть в Калуге. На возвратном пути в Оптину пустынь догнал меня священник с женою и мальчик лет одиннадцати. Разговорившись про батюшку о. Амвросия, священник о. Иоанн сказал, что приход его недалеко от станции Подборок, и что мальчик этот, его сын, рожден по св. молитвам старца о. Амвросия. Жена священника подтвердила слова мужа. „Истинная правда, ― сказала она. У нас деток не было. Мы скучали и часто приезжали к батюшке, который нас утешал, говоря, что он молится за нас Богу. У нас и родился вот этот самый мальчик. Кроме него у нас детей нет“. Священник рассказал при этом следующее: „В одно время заболел у нашего сына глаз. Поехали мы с женой и с ним в Козельск к доктору, но предварительно заехали в Оптину и пришли к о. Амвросию. Старец, благословив мальчика, начал слегка ударять по больному глазу. У меня волос дыбом встал из опасения, что старец повредит мальчику глаз. Мать заплакала. И что же оказалось? Приходим мы от старца в гостиницу, и мальчик заявляет нам, что глазу его лучше, и боль в нем утишилась, а затем и совсем прошла. Поблагодарив батюшку, мы возвратились домой, славя и благодаря Бога“».
