Платье для просушки повесила на спинку кровати. А вместо него пришлось нацеплять балахон - не ходить же в чем мама родила. Тело тут же начало чесаться. До чего кусачая зараза, словно меня блохи на абордаж взяли.

Не переставая чесаться, я встала на сундук и выглянула в окно. Уже почти стемнело, но в свете множества факелов было хорошо видно, как во дворе расхаживали неизвестные мне индивиды. Все женские, да и мужские особи были чем-то заняты, все, кроме одного. Хотя, можно сказать, и он занят был: лобызал какую-то деваху, высоченную как жердь и такую же тощую. Целовались они долго, даже наблюдать устала, а потом дамочка слово почувствовала на себе мой взгляд, замерла и резко обернулась. Посмотрела на нее и меня посетило осознание: какая же я, зараза, страшная в сравнении с ней, прямо как атомная ночь. И до того обидно стало, потому что лобызалась дамочка с моим мужем. Юра, или как его там (?), тоже смотрел на меня и ухмылялся. Странно, но сейчас он не вызывал такого восторга. Вроде все так же красив, высок, статен, но что-то в его лице, во взгляде, вызывало омерзение, граничившее с тошнотой.

"И почему я в него влюбилась, что нашла в нем, как не заметила эту жестокость в глазах? Не понимаю. С какого перепуга мне на него так крышу сорвало?"

Дамочка что-то шепнула на ухо Юре и вновь обратила на меня взгляд огромных сногшибательных глаз, пухлые губы слегка скривились, она отбросила на плечо прядь огненно-красных роскошных волос, чуть сморщила носик и вдруг ощерилась на меня, показав внушительный частокол клыков, так плохо вязавшийся с кукольным личиком. От неожиданности я дернулась назад и, тут же потеряв равновесие, полетела на пол, сильно приложившись спиной. От боли из глаз посыпались искры. Смех Юры я не услышала, скорее почувствовала. Лежала на полу, смотрела в потолок, борясь со слезами, сжимала кулаки и черт знает почему знала, что он смеется, зло, ехидно и обидно.

Подонок... Мало того, что втянул хрен знает куда, так еще и опять навредил, из-за него толком ничего не рассмотрела.

Что делать человеку, запертому в четырех стенах? Размышлять о смысле жизни, отдаваться философии? Но, вот беда, смысла я сейчас ни в чем не видела, а от философии была крайне далека. Так чем же себя занять одной отдельно взятой невезучей и злой женщине, когда уже все трещины в потолке, камни и щели пересчитаны? Что ей делать, если даже с жуком о своих бедах поговорить успела, как бы странно это ни выглядело со стороны? Только строить коварные планы жестокой мести. Вот этим я и занималась.

Первым делом воскресила в памяти смазливое лицо недосупруга и от души дала ему промеж глаз. Живое воображение тут же услужливо показало, как оба глаза медленно стали наливаться огромными синяками, опухать, опухать... пока не превратились в щелки. На достигнутом я не остановилась. Отвела ногу назад и треснула со всей дури по самому уязвимому месту, пока он катался по полу, еще и отпинала от души. Дальше воображение совсем уже расшалилось и показало мне врага в чем мать родила, измазанного медом и сидящего голой жопой на муравейнике. Даже несмотря на то, что это только мои мечты, но его крик, переходящий в поросячий визг, оглушал и так приятно грел душу. А уж вид муженька, страдающего сильной диареей и не менее сильным насморком, боявшегося даже чихнуть, и вовсе поверг в неудержимый хохот. Воображение услужливо продолжало подкидывать все новые и новые инквизиторские пытки, заставляя меня улыбаться и смеяться, словно я уже сошла с ума. А может, так оно и есть?

Уснула, когда совсем стемнело, с блаженной улыбкой счастливого человека на устах.

Утром, как только проснулась, первым делом надела еще влажное платье. В нем я чувствовала себя более защищенной, что было смешно. Какая защищенность, если ты неизвестно когда, неизвестно где, неизвестно с кем и, самое главное, неизвестно зачем. Сколько ни крутила события в голове, сколько ни пыталась их втиснуть в привычные рамки, да что толку, невозможно куб пропихнуть в круглую коробку, тем более, если она в несколько раз меньше. Все происходящее просто не поддавалось логике и не имело смысла, как ни крути. Ломать мозг, обдумывать все это уже не хотелось. Какой смысл раз за разом разбивать голову о ту же самую стену? Трещины тоже наскучило считать, с жуком диалог так и не сложился, а мышка, смахивающая на тушканчика, заглянувшая на обед и ушедшая ни с чем (если не считать инвалидности: пожизненной глухоты на оба уха), вызывала только одно желание: не передвигаться больше по полу никогда. Вот и пришлось мне сидеть на кровати, кутаться во влажное платье и, дрожа от холода (как-то резко похолодало), смотреть в одну точку. Я тут обнаружила, что могу так просидеть, впадая в странный транс, довольно долго и ведь даже не моргаю при этом.

Раньше всегда мечтала о тишине, о покое, о месте, где буду только я и мои мысли. Но вот сейчас поняла: дура была, самая настоящая. Иногда тишины может быть слишком много.

Вот так вот сижу, ни хрена не делаю и думаю: "Помру в полном одиночестве и всеми позабытая и позаброшенная..." Да сейчас! Кто ж мне позволит такую роскошь.

Почему не слышала пришедших, не знаю. Невольно закралось подозрение, что раньше они специально шумели, чтобы дать мне время спрятаться, поиздеваться над бедной пленницей. Зашли так бесшумно, даже дверью не скрипнули - и пискнуть не успела, как дверь открылась, и в следующую секунду болталась я в руках двух верзил, даже пальцами ног до пола достать не могла. А эти архаровцы моего веса и не почувствовали, бодренько направились к выходу.

Они идут, и я иду, вот сама не знаю, зачем ногами по воздуху перебираю. Впрочем, мои носильщики и внимания на это не обращают, тихо переговариваются о чем-то. Решила прислушаться, мало ли что-то нужное, жизненно необходимое.

- Кто сегодня выбирает?

- Трое из темных, четверо из знати и Он.

Вот мне совсем не понравилось, как звучало это "он".

- Опять испортит сосуд. После него можно только хоронить.

- Он воин, истинный, первый. Не нам решать.

Ой, чую, быть беде, хотя куда уж больше, чем сейчас есть. Хуже и быть не может. Оказалось, еще как может.

Притащили меня во двор и поставили в ряд с десятком таких же, как я, мучениц. Я осмотрела подруг по несчастью и поморщилась. В глазах пленниц животный ужас, но бежать никто не пытается. Из одежды на ком сорочки, местами драные, на ком хламиды, были даже простыни, на одной вообще тряпка, а под левым глазом огромный синяк. В сравнении с ними, я в своем "платье мечты" (чтоб ему гореть синим пламенем, но, главное, не на мне), хоть и нелепо смотрюсь, но более прилично. Хотя о каких приличиях сейчас разговоры.

Я вздохнула и уставилась в песок. Смотреть на товарок по несчастью не хотелось, они заставляли исчезать даже призрачные надежды на спасение. Жаль, жизнь - не сказка, а то прискакал бы принц на белом коне и спас бы меня. Мечты...

"А ну хватит мечтать, Ирка, уже вон - домечталась, теперь не разгребешь те мечты. Соберись, спасение утопающих - дело рук самих утопающих, - отчитала саму себя. - Возьми себя в руки и в бой".

Первым делом решила осмотреть местность в поисках спасительных лазеек. Лазеек было много, и всего-то надо только научится летать или стать кротом, потому как по всему периметру, который могла видеть, возвышалась огромная стена, какие были в средневековых замках. Такую не перепрыгнешь и без лестницы не перелезешь, а перелезешь - не спустишься. Еще и местные аборигены столпились и на нас посматривают. Нашли, тоже мне, развлечение, шоу "Последние дуры Земли". Судя по обширной толпе, все тут собрались, голубчики. И впрямь шоу.