/////
Смерть меняет все. Умирая, человек меняет жизни всех, кто впустил его в свое сердце. Меняет бесповоротно и навсегда. Кого-то делает сильнее, а кого разбивает на части и превращает в ничто. Рен стала ничем. Ей снова снился этот кошмар. За последние несколько лет он снился ей столько раз, что она могла бы даже днем воспроизвести все детали этого сна, прокручивать его в голове, как фильм. Одни и те же декорации, звуки, лица. Была ясная ночь. Рен не могла уснуть, и потому просто лежала в постели, широко раскрытыми глазами глядя в окно. Ей хотелось иметь такое острое зрение, как у кошки, или как у ястреба, или еще лучше, чтобы можно было рассмотреть звезды, и планеты, и галактики…Увидеть своими глазами картины, которые ей рисовало воображение. Хлопнуло чье-то окно, и Рен услышала музыку. Она закрыла глаза и стала прислушиваться. Мелодия была ей хорошо знакома, но она никак не могла вспомнить откуда. Неро спал рядом, отвернувшись лицом к стене. Он, как обычно, сжимал в кулаке край одеяла и даже во сне был напряжен. Рен не хотела его будить. Она тихонько выбралась из-под одеяла и босыми ногами по холодному полу подошла к двери, аккуратно повернула ручку, вышла в коридор. Их комната с Неро была последней, дальше слева кабинет, а справа спальня родителей. Именно оттуда доносилась музыка. Чем ближе Рен подходила к спальне, тем громче и отчетливее были звуки. В голове было то кошмарное зудящее чувство, когда пытаешься что-то вспомнить, но не можешь. Словно собираешь пазл, а тебе не хватает нескольких последних деталей, составляющих центральную часть картинки. Она медленно отворила дверь родительской спальни и вошла внутрь. Музыка была чрезвычайно громкой, но родители почему-то не просыпались. Рен сделала шаг вперед и еще шаг. А затем она вдруг начала задыхаться, толи от страха, толи от волнения, толи от чего-то еще. Страх? Волнения? Откуда они взялись? Когда Рен подошла совсем близко, то увидела в постели, среди простыней, змею. Это была небольшая тонкая змея с темной переливающейся чешуей и красным пятном на голове. Змея подняла голову, посмотрела на Рен, а затем поползла к матери. Рен вскрикнула и потянулась, чтобы отбросить змею, но та уже исчезла. В следующий миг музыка стала настолько громкой, что у Рен закружилась голова. Она ухватилась рукой за первую попавшуюся вещь, чтобы удержать равновесие. Ею оказалась настольная лампа, которая тут же стала падать, но повисла на проводе в нескольких сантиметрах от пола и стала раскачиваться из стороны в сторону, ударяясь о тумбочку. Провод заискрился. Свет то зажигался, то гас. Затем резко стало очень темно. Музыка стихла. Раздались два одиночных крика. Рен проснулась в своей постели. Неро не было рядом. Он никогда больше не подходил настолько близко.
/////
Ноэль был почти уверен, что не проснется на этот раз. Его кошмары стали меняться, единственное, что осталось несокрушимым, - главный закон сна: смерть в кошмаре означает окончательную смерть наяву. Ноэль говорил себе, что это неправда, говорил множество раз, но никогда не верил своим словам. И, как бы ни уверено звучали доводы днем, при свете солнца, он ни за что не осмелился бы проверять эти теории ночью. Если это было трусостью, Ноэль был готов признать себя трусом. Он бежал по равнине. Теперь. Всего час назад на этом месте стоял жилой район. Сейчас об этом напоминали только крошки и пыль, в которую превратились стены домов. Иссушенные, распластанные стебли растений рассыпались под его ногами. Ноэль поднял голову и посмотрел на вершину вулкана, из жерла которого поднимались густые клубы черного дыма. На его лицо садились мелкие частички пепла. Земля дрожала и стонала, каждые несколько минут приходя в движение. Один из последних целых домов дал трещину и рухнул на бок, едва не похоронив Ноэля заживо. Единственная оставшаяся стена покосилась, но все же устояла, оставив надежду на падение при следующем толчке. Ноэль шел без остановки почти час, но за это время ему не встретилось ни одно живое существо, будь то человек или зверь. Даже птицы и насекомые куда-то исчезли. Произошел еще один подземный толчок, и количество пепла увеличилось в разы. Ступни даже через подошвы ботинок чувствовали сильный жар. Асфальт накалился и дал множество трещин. Самым высоким уцелевшим зданием был храм, расположенный на самой вершине холма. Холм остался в стороне от вулкана, и, избрав это направление, Ноэль вынужден был оставить огнедышащего врага за спиной. Миновав несколько кривых узких улочек, он остановился перед озером. Внутри полыхал пожар. Ноэль отшатнулся назад и только спустя несколько секунд понял, что увидел в отражении озера огонь, вспыхнувший в одном из зданий, занимавших более высокий уровень. Температура воздуха неумолимо повышалось, а с ней и риск возникновения пожара.
Тут все будет гореть.
Вы все сгорите и станете пеплом.
Ничего не останется после вас: ни слов, ни вещей, ни памяти, ни видений.
Ноэль уже не мог идти, он бежал, стараясь обогнать время и самого себя, возвращающегося из прошлого. Толчки усилились. Земля гудела под ногами. Асфальт с треском ломался на части. Пепел забивал ноздри, мешал дышать. Ноэль бежал, чтобы успеть вернуться до рассвета.
/////
Фиби чуть подалась вперед, оперлась руками о каменную плиту и подтянула ноги. Ощущение холодного камня было невероятно приятно для ее ног. Теперь, когда ей ничего не стоило перенестись в любую точку города, любое движение было приятно. Если ты можешь очутиться в любой точке города, какое место ты выберешь? Для Фиби самым природным было желание тишины и покоя, потому она и выбрала место, где мало людей. Этот старый склеп был заброшен уже много десятков лет, но именно из-за его древности и красоты управление кладбища поддерживало склеп в хорошем состоянии, регулярно проводя реставрационные работы. Тут сохранялись останки двадцати четырех представителей одного рода, но Фиби нарочно не стала читать фамилию. Про себя она называла это место «Загородный домик семейки Адамсов» и любила приходить сюда время от времени. Члени «семейки» успели стать для нее хорошими товарищами. Прислушавшись, можно было даже разобрать их приглушенные голоса, когда они разговаривали друг с другом, ругались или подшучивали. У одной из старушек был удивительно противный смех, и она, как на зло, очень любила смеяться. Фиби щелкнула пальцами, и все звуки стихли. Склеп погрузился в тишину, которая, казалось, толстым слоем пыли давила на пол и на легкие жницы. Ей нужно было сосредоточиться. Ее поиски продолжались уже несколько месяцев, но пока у нее в руках были только отрывистые, практически бесполезные данные, которые шли с опозданием в несколько лет. И даже визит в деревню, на который она возлагала большие надежды, ничего не дал. Ничего нового, кроме знакомства с призраком чокнутой старухи, но таких было полно и в этом склепе. Жница была плохим следопытом, раз жертва продолжала ускользать от нее. Она не может не выполнить свою работу. Не имеет права ошибиться. Работа жницы была не так уж и плоха, как ей казалось в начале обучения. Да, это было трудно, да изматывало, но Фиби получила гораздо больше, чем дала взамен. Игра стоила свеч. Перед ней на пыльной плите лежала перевернутая карта местности и компас, стрелка которого то и дело вращалась в разные стороны. Этот компас не указывал на север, он и не должен был. Разгадка должна быть где-то на поверхности, совсем близко, чем больше Фиби все усложняет, тем дальше отходит от верного решения. Грудь Фиби пронзила острая боль. Она резко спрыгнула на пол и отряхнула брюки. Ей говорили, что со временем это не будет так больно, но и эта боль не была ужасной, ей доводилось испытывать и похуже. Ей уже даже больше не надо было закрывать глаза, чтобы понять, что за душа нуждается в ней и где то самое место. Фиби просто нащупала связывающую их нить и слегка «потянула» за нее. Сначала тонкая, как волос, нить эта сейчас уже была толщиной с канат. Непрерывная. Неразрывная. Бесконечная. Она жница. Она спасает души от страданий и переводит их в Нижний мир. Она та, чью душу некому будет спасти.
