Воспоминаний об этом острове и силах, населявших его во времена его расцвета — двести пятьдесят миллионов лет назад. Об острове, которому не было подобных, занимавшем почти полностью все внутреннее море, благословенном острове богов, который вошел в легенды и вдохновлял самого Платона…

— Что вы знаете про Платона, вы, простая пастушка? — вспыхнул Ангерран.

Катарина вздернула подбородок.

— Я, конечно, не умею читать и писать, но знания мои огромны, потому что я получила их из первоисточника, и податели их сочли меня достойной их сохранять!

Пристыженный Ангерран поспешил извиниться.

— Я не хотел вас обидеть, Катарина! Прошу, продолжайте!

— Задолго до того как первый фараон взошел на трон Египта, гигантов оставалось всего несколько сотен в этом несовершенном мире. Однако люди их уважали и искали у них знаний. Образовалось два клана. Представители одного не желали унижать себя совокуплением с коренными жителями земель, на которых обретались. Представители второго, наоборот, видели в этом единственный способ спасения от вырождения. Первый клан пристал к нашим берегам и построил здесь свои нураги. Прошли века, и здешние гиганты ушли в небытие. А представители второго клана, пусть и утратившие через смешение кровей и вырождение большую часть наследия своих предков, изменили лицо Египта. Играя на тщеславии, фараоны использовали гигантов в своих низких целях. Став наемниками правителей Египта, шардана, как их называли местные жители, начали проливать кровь. Не желая смириться с такой низостью, небольшая часть гигантов покинула Египет, перебралась через море и обосновалась на этом острове, обнаружив на нем останки, напоминавшие им о величии их предков. Остров стал называться Сардинией. Однако им не удалось возродить свою цивилизацию в ее былом блеске. Она стала легендой, которую и записал Платон, — закончила Катарина и с гордостью посмотрела на Ангеррана.

— А пророчество? — осмелился напомнить он.

— Теперь я расскажу о нем. Но прежде несколько слов о том, что представлял собой древний остров, именуемый Высокими Землями. Так же назывался и белый город, на нем построенный. В центре этого города брали начало волшебные реки, но они, направляемые сильнейшей магией, стремились не к морю, а в иные, священные и невидимые земли. На вершине одной из башен города, в помещении под хрустальным куполом, похожим очертаниями на эту вот комнату, Древнейшие собирались вокруг стеклянной карты, на которой были установлены три пирамидальных флакона. Флаконы эти давали Древнейшим возможность возрождаться снова и снова. Увы, однажды карта и магические сосуды были украдены Морлатом, одним из Древнейших, разум которого поглотило желание завоевывать и властвовать. Совершив это преступление, он затаился и сто лет ждал, пока город вымрет, чтобы вернуться туда. Он не предвидел, что реки, посредством одной из которых он бежал в иной мир, исчезнут вместе с Древнейшими. Возвращаться Морлату пришлось по морю, благо при нем была карта, на которой было указано последнее местоположение острова. На корабль Морлата напали пираты. Он был очень силен, и все же испугался. Карта и флаконы попали в руки к пиратам, и следы их были утеряны. В мире еще жили гиганты, но они уже не могли вернуться в Высокие Земли. Из поколения в поколение искали они путь туда, но окончили свои дни здесь, и тем сильнее были их страдания, что черная душа Морлата нашла обратный путь и воцарилась в легендарном городе.

Муния кусала губы. Мысли теснились в голове. Все, о чем рассказывала Катарина, находило отклик у нее в памяти. Духи гигантов поведали ей ту же самую историю. Вспомнилась карта отца. Она была начертана на пергаменте. Отец полагал, что владеет оригиналом, но теперь Муния знала — это всего лишь копия. В душе ее зародилось сомнение. Почему отец, никогда прежде не опускавшийся до такой низости, обыскал багаж принца Джема во время пребывания последнего в Каире? И только обнаружив в одном из сундуков ларчик с флаконом, он рассказал ей о карте и этих пирамидальных сосудах…

Чуть позже, когда она плакала, узнав, что ей предстоит пожертвовать свободой и войти в гарем Джема, отец сказал, что синие флаконы нужны для того, чтобы попасть в новый неведомый мир. Откуда он узнал, как выглядят эти флаконы? На карте они были изображены схематично, в виде треугольников! Предположим, он не счел нужным объяснять ей эти детали, но почему он сам не выкрал флакон, вместо того чтобы заставлять ее, единственную свою дочь, выйти замуж за нелюбимого, да еще требовать, чтобы она, презрев все опасности, при первой же возможности завладела флаконом и привезла его в Египет? Может, он решил, что принцу известно местонахождение двух других флаконов и он расскажет об этом Мунии? Если так, почему он умолчал об этом? Все это было странно. До этой минуты Муния глубоко чтила отца и из уважения к нему, а также из любопытства, которое пробудила в ней эта карта, делала то, что ей было приказано и не задавалась вопросами. Однако теперь недомолвки человека, которого она любила, омрачили ее помыслы. Мать ее была прямой наследницей последнего фараона. Не поэтому ли отец на ней женился? Чтобы она научила его их языку, ревниво передающегося из поколения в поколение в царской семье, тому самому, который этой ночью помог ей понять духов гигантов, а им — понять, кто она такая…

Горько думать, что родной человек использовал тебя… Но Муния гордо вздернула подбородок и сказала:

— Мы должны найти этот остров, Катарина!

— Это — ваша судьба, — кивнула сардинянка, вставая с камня.

Настал тот главный момент, к которому хотела подготовить ее бабка. Она одернула юбку, переплела пальцы рук, сделала глубокий вдох и торжественным голосом произнесла:

— На острове ждут, скорее, не вас, а ребенка, которого вы зачали сегодня ночью. Он отправится в Высокие Земли не один. Их будет трое. И у каждого будет священный флакон, вместилище силы Древнейших. С помощью трех флаконов из синего стекла в оправе из кружева, сплетенного из серебряной нити, Высокие Земли, оскверненные Морлатом, будут спасены. Если они достигнут своей цели, один станет королем, вторая — королевой, а третий пробудит источник и вернет белому городу его былое величие. Вот что пророчат гиганты все двадцать восемь лет, которые я говорю с ними! Вот почему вы здесь оказались!

Условившись обо всем с Эймаром де Гроле, Жак де Сассенаж в сопровождении младшего сына вернулся в Бати. Была уже ночь, когда они спрыгнули с коней на своей конюшне. Вокруг было тихо, и единственным источником света оставалась луна.

— Иди ложись, сын! Я сам разбужу конюха, — сказал барон Франсуа, который зевал во весь рот.

— Это было бы неуважением к вам, отец! — возразил сын, которому не хотелось признаваться в своей слабости.

Жак ласково потрепал его по плечу.

— Иди, говорю я тебе, мне совсем не хочется спать. Франсуа с минуту постоял в нерешительности, потом повернулся и направился к замку. Ему не хотелось расстраивать отца еще больше.

Жак привязал поводья к специальному кольцу, вошел в конюшню и уверенной поступью направился в тот ее угол, где рассчитывал найти спящего на соломенном матрасе конюха — рыжеволосого паренька, от которого пахло похлеще, чем от лошадей. Из темноты послышалось покашливание, и кто-то нерешительно проговорил:

— Это вы, господин?

Жак повернулся на каблуках. Голос доносился от повозки, мимо которой он только что прошел. Он был знакомый, и все же сразу узнать говорившего он не смог. Инстинктивно схватившись за рукоять меча, он всмотрелся в темноту. Из кузова повозки неловко выбрался мужчина.

— Кто ты? — спросил барон, хотя по очертаниям фигуры уже стало ясно, что это не конюх.

— Это я, Жанисс! Жанисс из Сассенажа!

— Мэтр Жанисс? Но что вы, черт побери, здесь делаете? Почесывая одной рукой свой округлый живот, а второй потирая заспанные глаза, повар зевнул во весь рот, а потом неуверенным шагом приблизился к барону.