— А лучше всего, Кхами, обойтись и без тех, и без других…

— Увы, месье Макс, нам не удастся избежать комаров…

— И когда же нас будут жрать эти мерзкие насекомые?

— На подступах к реке…

— Ну, Кхами, если я прежде и верил в это, то теперь абсолютно не верю! — воскликнул Макс Губер.

— Напрасно, месье Макс. Она, быть может, совсем недалеко.

И действительно, проводник уже заметил некоторые изменения в характере почвы, а к трем часам пополудни его наблюдения стали подтверждаться: заболоченные места все чаще стали попадаться в этой части леса.

Там и сям светились лужицы, поросшие жесткими водяными растениями. Друзья даже подстрелили дикую утку, чье присутствие указывало на близость реки. А по мере того, как солнце клонилось к горизонту, все отчетливее слышалось кваканье лягушек.

— Или я очень сильно ошибаюсь, или же страна комаров совсем близко, — сказал проводник.

Последнюю часть дневного маршрута они преодолевали с большими усилиями. Вся территория густо заросла крупными явнобрачными растениями, пышному развитию которых способствует влажный и теплый климат. А сеть лиан заметно поредела на деревьях, отстоящих друг от друга значительно дальше.

Макс Губер и Джон Корт не могли не признать резких перемен, которые являла их глазам лесная панорама по мере продвижения к юго-западу.

Однако же вопреки прогнозу Кхами зеркало водяной глади все не открывалось их взорам.

Тем не менее уклон местности становился более явным, рытвины — более многочисленными. Требовалось много внимания, чтобы не увязнуть: выбираться пришлось бы с большим риском быть искусанными. Сонмища пиявок кишели в этих заполненных водою провалах, а на поверхности носились гигантские многоножки, отвратительные почти черные существа с красными лапками, как будто созданные для того, чтобы вызывать невыносимое омерзение.

И, словно компенсация, ласкающее взор зрелище — бесчисленные громадные бабочки с переливами богатейших расцветок, грациозные стрекозы, представляющие такую лакомую добычу для зимородков, черепашек, белок!

Проводник заметил на кустах не только огромное количество ос, но и множество мух цеце. К счастью, укусы мухи цеце для путников менее опасны, чем осиные жала. Яд этого насекомого смертелен для лошадей, верблюдов, собак, но на человека и на хищных животных такого действия не оказывает.[28]

Вот в каких условиях маленький отряд совершал спуск в юго-западном направлении до половины седьмого, весь этап был долгим и изнурительным. Кхами уже подумывал о выборе места для ночевки, когда Макса Губера и Джона Корта насторожили отдаленные крики Лланги.

По своему обыкновению, мальчик несся впереди, шныряя по сторонам, и вот теперь он звал к себе во весь голос. Уж не повстречался ли он с каким-нибудь хищником?..

Макс Губер и Джон Корт помчались на призыв, готовые немедленно открыть стрельбу. Но скоро они успокоились.

Забравшись на огромный ствол, указывая рукой на просторную поляну, Лланга возбужденно кричал:

— Река! Река!..

Кхами присоединился к ним, а Джон Корт только и смог выговорить:

— Долгожданная вода!

В полукилометре от них, на широком безлесном пространстве, змейкой вилась прозрачная полоса, в которой играли последние лучи заходящего солнца.

— Вон там, по-моему, и следует сделать привал, — предложил Джон Корт.

— Да… там… — поддержал его проводник. — И будьте уверены, эта река приведет нас к Убанги!

В самом деле, несложно было соорудить плот и отдаться на волю течения.

На подходах к реке им пришлось преодолевать сильно заболоченный участок.

Сумерки очень коротки в экваториальных странах, и темнота уже окутала землю, когда проводник и его спутники ступили на довольно крутой берег.

В этом месте деревья росли негусто, более плотные группы их виднелись в верхней и нижней частях течения.

Ширина примерно в сорок метров говорила о том, что это был не простой ручей, а приток какой-то большой реки. Течение казалось не слишком быстрым.

Здравый смысл повелевал дождаться завтрашнего утра, чтобы в полной мере оценить ситуацию. Пока что больше всего озабоченный поисками сухого пристанища для ночлега, Кхами набрел случайно на углубление в скале, нечто вроде грота в известковой прибрежной породе, куда вполне могли поместиться все четверо.

Поужинать решили остатками жареной дичи, чтобы не разжигать костер, который мог привлечь животных: крокодилов и гиппопотамов полным-полно в африканских реках. Если они посещали и эту речку, что выглядело правдоподобно, то разумней постараться избежать ночной атаки.

Хотя, по правде говоря, дымный костерок у входа в пещеру развеял бы тучи комаров, которые буквально облепили весь берег. Но из двух зол выбирают меньшее, и уж лучше пренебречь укусами комаров и прочей летающей нечисти, чем рисковать встретиться с огромной пастью аллигатора.

Несколько часов Джон Корт нес вахту у входа в грот, тогда как его товарищи спали сладким сном, невзирая на комариный писк.

Он не заметил ничего подозрительного, но несколько раз ему чудилось, будто он слышит одно и то же слово, жалобно произносимое человеческими устами…

И слово это — «нгора», что на туземном языке означает «мать».

Как было не радоваться, что проводник столь своевременно обнаружил грот, самой природой вписанный в береговую линию… Почва здесь сухая, из тонкого песка. Ни малейших следов сырости ни на стенках, ни на «потолке». Благодаря своему убежищу его обитателям не страшен дождь, непрестанно хлеставший до самой полуночи. Теперь у них есть надежное пристанище на все то время, что потребуется для сооружения плота.

Дул довольно сильный северный ветер. Небо, впрочем, очистилось к рассвету. День обещал быть жарким. Может, Кхами и его спутники еще пожалеют о тенистых деревьях, под которыми они брели пять дней.

Джон Корт и Макс Губер не скрывали своего отличного настроения. Утомительные пешие переходы позади, река спокойно пронесет их около четырехсот километров, вплоть до своего впадения в Убанги, чьим притоком она, видимо является. Три четверти маршрута они пройдут в куда более благоприятных условиях…

Необходимые расчеты с достаточной степенью точности выполнил Джон Корт, получив исходные данные от проводника.

После этого взгляды их обратились сперва в одну, потом в другую сторону, то есть сначала на север, а затем на юг.

Вверх по течению река, бежавшая на этом отрезке пути почти по прямой линии, в каком-нибудь километре исчезала под густой сенью деревьев.

В нижнем течении плотная зелень начиналась ближе, метрах в пятистах, там река делала крутой поворот к юго-востоку. С этого изгиба начинался настоящий лес.

Выходит, что они оказались на широкой болотистой поляне, которая занимала часть береговой полосы. На противоположном, левом берегу деревья стояли плотными рядами. Строевой лес возносился над шумным морем зелени, его макушки, озаренные восходящим солнцем, четко вырисовывались на дальней линии горизонта.

Русло реки заполняла чистая прозрачная вода, она неспешно влекла за собою старые подгнившие стволы, упавшие кусты с корнями, пучки травы с обоих берегов, подмываемых течением.

В памяти Джона Корта всплыло загадочное слово «нгора», услышанное ночью: он начал осматривать окрестности в поисках того, кто мог его произнести.

Представлялось вполне допустимым, что кочевники решались иногда спускаться по этой реке до Убанги, да и вообще на столь огромном лесном пространстве, которое доходило на востоке до истоков Нила, могли бродить кочевые племена, могли обитать и оседлые…

Но американец никого не увидел ни на болотистых подступах к реке, ни на ее берегах.

"Наверное, мне почудилось… — подумал он. — Я мог задремать на минутку, и это слово возникло во сне".

Он ничего не сказал своим спутникам об этом происшествии.