— Пойду в свой ЦСКА, — не раз оповещал он ребят. И в самом деле, после окончания учебы он оказался в этом прославленном клубе. Однако армейские тренеры не разглядели в этом парне его индивидуальности. Гусаров надолго засел в дубле. Ему ясно давали понять, что на переход в основной состав особенно надеяться нечего.

В декабре 1957 года Маслов предложил Геннадию перейти в «Торпедо», и уже на следующий сезон о Гусарове заговорили как о спортсмене, подающим надежды. А в шестидесятом — он был назван вторым среди лучших центральных нападающих страны.

В команде Гену называли «аристократом», вероятно, потому, что он учился в таком известном и популярном институте, как авиационный. Он успешно закончил его и мечтал серьезно работать по специальности. В бытность его в «Торпедо» я всегда помню Геннадия с книгой в руках — то с учебником по высшей математике, то с какой- нибудь литературной новинкой. Человек он был общительный, необыкновенно живой, эмоциональный и всеми впечатлениями о прочитанном охотно делился с нами.

— Люблю, когда человек красиво мыслит, — признался однажды он.

Сам Геннадий красиво мыслил и в жизни, и на футбольном поле. Именно это качество помогло ему быстро вписаться в торпедовский коллектив, стать «своим человеком» в пятерке форвардов, рядом с такими поэтами футбола, как Метревели, Иванов, Батанов… Гену отличала высокая индивидуальная техника, а главное — сильный, отлично поставленный удар с обеих ног. Это делало его грозой вратарей. Не раз даже до меня, через все поле, доносились их крики, обращенные к защитникам:

— Держите Гусарова!

Но и это не всегда помогало. Только в официальных играх на первенство и кубок он провел в ворота соперников, выступая за наш клуб, 69 голов. А выступал он за нас три–четыре года. Вот и подумайте, насколько эффективной по сравнению с другими была его игра.

Сейчас, с вершины прошедших лет, хорошо видно, какую большую роль сыграл Гусаров в нашей команде. Стоит лишь сосредоточиться, и тут же видишь Геннадия на острие наших атак, то яростно рвущимся вперед сквозь оборонительные заслоны, то поражающим ворота соперников из самых неожиданных положений, в самых сложных ситуациях.

Например, матч первого круга чемпионата страны 1960 года с таллинским «Калевом». Тринадцать минут спокойной, равной игры. Очередное наступление на ворота гостей. Их защита плотно «держит» каждого из торпедовцев и медленно отходит на свою территорию. Мяч попадает Гусарову. Молниеносным взглядом он окидывает поле: все партнеры плотно прикрыты. Что делать? Гусаров принимает решение: немедленно, почти без подготовки, с дистанции в 25 метров бьет по воротам. Мяч с силой влетает прямо в «девятку». В дальнейшем мы выигрываем этот матч с общим счетом 6:0. После окончания второго тайма эстонские футболисты признались, что их буквально деморализовал первый гол.

В этом же поединке Геннадий еще раз заставил соперников начинать с центра поля, но сделал это уже совсем по–иному. Тонко, изящно разыграл он сложную многоходовую комбинацию с Ворониным, Фалиным и Метревели, в решающий момент красиво оторвался от своего защитника, вышел на открытую позицию и буквально с пяти метров головой послал мяч в сетку. Вот это умение действовать разнообразно, постоянно держать соперника в напряжении, удивлять неожиданными ходами — было едва ли не самой характерной его чертой, которую хорошо знали и использовали его партнеры. В московском «Динамо», куда Геннадий перешел в шестьдесят третьем году, он не встретил такого взаимопонимания, как в «Торпедо», стиль игры команды был совсем иным, чем тот, для которого он был создан. И его талант несколько потускнел, хотя еще долго он был на виду и время от времени призывался под знамена сборной.

Когда я пришел в московское «Торпедо», Слава Мет- ревели отыграл уже здесь полтора сезона и считался старожилом, но ничем не выделялся среди других. И вдруг в Сочи, куда мы приехали, как обычно, на учебно–тренировочный сбор, он оказался в центре такого пристального, такого трогательного (а затем и надоевшего всем нам) внимания, что нас, новичков, это просто удивило. Его с утра до вечера окружали мальчишки, к нему приходили в гости взрослые, о нем чуть ли не каждую неделю помещала информацию местная газета. В то время (весной пятьдесят восьмого) Слава еще не был тем виртуозом, каким стал позже. А «ларчик» открывался просто: оказывается, что здесь, в Сочи, начал Слава свою футбольную карьеру, здесь играл за сборную школьников города, отсюда уехал в горьковское «Торпедо», а оттуда к нам.

В статьях, которые мне пришлось читать о футболе, авторы, в подавляющем большинстве профессиональные журналисты, объясняли высокий класс игры Метревели как нечто богом данное. Мы же, торпедовцы, знаем, как настойчиво, серьезно и, главное, вдумчиво шлифовал Слава свой природный талант. Он внимательно присматривался к тому, что и как делают его коллеги в других командах, жадно и много читал отечественную литературу по футболу и буквально «мучил» своими вопросами Маслова.

— А это зачем?

— Скажите, как бы следовало поступить в таком случае?

Славу любили в команде. Легкий, покладистый характер создавал вокруг него атмосферу дружелюбия и глубокого расположения к нему. Его искренняя преданность футболу подкупала еще больше. Как только дарование Славы начало проявляться в полную силу, ко всем многочисленным делам и заботам прибавилось еще одно, быть может, самое трудное — отбиваться от гонцов с родной стороны. Родители Славы жили в Тбилиси. В этом городе жили и тысячи горячих почитателей Славиного таланта. И их родной команде «Динамо» очень не хватало Мет- ревели. В этом убеждали его посланцы столицы Грузии, прибывавшие к нам чуть ли не после каждой игры, в которой отличился Слава.

А он, отбив очередную, увы, нелегкую атаку, говорил счастливо и убежденно:

— Никуда я от вас не уеду, ребята. Мы с вами еще таких дел натворим!..

Однако, когда из команды ушел Маслов, Слава одним из первых покинул наш футбольный корабль. Но это не было клятвоотступничеством. Наоборот, тут проявился благородный, честный характер южанина: так он протестовал против несправедливости, допущенной по отношению к Виктору Александровичу.

С великим удовольствием и радостью вспоминаю игру этого замечательного мастера. В бытность его в нашей команде, случалось, говорили, что Метревели «грешит» индивидуальной игрой. Но разве это можно было считать недостатком? Наоборот, это высшая форма футбольного искусства. И наш товарищ был одним из тех немногих, кто в совершенстве овладел ею. Метревели умел в нужный момент смело, решительно и эффективно вести борьбу один на один с защитниками противника. Когда соперники прибегали к массированной обороне, когда в ход пускалась пресловутая персоналка, дело часто решал именно Слава. Часто при помощи артистичного дриблинга и своей «космической» скорости он взламывал старательно подготовленную соперниками оборону, выигрывал территорию, отвлекал на себя все новые и новые силы, а затем неожиданно, умно и точно играл в пас. После этого партнерам чаще всего оставалось лишь протолкнуть мяч в сетку или расстрелять ворота с открытой позиции. Как–то на досуге перелистывал я изданный в 1972 году справочник «Все о футболе». В нем имеется список ведущих советских мастеров кожаного мяча. С горечью и сожалением я не нашел там имени Валентина Денисова, который славился в конце 50‑х годов как замечательный техник, истинный виртуоз игры.

После чемпионата мира 1958 года у нас в команде Валентина стали называть «наш Пеле». Было в игре этого мастера действительно что–то напоминающее великого бразильского футболиста — такая же кошачья мягкость движений, великолепное «чувство ситуации». Мне импонировало его уважительное отношение к мячу. Сколько его помню, он всегда держит его в ногах или на голове, выходит в свободное время поработать над каким–либо сложным приемом или просто пожонглировать. Игру он любил самозабвенно. Однажды он сказал мне:

— Ты знаешь, Виктор, я, кажется, готов сам платить деньги за то, чтобы мне разрешили играть.