Глава шестая Выходит, что любовь иногда творит чудеса?

Он позвонил в соседскую дверь. Открыл отец Люды. Улыбаясь, отец Людмилы пригласил его пройти в комнату. В комнате был накрыт стол. Ближе к столу сидела мать Люды. Сама Люда сидела на диванчике с довольно отрешенным видом. Семейство вроде бы как смотрело какую-то передачу по телевизору. Его посадили за стол и налили рюмку водки. Хозяин дома произнес какой-то тост. Они выпили. Люда выпила немного вина. После пяти десяти минут разговора ни о чем родители поднялись из-за стола и заявили, что идут спать и удалились в соседнюю комнату. Они остались в комнате вдвоем. Люда подняла на него свои прекрасные бархатные огромные глаза. В них он прочитал, что она жалеет об их затянувшейся ссоре. Он пересел к ней на диванчик. Вложил ее изящную ладошку в свою ладонь, и так они просидели часов до двух ночи, почти ни о чем не разговаривая, а только время от времени обмениваясь долгими взглядами. Они снова прекрасно понимали друг друга без всяких слов. Он спал всего часа три. Но когда встал и стал готовиться к походу в институт, то ощутил небывалый прилив сил. Он снова был в лучшей своей физической и душевной форме и готов был биться до бесконечности. Первым предметом была физика. Самого экзамена он не боялся. Преподаватель, который читал им курс физики и принимал экзамены, был достаточно ветхим старичком. Что он сам знал по физике, сказать было трудно. Курс же его лекций представлял из себя набор различных опытов и физических экспериментов, проводимых разными физиками мира. Причем многих их фамилий большинство из студентов даже не слышали. Материал подавался в беллетристическом виде, в нем было минимальное количество простейших формул и никаких математических выкладок. Очевидно во времена этих опытов серьезной математики под физику еще не подводили. Для того, чтобы получить хорошую оценку на экзамене, нужно было только вызубрить конспект. Прочитать в каком нибудь учебнике такие замечательные вещи было невозможно. У него была предварительная договоренность о конспекте со студентами из другой группы, которые сдавали экзамен раньше. Но чтобы получить зачет и допуск к экзамену за семестр нужно было сдать десять лабораторных работ. Титульный лист лабораторки состоял из трех граф. В центре должна была стоять подпись лаборанта,о том, что студент выполнял работу, то есть присутствовал на практическом занятии. Слева нужно было иметь визу преподавателя о сдаче теории по данной теме работы. И окончательная правая виза говорила о том, что данная работа зачтена. Покопавшись по своим сусекам, он обнаружил только одну лабораторную и ту с единой подписью по центру. Она выполнялась в первую или вторую неделю после начала семестра. Именно в то время он собирался начать новую жизнь и не пропускать больше занятий. Конечно, на руках у него были все десять зачтенных образцов, взятых у добросовестных студентов. Теперь нужно было принять решение как поступить с лабораторками. Придти на кафедру в зачетную сессию и делать все лабораторные работы уже было явно поздно. Поэтому оставался другой путь. Он заготовил с запасом двойных листиков в клеточку, точно таких же как и образцы у него на руках. Затем расчертил на первых листах графы, куда должны были ставиться подписи преподавателей и лаборантов. После началась тренировка в росписях за них на черновом листке. Через полчаса все нужные десять макетов были готовы. Почти все они состояли из двух подписей. Одна выполнение, вторая за знание теории данной темы. Еще часа два ушло на заполнение самих листочков данными опыта и математическими расчетами. К девяти утра лабораторки были готовы для того, чтобы вести их в институт. Конечно, это было достаточно рисковое мероприятие. Он знал, что будущий профессор его друг Федя староста их группы, на занятиях, на которых преподаватель лично не делал по журналу перекличку, всегда отмечал его как имеющегося в наличии. Но многие преподаватели практических занятий вели свои журналы, да и у Феди уточнять было некогда когда он был, а когда его не было. На своих лабораторках поэтому он максимально стремился не ставить дат выполнения. Тогда у него были какие-то шансы говорить преподавателю, что мол прошло уже много времени и он уже сам ничего не помнит, что может он вообще делал эту работу с другой группой или вообще на дополнительных занятиях. Ну а хуже всего было, когда преподаватель начинал вслух сомневаться в подлинности той или иной подписи в той или иной графе Но другого выхода у него просто уже не было. Следующим на очереди был английский. Здесь для получения зачета нужно было сдать определенное количество тысяч знаков, то есть перевести с английского на русский несколько текстов политической и технической литературы. Причем в этом семестре у него был совсем новый преподаватель, с которым им в течении всего семестра по причинам, которые никак не зависели от преподавателя, встретиться на занятиях так и не пришлось. Тысячи с русскими переводами у него тоже имелись от добрых хороших студентов. Он в течении получаса постарался сравнить английские тексты и их русские переводы. Политический вообще был из газеты Московские новости, при чем сердобольные товарищи приготовили один и тот же номер газеты как на английском, так и на русском языках. Технический текст был про электронные лампы, и многие термины были понятны и без перевода. Но кроме тысяч была еще и целая книжка с предложениями на различные грамматические разделы. Вот здесь совсем все было не просто. Но сейчас он находился на вершине душевного подъема, и стоящие перед ним препятствия уже не казались совсем уж непреодолимыми. По крайней мере сейчас он готов был биться. Было еще несколько зачетов, которые нужно было получить для допуска к конкретным предметам на экзамен, но это уже были локальные задачи. Позавтракав, он поехал в институт. Это был явно его день. Он остроумно отвечал на реплики физика, почему тот чего-то не припомнит его лица, и почему для сдачи он принес всего десять, а не пятьдесят лабораторных работ. В конце выяснилось, что и сам физик был когда-то студентом. Поэтому он ценит его веселость и находчивость, но настоятельно советует с третьего курса браться за ум, так как на нем начнут читать уже дисциплины по специальности. И все-таки невозможное стало возможным и зачет и допуск к экзамену по физике он получил. Окрыленный он зашел на кафедру иностранных языков. Как он и ожидал, достаточно симпатичная его преподаватель средних лет дама вытаращила на него глаза и сказала, что видит его в первый раз в своей жизни. Он пытался и здесь что-то сострить, но здесь его остроту не оценили. Преподаватель сильно поскучнела и спросила на что собственно говоря он рассчитывает. Он набрался наглости и сказал, что рассчитывает получить сегодня у нее зачет. Тут уже сама преподаватель что-то сострила, что мол с его багажом вряд ли она поставила зачет и чистокровному англичанину. Но затем произнесла, что все равно процесс сдачи когда-то надо начинать, и совсем не обязательно, что этот день не должен быть сегодня. Вначале он подсунул ей тысячи из политической газеты. Перед заходом на кафедру он минут десять сверял два текста на английском и русском и лихорадочно пытался запомнить незнакомые английские слова. Она посмотрела на текст и сказала, что он по сложности на уровне восьмого класса, но для их первого профессионального знакомства пусть будет и такой. Она ткнула раза два в различные места текста. Его обостренный мозг моментально отпечатывал ответные предложения на русском языке из параллельной газеты. Она согласно кивала головой, а потом сказала, что с памятью у него все нормально, если он сумел наизусть вызубрить такой приличный кусок перевода, но мол она проверяет не его память, а его познания в области английского языка. Поэтому она взяла его книжку с грамматикой, наугад ее открыла и ткнула пальцем в какую-то строчку. Он перевел дословно и сам почувствовал, что сморозил глупость. Преподаватель улыбнулась, затем произнесла, что эта тема на инфинитив, и в таких случаях перевод зависит от того, какую роль в предложении он выполняет. Она перечислила все возможные варианты и ткнула пальцем в другую строчку. Он перевел, предварительно спросив значение двух незнакомых слов в предложении. Она внимательно посмотрела на него, Затем ткнула пальцем в предложение в конце страницы. Он опять перевел. Страницу .перевернули. Процесс продолжился. Они просидели вместе часа три четыре. Каждый раз при переходе на новую тему она предварительно объясняла ему о функциях той или иной английской части речи. Дальше начинался перевод. Когда книга подошла к конечным страницам, она попросила у него зачетку. Полистав ее, со словами, что хотя этого делать нельзя, но ей не хочется, чтобы с такими способностями отчисляли из института., она поставила ему зачет. Фортуна сегодня явно была на его стороне. Теперь у него появилась надежда к началу первого экзамена получить все необходимые зачеты. Время шло к пяти часам вечера. После завтрака дома он не съел еще ни одной крошки съестного. Дневная программа была перевыполнена на тысячу процентов. Но перед тем, как ехать домой на свою Северную, он решил заглянуть еще и на кафедру математики. Математика была возможно единственным за два первые его года обучения в институте предметом, которому он уделял хотя бы какое-то внимание. Он еще в школе любил решать все задачи, которые не были связаны с разрезами геометрических объемных фигур. Здесь он был полным нулем из-за не понимания и не любви к черчению. Что касается алгебраических,логических, геометрических задач на плоскости, то он с удовольствием любил решать их самых верхних сложностей. Кроме того он понимал, что инженером нельзя быть без владения математическим аппаратом. Но и здесь, особенно с учетом его проблем в последние полгода на личном фронте, все находилось в серьезно запущенном состоянии. Ему нравилась преподаватель, которая вела в их группе практические занятия. Она была высокой достаточно полной женщиной в очках. Больше всего ему нравилось, что судя по ее разговорам она была явно не дурой, а также по многим вопросам, где большинство других преподавателей предпочитали помалкивать, она не боялась высказывать своего мнения. Когда он заскочил на кафедру она уже собиралась домой. Он протянул ей свою зачетку. Когда в ней стояло уже целых два зачета протягивать ее было уже не так стыдно. Она глянула на дату получения зачетов и усмехнулась. Затем достала ручку из своей уже закрытой сумки и нарисовала ему и свою визу. Отдала ему зачетку и произнесла, что она, конечно, не знает каких успехов в последнее время ему удалось достичь на шахматных фронтах, но у нее из одного из самых способных студентов он превратился в заурядного троечника. Это было хорошей лопатой дегтя в его заработанную сегодня бочку меда. От всей эйфории у него не осталось и следа. Он покраснел, поблагодарил и вышел из ее кабинета.