– О боже…

– Сделай то, что не делает он.

Я хотел. Я правда очень хотел.

– Трахни меня, – сказал он, и мне в плечи больно впились его пальцы.

– Джеред…

– Ну же!

Где-то глубоко во мне словно щелкнул переключатель. Джаред был прав. Я не хотел пассивно лежать под ним. Не сегодня.

Я схватил его в охапку и, перевернув нас, подмял под себя, а он закрыл глаза и со стоном выгнулся подо мной. Я и забыл обо всех преимуществах этой позы. Она позволяла видеть его лицо. Позволяла ласкать его, пока я в него вторгался. И, как он и сказал, я мог быть по-настоящему агрессивным. Я не вполне помнил, почему обычно с такой неохотой отдавал ему подчиненную роль, но внезапно это стало совершенно неважно. Я отбросил все мысли, и мне стало легко. Стало облегчением вторгаться в него быстрее и резче, чем прежде.

Он оттолкнул мою руку от своего члена и начал ласкать себя. Я не мешал ему. Вбиваясь в него, я захватил его волосы в горсть, потом потянул за них – сильней, чем обычно, так сильно, что он застонал не только от удовольствия, но и от боли – и, трахая его все сильней, атаковал его шею. Я не был уверен, правильно ли перегонять свою ревность и злость в занятие сексом, но все равно это делал. Джаред сказал, что он мой, и рациональной частью своего разума я понимал, что он прав. Но мне хотелось доказать это. Пометить его. Предъявить на него права самым что ни на есть первобытным способом.

Я почувствовал, как мне в спину впились его ногти, а зубы вонзились в плечо. Потом услышал хриплый вскрик около уха и ощутил, как он содрогается подо мной. Это толкнуло меня за край, и я излился в него, обнимая, вторгаясь в него на макмимальную глубину, и, делая это, обнаружил, что думаю об одном: о том, что он принадлежит только мне, и никто его у меня не отнимет.

Позже, когда я крепко обнял его, и мы восстановили дыхание, он сказал:

– Вот, что я хочу, чтобы ты запомнил, Мэтт. Каждый раз, когда ты начнешь ревновать и тебе захочется ударить его, я хочу чтобы ты вспоминал этот момент. А потом, когда мы будем возвращаться к себе, ты можешь швырять меня на кровать и повторять все, что ты только что сделал. Лишь бы только ты помнил, что ты – единственный, кого я люблю.

Я вздохнул и обнял его покрепче. Признавать не хотелось, но моя ярость иссякла, а ревность, пока мы лежали в посторгазмической неге, утратила силу.

– Манипулятор чертов, – пробурчал я, поцеловав его в шею, и он рассмеялся.

– Учился у лучших. – Он перевернул нас обратно, оседлал мои бедра и сверху вниз улыбнулся мне. – Ты еще сердишься?

– Нет.

– Хорошо, – сказал он, – потому что это было по-настоящему круто.

– Я не сделал тебе больно?

– Сделал, – ответил он, но улыбаясь от уха до уха, и я понял, что это не жалоба.

Я дотянулся до его волос и ухватился за них, а он позволил мне притянуть себя вниз и поцеловал меня.

– Ну все, теперь мне хочется, чтобы ты всю поездку заставлял меня ревновать.

Он одарил меня улыбкой, сексуальней которой я ничего в жизни не видел.

– Читаешь мысли.

Глава 4

Зак

Анжело до беспамятства влюбился в наш сьют. В настолько роскошных местах он еще не бывал и поначалу боялся к чему-либо притрагиваться, словно из страха сломать. В гостиной стоял диван, несколько кресел и стол. Потолки были высокими. Занавеси из темно-красного бархата, казалось, были повсюду – не только на окнах, но в дверных проемах. В спальне стояла накрытая тем же бархатом большая кровать, над которой висела золоченая люстра. Люстра в спальне. Почему-то это казалось самым абсурдным. Плазменный телевизор в такой обстановке казался до крайности чужеродным предметом.

Анжело стоял у окна.

– Не верится, что мы здесь, – пробормотал он с благоговением. Потом ткнул пальцем в стекло. – Если пойти вон по той улице вон туда, то можно попасть в Тюильри. В «От A до Z» говорится, что эти сады – душа города. «Разбитые со смелым размахом, ухоженные и элегантные, они восхитительны в своей красоте». – Он оглянулся на меня. Его глаза были огромными, взгляд – зачарованным. – Так там написано.

– Сейчас зима.

Этот простой факт нисколько не остудил его энтузиазм.

– Скорей бы там побывать, – сказал он и снова повернулся к окну.

Меня сады интересовали мало, но мне было отрадно видеть Анжело настолько счастливым. Я подошел к окну и встал у него за спиной, а он откинулся на меня. Нам была видна бóльшая часть вымощенной тусклым кирпичом площади, которую окружали серые здания, построенные в едином стиле и с расположенными на одном уровне окнами. Под большинством окон были ящики для цветов, но в это время года в них, конечно же, ничего не росло. В центре площади одиноко стояла огромная колонна со статуей наверху.

После поездок по Америке у меня сложилось мнение, что все города похожи. Но тут западом США и не пахло.

– Что это за колонна? – спросил я.

– Наполеон воздвиг ее после битвы при Аустерлице. В честь победы. Они взяли пушки противника и переплавили их вон на те бронзовые барельефы.

– Значит там наверху Наполеон?

– Ага. Правда, это не оригинальная статуя. Старую вроде свалили. Не знаю, из-за чего. Но потом поставили новую. – Он повернул голову и, взглянув на меня, усмехнулся. – Если, конечно, после выхода моей книжки не случилось никаких других перемен.

– Напомни мне впредь задавать подобные вопросы Коулу, умник, – ответил я, и он рассмеялся. – Что он сказал тебе? – спросил я.

– Когда?

– В лобби. – Я поцеловал Анжело в шею, и его пробрала дрожь. – Он что-то шепнул тебе на ухо. – Я оттянул ворот его футболки, обнажая плечо. Мне нравилось то мягкое местечко, где его плечо переходило в шею. Я пощекотал его там кончиком языка, и у него на миг перехватило дыхание.

– Сказал, что рад, что ты не распсиховался, потому что двух ревнивых бойфрендов за раз ему не осилить.

Я рассмеялся и еще раз поцеловал его. Потом скользнул ладонью по его животу и начал расстегивать его джинсы.

– Ты больше не хочешь его.

Он покачал головой.

– Нет.

Его дыхание стало меняться. Я, давая предвкушению разгореться, не торопился. Расстегнув молнию на его джинсах, я проник внутрь и начал поглаживать его сквозь белье. Как только он возбудился, я стянул его боксеры вниз и обнажил его член, но трогать не стал, а скользнул ладонью ему между ног и сжал бедро в том месте, где оно переходило в таз.

– Зак! – прошипел он. – Окно!

– А что с ним? – Я прикусил его шею сильнее. Потом потер мягкую кожу за его яйцами и потянулся назад, к его входу. Угол был не самым удобным, но я постарался достать пальцами как можно дальше, и услышал, как у него перехватило дыхание. Мой член был твердым, и я терся им о него.

– Нас могут увидеть, – выдохнул он.

– Могут, – согласился я. Взяв в ладонь его яйца, я нежно их сжал. – Я даже надеюсь, что нас увидят. – Его дыхание ускорялось по нарастающей. – Надеюсь, они увидят все. – Моя рука пошла вверх. Краем ладони я легонько задел его ствол, и у него снова перехватило дыхание. Он издал тихий звук, который, будь он чуть громче, мог бы стать всхлипом. – Надеюсь, что им понравится.

– Зак, пожалуйста, – прошептал он.

Я притронулся к кончику его члена и начал массировать головку, растирая крохотные капельки смазки.

– Сегодня вечером, – прошептал я, дразня его, – после того, как мы примем душ, я брошу тебя вон на ту кровать. – Я позволил себе плавно провести по его длине пальцами. – А потом разведу тебе ноги. – Я вновь завел руку вниз, так далеко, как только мог дотянуться. Мои пальцы, массируя его, стремились попасть к его входу. – Я буду вылизывать и сосать тебя до тех пор, пока ты не взмолишься о пощаде. – Моя рука опять поднялась. Я приложил ладонь плашмя к его члену и вжался в Анжело со спины, втираясь в его ягодицы и вталкивая его эрекцию в руку.

Говорить в столь возбужденном состоянии было непросто, но он сумел выдохнуть: