Опять голос... Я собрал все мысли и снова начал пытаться слушать, разобрать слова. Это был голос Эрвина. Эрвин, милый, что ты забыл тут? Возле моего живого трупа?

- Давид, Давид... - это единственное, что я мог понять, я слышал его голос и теперь хотел проснуться. А если я всё-таки умер? Я хотел пошевелиться, но не мог. А он что-то рассказывал, причем мне. Как странно, я же не могу ответить. Я опять сосредоточился. - Давид, представляешь, сегодня я шел по улице, а ко мне привязался омега. Рыжий. Он стал ко мне приставать с намерением познакомиться, я как раз к тебе шел. Но я показал ему кольцо, что я женат, что у меня есть ты. Тебе нравится кольцо, которое я тебе подарил? Оно из белого золота. Хотя, кажется, мы с тобой это уже обсуждали... А еще я сегодня готовил яичницу, и она подгорела. А еще звонил твой папа, он назвал меня козлом и сказал, что нужно еще денег. Я перевел уже. Наш ребенок пока с ним, потому что мне лучше работать, а твой папа всё-таки омега...

Эрвин мне еще что-то рассказывал около часа, а потом ушел. Если бы я мог кусать губы, я бы кусал их. Как же я мечтал проснуться! Где-то рядом со мной шла жизнь, просто бурлила, где-то рос мой ребенок, а к моему мужу приставали очередные шлюхи. А я лежу тут. Я делал над собой усилия, желая разбить эти невидимые оковы. Мой разум метался. Я пытался молиться, я требовал, угрожал кому-то невидимому, боролся с собой и просил, просил вернуться к жизни. Я просил об этом всех богов, каких знал.

Эрвин приходил каждый день, поэтому я знал все новости. Изо дня в день он рассказывал всё, что случалось с ним, в мельчайших подробностях. Я жил этим и боялся одного, что он однажды разочаруется и не придет. Вокруг теперь было не то чтобы много красивых омег... Они еще и шевелились и разговаривали. А я? Овощ.

- Сегодня днем на работе такой скандал был... - снова голос Эрвина. Я сосредоточился. - Начальник орал на меня так, что стены дрожали. Мало того, что я заваливаю проект, я еще обложил матами Алена. И это было бы ничего, не получи он по морде. В смысле Ален, не начальник. Хотя начальнику тоже хотелось вмазать. Но это не важно, - голос Эрвина был бесцветный. Я чувствовал, что он в депрессии. - Я стал избегать его после того, как это... Ну ты понял. Он узнал, что ты в коме. У меня все коллеги знают об этом. Но никто ничего не спрашивает, а я ничего не говорю. Ален подошел ко мне в курилке и стал выражать соболезнования. Впервые за четыре месяца! Я кивнул и хотел уйти, он взял меня за руку, и тут меня как накрыло... - Эрвин замолчал на минуту. И вдруг его тон стал другим. Злым, раздраженным, уставшим. - Не важно. Я тебя люблю и всегда любил, а ты... Ты меня не слышишь! Ты лежишь и не поднимаешься! Ты не понимаешь, что я скучаю! Тебе плевать, на меня, на ребенка, на собственного папу! - Эрвин теперь орал на меня, а я внутри себя метался, не зная, как возразить мужу.- Ты решил покончить с собой, а теперь лежишь и радуешься, видя, как мне плохо! Ты мстишь мне! Мстишь! Я не приду к тебе больше!

Не знаю, что со мной случилось, но мысль, что Эрвин меня бросит, теперь по-настоящему бросит, вызвала во мне прилив жизненной силы, которой мне так не хватало. Я прорвался наружу. Я застонал и открыл глаза. Свет заставлял меня жмуриться, но я во все глаза смотрел на Эрвина, который стоял ко мне боком, глядя в окно. Услышав мой стон, он повернул голову. Я никогда не видел его таким. Его глаза были совершенно другими, они поменялись, стали печальными, но в ту секунду, когда он осознал, что я проснулся, он подлетел ко мне, опустился на колени, боясь меня коснуться.

- Давид, Давид... Ты меня понимаешь, говорить можешь?

- Эрвин, - говорить я мог, хотя тогда я думал не об этом, а о том, как донести до мужа мысль, что я на самом деле очень жалею о своем поступке. - Не уходи...

В ответ он жадно поцеловал меня в губы и выскочил из палаты звать врача. Вернулся он меньше, чем через минуту. Я лежал, чувствуя, как эмоции переполняют меня. И среди них был страх, страх, что я засну снова, снова впаду в кому. Но теперь мне это не грозило.

Глава 11. Заключительная

Я верю отчаянно в самые тёплые страны

Где ветер от нежности шепчет признания в любви

И мягкой травой зарастают рваные раны

И тлеет огонь, и чадит никотином в груди.

(Би-2)

Как я потом узнал, Эрвин уходить от меня не собирался. Врачи заметили, что мой мозг реагирует на разговоры, которые я слышал. И хотя никто не мог дать гарантии, что я могу проснуться, точнее, вероятность этого была небольшой, Эрвин изо дня в день не оставлял попыток разбудить меня. Он каждый вечер после работы приходил ко мне и что-то рассказывал, причем специально делал акцент на чем-то провокационном: ребенок, другие омеги, его неприятности по работе и дома. Эрвин верил, что я проснусь, верил больше, чем кто бы то ни было. Он приносил мне ребенка, он включал музыку, он читал мне книги. Мой муж заставлял меня волноваться, ревновать, скучать... Он заставлял мой мозг работать, будил его. И теперь, когда я проснулся, Эрвин взял кучу отгулов и не отходил от меня ни на минуту.

Мой альфа боялся, что я до сих пор держу на него обиду за Алена, но это было не так. Я сам ненавидел себя, понимая теперь, какой груз я взвалил бы на его плечи своим самоубийством. А если бы у меня получилось, как бы с этим жил Эрвин? С мыслью, что он стал причиной моей смерти? Что, если не его интрижка с Аленом, то всё было бы замечательно? Я долго не знал, как подобрать слова, чтобы сказать Эрвину, что я жалею о своем поступке. Но всё-таки, через неделю после моего пробуждения, я взял мужа за руку и, стараясь не отводить глаз, начал просить у него прощения.

- Давид, за что ты извиняешься? - Эрвин лег рядом со мной и стал поглаживать ладонью мои волосы. - У тебя была депрессия. Это я виноват, что не сдержался, зная, что ты на последних сроках, как тебе тяжело...

- Прости, - я уткнулся носом в плечо Эрвину. - Мне так жаль, что я совершил глупость.

- Тише, тише...

Я и не заметил, как Эрвин оказался сверху, целуя мою шею и плечи. Его руки блуждали по моему телу, рубашка задралась по самую грудь, и я почувствовал, как его горячий возбужденный член упирается мне в промежность.

- Эрвин, а мне можно? - я и сам хотел близости, но боялся этого.

- За четыре месяца уже всё зажило, - я почувствовал его горячие, болезненные поцелуи. - У меня никого не было, я скучал. Очень.

- Я знаю, у тебя чистый запах...

Я расслабился, как мог, и Эрвин вошел в меня, сначала немного, затем наполовину, и я громко застонал, но муж закрыл мне рот рукой.

- Тише, врач придет.

Я кивнул, а он начал двигаться внутри меня, так что койка стала громко скрипеть. Я старался стонать как можно тише, я сжимал Эрвина в объятиях, так сильно, как только мог, сливаясь с ним, пытаясь поцеловать его в губы, но он почему-то избегал моего лица. Я понимал, что дело не в уродстве, а в чем-то другом. Когда мы уже приближались к высшей точке, в палату зашел врач. Я, признаюсь, немного испугался и обхватил Эрвина ногами за талию, как бы ища защиты, но мужчина тут же вышел.