- За что? Иди к нему, что сидишь? Зачем тебе я? Зачем ты вообще меня обрюхатил, а теперь, когда мне, может, жить два месяца осталось, ты решил от меня гулять? Не мог подождать, пока я сдохну? Зачем свадьба? Это фарс! Изменять жениху накануне свадьбы... - я не смотрел на Эрвина, не мог. - Это особенная форма садизма такая? Что я тебе сделал?

- Я мразь, я признаю это...

- Хватит, - я покачал головой. - Мне не о чем с тобой разговаривать. Если мы продолжим разговаривать, я просто потеряю ребенка.

Эрвин замолчал, я тоже. Но находиться рядом с ним мне было тяжело, больно. К счастью, скорая приехала быстро и меня отвезли в роддом, на сохранение. Теперь мне оставалось оттуда либо вернуться с ребенком, либо сразу отправиться в морг.

Глава 10. Попытка самоубийства

Так что ты, брат, давай, ты пропускай, не дури!

Да постой-ка, сдается и ты мне знаком...

Часовой всех времен улыбнется: - Смотри! -

И подымет мне веки горячим штыком.

(Александр Башлачев)

Меня отвезли на сохранение, где мне предстояло находиться ближайшие два месяца. Я снова впал в апатию, только теперь эта апатия была нехорошая. И если раньше где-то в глубине души я надеялся, что будет хоть что-то если и не хорошо, то приемлемо, то сейчас, после того, как увидел Эрвина в обществе красивого мальчика, целующимся, лапающим его... Мне стало стыдно за себя, что я так глупо понадеялся, что жизнь моя станет сказкой. Кто я такой? Какой я? И какой этот Ален. Я лежал на боку, на койке, в палате, в платке, и плакал. Мои слезы текли сами по себе, хотя я не желал их показывать. Моё уродство предстало передо мной в новом свете, ярко... Особенно на фоне Алена.

Я посмотрел на огромный живот, внутри которого развивался ребенок. Этот живот пока что был моим грузом, который тянул меня вниз, мешал вырваться из этой отвратительной оболочки. Я не хотел никому мстить, я просто хотел умереть. Я надеялся, что мне не придется ничего делать самому, что это случится во время родов, а если нет... Я принял решение. Как когда-то принял решение сохранить малыша.

Эрвин приходил неоднократно, но я при нем не снимал платок, я с ним не разговаривал, кажется, я даже его не слушал и не слышал. Я замкнулся в себе. Однажды он попытался снять мой платок с лица, тем самым "разбудив" меня на пару минут.

- Что ты делаешь?

- Я должен видеть твое лицо, я твой гражданский муж.

- Ты никто, а перед чужими я себя не показываю, - я поправил платок и снова замкнулся в себе. Я заметил, что когда приходил Эрвин, я сворачивался в клубочек и прятал живот, а еще старался как можно больше скрыть лицо.

- Давид! - альфа заорал на всю палату, так что отреагировали все присутствующие на соседних койках беременные, кроме меня. - Давид! Я отец твоего ребенка!

Я прикрыл глаза и еще больше начал прятать под одеялом живот.

- Это мой ребенок тоже! А ты - мой омега!

- Я ничей...

- Давид, мы должны расписаться... - Эрвин попытался коснуться ладонью моих волос, но я отстранил его руку.

- Зачем? Я уродлив, я никто тебе.

- Давид, я понимаю,что ты чувствуешь...

- Правда?.. - я говорил медленно, немного даже приторможенно. Понимает он.

- Давид, давай распишемся ради нашего ребенка. Ты же можешь умереть во время родов, кто-то должен будет за ним ухаживать, растить.

- У меня есть папа.

- Твой папа не так молод, чтобы возиться с младенцами! - Эрвин прошелся по комнате.

- Ты альфа, альфы не возятся с младенцами. Хотя, если Ален так тебя хочет, ты можешь заставить его, - странно, но я спокойно относился к тому, что моего ребенка воспитает чужой омега, даже Ален. Кто угодно казался мне лучше, чем я. Как я его поведу в детский сад, в школу? С платком на лице? Над ребенком насмехаться будут.

- Я не собираюсь иметь что-то общее с Аленом!

- Имей, Эрвин. Мне уже всё равно. Хочешь расписываться, давай распишемся, только не трогай меня, пожалуйста.

Мы расписались. Я поставил какую-то закорючку в документе, который предоставил нотариус, так и состоялась моя свадьба. Пришел папа. Видя мое состояние, поздравлять меня не стал. Я ему сказал, что всё-таки надеюсь на Эрвина в плане воспитания ребенка и попросил, чтобы в случае чего они как-нибудь договорились.

А потом у меня начались схватки, досрочные. Из-за пережитого стресса, из-за моего здоровья, из-за всего. Сам я родить не мог, поэтому мне делали кесарево сечение. Чтобы не рисковать моим сердцем, мне делали не общую анестезию, а только нижней половины тела. Поэтому я видел, как достают ребенка, как он сразу начинает кричать, дергая ручками и ножками, как его показывают мне и куда-то относят.

Потом я почувствовал обжигающую боль внутри и отключился. Мне казалось, что я открыл глаза тут же, но на самом деле я был уже в другой палате. Я был один, опутанный какими-то проводками. Времени было мало, санитары и врач могли прийти в любую минуту. Я обвел глазами помещение. Рядом, на тумбе, стояла широкая колба из тонкого стекла. Я потянулся к ней, превозмогая слабость, и раздавил ее в руке, чувствуя в ладони огромный острый кусок стекла. На мгновение мне стало страшно, поэтому я сначала попробовал на запястье. Стекло резало хорошо, поэтому из тонкой раны сразу стали появляться капли крови. Теперь можно было приступить к основному. Я провел стеклом по шее, где была артерия. Теплая жидкость потекла на подушку. Я сделал еще один надрез, сильнее. Я думал о том, что наконец-то освобождаюсь от этого тела, что, никому не нужный, я теперь освобожу мир от сомнительного удовольствия лицезреть меня. Только одна мысль вызывала тревогу, сжимала душу. Ведь где-то там был мой ребенок, но... Как же я покажусь ему? Пусть лучше он меня никогда не увидит.

Хлопнула дверь, это вернулся санитар, несколько раньше, чем мне хотелось. Увидев меня, он выкрикнул что-то нечленораздельное и подбежал ко мне. А я с наслаждением прикрыл глаза, чувствуя приятное головокружение.

Я надеялся умереть... Но я не умер. Чертова больница... Потребовалось не так много времени, чтобы я понял, что я совершил самый ужасный поступок в моей жизни. Я бросил своего ребенка на произвол судьбы. Думал ли я об этом, когда водил куском стекла по шее? Я думал о своем уродстве и о том, какой я несчастный. А теперь я лежал и не мог пошевелиться, лишь только как будто через толщу воды до меня доносились чьи-то голоса, и, сходя с ума от одиночества, я пытался их слушать. Мне никогда не было так горько. Что со мной? Паралич? Кома? Я не чувствовал себя, я пытался пошевелиться и не мог. Зато у меня была масса времени, чтобы подумать, лежа в одиночестве и темноте. Я ведь выжил, роды прошли удачно и всё равно... Из-за чего я хотел покончить с собой? Потому что мой альфа потискал какую-то шлюху? Я уже попал один раз в аварию, когда поехал в другой город, из-за того, что человек, в которого я был влюблен, женился на другом. Ничему меня жизнь не учит...