В моих ушах отчаянно воет ледяной ветер, пронизывает мою скромную одежду, режет плоть, будто нож. Вдалеке я слышу грохот рушащегося льда, стон гигантских ледников, столкнувшихся друг с другом, как кости титанов. Сквозь шум раздаются крики боли проклятых, наполняя воздух.

— Добро пожаловать в Канию, - говорит мой отец. Его голос раздаётся отовсюду, ниоткуда, и червём вгрызается в мою плоть.

Сила его голоса заставляет Кейла и Ривена схватиться за головы и застонать. Струйки крови, что сочится у них из ушей, багрянцем застывают на шее и подбордке. Эревис наклоняется, и его выворачивает в снег. Мгновение рвота дымиться, а затем Кания превращает её в твёрдый лёд. Ривена тоже рвёт, и ветер уносит ругательства, которые он бормочет между позывами. Мои уши тоже могут кровоточить. Не знаю. Я чувствую уколы боли в предплечьях там, где были щупальца Источника, но мало что кроме. Разум и тело пока ещё не полностью слились.

Думаю: это я привёл нас сюда. Эту мысль сопровождает отчаянное осознание что я — истинный сын своего отца. Тьма свободна во мне, высвобождена моей собственной рукой. За мгновение я сменил одержимость Источником на одержимость архидьяволом.

Я смеюсь, но смех превращается во всхлипы. Слёзы застывают на лице, не успев упасть.

Мы стоим на покрытом копотью холме из камней и утоптанного снега, возвыщающимся над пустынной равниной грязного льда. Реки адского пламени чертят изломанные, похожие на артерии линии через неё, насколько хватает моих глаз. Там, где огонь встречается со льдом, в воздухе вьётся дым. Снежный ветер пропитан вонью палёного мяса, гнили и серы.

Отчаянье и боль витают в воздухе. Бьющиеся души горят в огненных реках. Их вопли, жалостные и мучительные, вместе с ветром складываются в зловещую симфонию. Ледяные дьяволы — высокие, бледные инсектоиды, вооружённые железными крючьями и облачённые в экзоскелеты, похожие на латный доспех — рыщут по речным берегам. Похоже, они достаточно далеко, чтобы не заметить нашего появления. А может быть, им всё равно.

Время от времени пылающие души пытаются вскарабкаться на берег, чтобы спастись от пламени. Они вырываются из огня лишь на мгновение, прежде чем подскакивают гелугоны, нанизывают их на крюки и бросают их, кричащих и корчащихся, обратно в огонь.

От этой цены у меня кружится голова.

Эревис исторгает из себя последние останки рвоты, бросает взгляд на страдания проклятых и отводит глаза. Он выкрикивает заклинание в морозный воздух. Тени кружатся вокруг него, воюя с ветром. Закончив заклинание, он дотрагивается покрытой льдом ладонью к себе, ко мне, к Ривену. Магия защищает меня от холода. Эревис снимает свой плащ и накидывает его на меня. Он берёт меня за плечи, заглядывает в глаза и что-то кричит, но я не могу разобрать слов. Я слышу только стоны проклятых, ветер, ледники и эхо голоса моего отца. Я далеко от происходящего, внутри себя.

Он видит мою печаль и на его лице отражается беспокойство. Я надеваю маску сильного и киваю, чтобы успокоить его. На вид удовлетворённый, он хлопает меня по плечу и оборачивается, оружие наготове, чтобы разыскать моего отца в здешней пустоши.

Я поступаю так же, щурясь от ветра и страшась того, что увижу.

Я замечаю отца первым и у меня перехватывает дыхание; сердце замирает. Я показываю на него.

— Там, - говорю я, и слышу безнадёжность в собственном голосе.

Взгляды Эревиса и Ривена следуют за моей вытянутой рукой. Увидев его, оба замирают.

— Боги, - произносит Эревис, но я едва его слышу. Окружающие его тени втягиваются обратно в тело, как будто испугавшись.

Ривен молчит, но его единственный глаз застыл, а обычную усмешку стёр благоговейный ужас.

Мефистофель, архгерцог Кании, владыка Ада — мой отец — присел на расстоянии полёта стрелы от нас на холме из льда. Холодный ветер обдувает его мускулистую фигуру и сдувает ленточки дыма с его кожи. Дым клубится, приобретая очертания мучающихся тел и кричащих ртов, прежде чем расствориться в воздухе. Обнажённая кожа Мефистофеля мягко светится багрянцем, как будто подсвеченная изнутри. Периодически на его теле вспыхивает чёрный огонь, укрывая его подобно тому, как тени укрывают Эревиса. Он поворачивается, чтобы посмотреть на нас, и его глаза — белые, как у меня — фокусируются на нас, на мне. От тяжести этого взгляда мы все падаем на колени.

Мой отец встаёт. Он гигант. Его плащ реет на ветру, распахиваются огромные, чёрные перепонки его крыльев. Его длинные, угольно-чёрные волосы — похожие на мои — хлещут на ветру. Двойные рога, тоже похожие на мои, растут изо лба.

Я сын своего отца. Слёзы замерзают в глазах и я смахиваю их.

Проклятые внизу тоже видят его. Они указывают на него, закрываются, стонут. Он смотрит в их направлении и они полностью погружаются в мучительное пламя, лишь бы не попасть под его чудовищный взгляд. Ледяные дьяволы поднимают свои крюки, салютуя. Мой отец улыбается страданиям, демонстрируя свои клыки, и возвращает взгляд к нам.

Он взлетает в облаке снега и дыма, и всё, что я могу — просто смотреть.

Он прекрасен, когда возносится в серое небо, пронзая раскалённый воздух, ужасен и пугающ, идеальный хищник.

Но его жертва — не тело.

Эревис первым приходит в себя. Он ругается, опирается на свой клинок и встаёт на ноги. Он сжимает могущественное оружие дрожащей рукой, не отрывая взгляд от приближающегося отца, и поднимает на ноги Ривена.

— Вставай, - говорит он, перекрывая ветер. - Вставай, будь ты проклят.

Ривен шатается, но достаёт сабли и кивает. Его единственный здоровый глаз обращается ко мне, затем обратно к моему отцу, снова ко мне. Я вижу на его лице страх. Никогда прежде я не видел в Ривене страха.

Они оба протягивают мне руки, чтобы помочь встать, но я не реагирую. Я неподвижен, напуган, потрясён. Они кричат, чтобы я вставал, пытаются поднять меня за подмышки, но я не могу стоять.

Они отпускают меня, переглядываются, обмениваются словами, которых я не слышу. Одновременно они загораживают меня, становясь стеной между мной и моим отцом.

Но единственная стена между нами, которая имела значение — стена в моём разуме — уже пошатнулась. Я разрушил её, чтобы спасти себя от Источника, и отваги и плоти моих друзей недостаточно, чтобы восстановить её. Дьявол внутри меня чувствует ликование, когда приближается мой родитель. Человек чувствует отвращение. Я гляжу в небо, разодранный, разделённый.

Мы потеряны.

Эревис кричит на меня через плечо, и его слова пробивают моё оцепенение.

— Вставай, Магз! Не склоняйся перед ним!

Я гляжу на него, едва осознавая, о чём речь.

«Склонись», говорит дьявол во мне.

«Вставай», говорит человек.

Мефистофель парит в воздухе, оттягивая своё приближение, позволяя страху созреть.

— Кейл... - говорит Ривен, его глаз смотрит на моего отца.

— Знаю, - отрезает Эревис. Тени сочатся с его кожи и клубятся рядом с телом. - Но мы стоим на этой земле. Понял?

Он толкает Ривена в плечо.

— Эта земля наша.

— Это просто земля, - отвечает Ривен. - Мы можем уйти с неё.

Эревис качает головой.

— Не можем. Тени не отвечают мне здесь. Я не могу убрать нас отсюда.

Бог Эревиса — не повелитель Кании. Мой отец повелитель.

Ривен замирает и мгновение смотрит на Кейла. Он знает, что бежать некуда. Он смотрит обратно на меня, снова на Кейла, вверх на моего отца.

Я вижу, как в нём нарастает решимость. Он такой же ледяной, как и Кания.

Я благоговею перед чем-то большим, чем всего лишь мой отец.

Я видел, как мои друзья и прежде встают плечом к плечу, Первый и Второй Маска. Я видел, как Эревис вонзает большие пальцы в череп слаада. Я видел, как клинки Ривена двигались с такой скоростью, что раздавался свист. Я знаю, что они не просто люди; простые люди сейчас стояли бы на всех четырёх на льду, ожидая смерти.