Джим уставился на вошедшую, но вовсе не из-за её странной притягательности. Он смотрел во все глаза, потому что доктор Эдит Хенделмен — начальница исследовательского отдела в компании, куда девять месяцев назад Джим устроился исполнительным директором — была последней, кого он мог бы представить в качестве поломойки благотворительного приюта для животных. Эдит всегда казалась такой практичной и рациональной, её жизнь подчинялась строгому распорядку и здравому смыслу. До сего дня Джим готов был всю зарплату поставить на то, что единственные животные, с которыми имела дело доктор Хенделмен — это её лабораторные крысы.

Удивляясь пронзившему его удовольствию, Джим улыбнулся.

У Эдит были ничем не примечательные каштановые волосы и карие глаза. Он всегда считал, что фигурой она тоже похвастаться не могла. Но даже облачённую в лабораторный халат и сетчатую шапочку, язык не поворачивался назвать Эдит обычной. На самом деле, Джим уделял ей довольно много внимания. Чувствовалось что-то такое цепляющее в этой чудаковатой маленькой мышке. И, похоже, к подобным зверькам он испытывал особую слабость.

Однажды, проходя мимо лабораторий, он услышал смех Эдит. Проведя небольшое расследование, обнаружил её в кругу подчинённых. Она сидела, склонившись над микроскопом. Когда Джим спросил, по какому поводу веселье, она резко выпрямилась, бросила на него быстрый взгляд, покраснела и сделала безучастное выражение лица. Наконец один из сотрудников ответил:

— Ничего такого, босс. Лабораторные шуточки.

С тех пор Джим мечтал снова услышать её смех, увидеть настоящую, искреннюю улыбку, которая осветила бы радостью лицо Эдит, вместо того бледного подобия, которое иногда появлялось у неё на губах.

Она на мгновение замерла, и Джим заметил, как в карих глазах промелькнуло что-то вроде удивления, но утверждать с уверенностью не решился бы. Лицо Эдит, как всегда, ничего не выражало. Она неторопливо надела огромные резиновые перчатки и невозмутимо, будто каждый день встречалась с ним в кошачьем приюте, произнесла:

— Здравствуйте, мистер Курран.

— Привет, Эдит.

— Это плохое имя! — возмущенный детский крик заставил её переключиться на Хлою.

— Наоборот, — ответила доктор Хенделмен. — Это диминутив женской формы имени Измаил, моряка из приключенческого романа «Моби Дик, или Белый кит».

Хлоя нахмурилась.

— Что такое димму… диммутив?

— Диминутив, — поправила Эдит, по тону было понятно, что она привыкла исправлять ошибки окружающих. — Это уменьшительно-ласкательная форма слова.

— Ты знаком с этой женщиной, Джим? — холодно поинтересовалась Мелисса. Ей пришлось попридержать свой порыв облагодетельствовать племянницу, получив взамен горячее детское объятие, а сестра не любила, когда её прерывали.

— Да, мы вместе работаем. Доктор Хенделмен, это моя сестра, Мелисса Бендетти.

Но Эдит уже не слушала, она нагнулась, открыла какую-то бутылку и плеснула из неё в ведро. Резкий запах хлорки тут же заполнил помещение. Мелисса замахала рукой у себя перед носом, а Хлоя отодвинулась подальше.

— Всё равно Изи — плохое имя, её зовут не так, — настырничала дочь.

— Да? — спросила Эдит и шлёпнула мокрой шваброй по линолеуму, обрызгав Джима. Он отступил.

— Мою кисуню зовут…

— Прошу прощения, — обратилась к нему Эдит, прерывая Хлою, которая в ответ на такое обхождение ошеломленно моргнула. Дочь не привыкла, чтобы её прерывали, не говоря уже об игнорировании.

— Передвинетесь, пожалуйста, все вы. Девочка, возьми Изи и перейди вон в тот угол, — приказала доктор Хенделмен, а когда Хлоя просто молча уставилась на неё, добавила, — Или опусти кошку на пол. В любом случае побыстрее, прошу вас. Мне ещё три комнаты надо убрать перед уходом.

Мелисса недовольно фыркнула и возмущенно посмотрела на Джима, призывая его немедленно прекратить подобное безобразие: подумать только, кто-то вздумал указывать Хлое что делать! Такое право было только у Мелиссы и иногда — в очень редких случаях — у Джима.

Хлоя же, наоборот, выглядела скорее очарованной, чем оскорблённой. Осторожно опустив новую подружку на пол, она встала, потом также аккуратно взяла животное на руки, послушно переместилась в другой угол и снова села.

Эдит перевела взгляд на Джима. В глазах, обрамленных тёмными ресничками-иголочками, отражались ум и прямота. Куррану всегда казалось, что у неё кожа, как у ирландской девушки, живущей на берегу дождливого зелёного острова — кремовая, сияющая, будто покрытая свежей росой. Или Эдит просто вспотела от жары.

— Если это ваша дочь, — сказала доктор Хенделмен, — вы не должны позволять ей сидеть на полу в кошачьем приюте. Экскременты животных содержат огромное количество опасных бактерий и парази…

— О, ради Бога, Джим! — воскликнула Мелисса, бросившись к племяннице, схватила её за руку и подняла.

Кошка грациозно спрыгнула с рук Хлои, которая будто родилась с невидимым радаром, настроенным на всё новое и запретное. Поэтому тут же требовательно произнесла:

— Что такое экскременты?

Эдин на секунду задумалась, потом её лицо посветлело:

— Говно.

Хлоя охнула. Для неё это слово находилось под строжайшим запретом.

— Послушайте, — встряла Мелисса. — Даже то, что у вас докторская степень и вы работаете с Джимом, не даёт вам права произносить подобное при детях, особенно если они не ваши.

Эдит склонила голову на бок:

— Почему? Раз она не знает что такое диминутив, то слово «фекалии» ей тоже ни о чём не скажет. Я не права? Некоторые из моих коллег вместо термина «говно» используют…

— Нет, вы всё правильно предположили, — прервала её Мелисса. — Но в нашей семье так не выражаются.

— А как выражаются?

Эдит не стала ждать ответа, выжала швабру, намылила её и снова плюхнула на пол так, что брызги попали на дорогущие кожаные туфли Мелиссы. Та, охнув, отпрыгнула назад.

Эдит подняла голову:

— Я же просила вас отойти.

— Какое безобразие. — Мелисса резко повернулась к Джиму. — Начальство должно знать, что эта женщина отпугивает потенциальных клиентов.

— Успокойся, Мелисса, — тихо сказал Джим, отодвигая сестру подальше. — Эдит не хотела тебя обидеть. Она просто не очень-то хорошо умеет находить общий язык с людьми.

— Не очень хорошо? — повторила Мелисса. — Скажи уж — совершенно не умеет.

— Она такая, какая есть. Когда мы познакомились, Эдит спросила меня, зачем «Глобал Генетикс» нужна говорящая голова.

Мелисса от удивления открыла рот:

— Ей надоела её работа?

Джим улыбнулся, наблюдая за Эдит и Хлоей, разглядывающих друг на друга, как обитатели разных планет. Они не обращали никакого внимания на них с Мелиссой.

— Во-первых, я не могу её уволить, она мне не подчиняется. А во-вторых, она не хотела меня обидеть. Просто услышала фразу и повторила, не понимая сарказма. Она не похожа на других людей. Её не привлекают сплетни и пустая болтовня. Наверное, поэтому ей и поручили уборку.

— Такое впечатление, что она тебе симпатична, — обвиняющее произнесла Мелисса.

Он пожал плечами. Эдит на самом деле ему нравилась, несмотря на то, что совершенно не умела ладить с окружающими. Проведя в её обществе достаточно времени, Джим понял, что в ней нет ни крупицы подлости или злобы. На вид самая обычная девушка, хоть и гений, Эдит обладала социальными навыками Маугли.

— Я считаю, что она особенная.

Мелисса покачала головой:

— Эти туфли тоже особенные. Я несколько месяцев ждала скидки и сегодня надела их всего второй раз.

Видимо, обрызгав обувь Мелиссы, Эдит переполнила чашу её терпения.

— Я этого так не оставлю. Пойду поговорю со старой кошёлкой в приёмной. Скорее всего, это заведение принадлежит ей, — сказала сестра и удалилась.

Джим взглянул на доктора Хенделмен — она, конечно, всё слышала.

— Я же попросила её отойти, — тихо оправдалась она.

Джим мог только посочувствовать. Эдит не виновата, что выросла такой неприспособленной. Согласно личному делу, она окончила школу в четырнадцать лет, колледж — в пятнадцать, а в двадцать уже получила вторую докторскую степень. И теперь, всего в двадцать восемь лет, Эдит уже три года как возглавляла исследовательский отдел «Глобал Генетикс». Подчиненные её обожали, по крайней мере те из них, кто не считал чересчур прямолинейным чокнутым гением.