Черная кровь покрывала мои мечи до самых рукоятей, так что они едва не выскальзывали из рук. Вся правая сторона моего тела болела, особенно плечи и спина - так, должно быть, проявляла себя усталость. Не задумываясь об этом, я продолжал сносить головы с мертвых плеч.
Наугрим сражался рядом со мной, и мы прикрывали друг друга. Вокруг лежало столько безжизненных тел, что за ними не было видно земли.
Сполна выполнив свою кровавую работу, мы с Наугримом, не сговариваясь, бросились на выручку Иакову. Причина была не только в командующем -- чтобы победить, мы в любом случае должны были уничтожить чудовище, а это проще было сделать, когда оно не ждет нападения.
Иаков тем временем уже вступил в безнадежный бой против гиганта. Конечно, пользуясь невысокой скоростью передвижения чудовища, от него можно было попросту убежать, но командующий не делал этого -- ради своих людей. Его отчаянная тактика состояла в том, что он подпускал противника к себе, после чего, уворачиваясь от его смертоносных ударов, сам пытался поразить его мечом. Пока что ему удавалось избегать огромных кулаков, более того, раз за разом его собственные атаки задевали чудовище. Проблема была в том, что гигант попросту не замечал раны, нанесенные его телу мечом.
- Подсади меня! - крикнул мне на бегу Наугрим.
- Что?!
- Подсади меня на плечи!
Очередная атака чудовища заставила Иакова потерять равновесие, и он, хотя сумел от нее уклониться, упал на землю. Лоскутное создание довольно фыркнуло и замахнулось для последнего удара.
Приложив все свои силы, я с разбегу вонзил оба меча в необъятную спину чудовища и одновременно пригнулся, отводя ноги назад -- времени думать не было, но мне показалось, что Наугриму так будет удобнее. Чудовище содрогнулось всем телом. Его ручищи, занесенные над маршалом, застыли в воздухе.
Одно неверное движение Наугрима, и мы все бы погибли. К счастью, как оказалось, ему мог бы позавидовать и акробат из цирка. Как по удобному трамплину, он буквально взбежал по моей спине и с высоты моих плеч прыгнул на чудовище, замахиваясь для удара. Лезвие топора с характерным звуком вонзилось в затылок монстра.
Рев чудовища был таким громким, что от него я на время лишился слуха. Рухнув на колени, оно неистово содрогалось и колотило себя по всему телу, пытаясь достать того, кто причинил ему эту боль. Но Наугрима там уже не было -- когда монстр падал, его отшвырнуло в сторону. При падении он ударился о землю и теперь, сидя на одном месте, ошарашенно мотал головой.
Чудовище не умирало, несмотря на полфута стали, вошедших в его голову. Оно продолжало извиваться, и бить кулаками по воздуху и по самому себе.
Иаков встал и поднял свой меч. Прежде, чем я успел понять, что за безумный поступок он собирается совершить, он бросился вперед.
Удар командующего был так силен, что меч вошел в лицо чудовища почти по рукоять. В следующее мгновение чудовище отшвырнуло Иакова, как тряпичную куклу. Его конвульсии прекратились. Огромное создание застыло неподвижно; в его голове с двух сторон торчали меч и топор, дополняя ужасающую и противоестественную картину. Не издав ни звука, чудовище рухнуло лицом вниз. Воля, дававшая подобие жизни сшитому из чужой плоти телу, покинула его.
Наугрим поднялся на ноги. Его падение оказалось не столь серьезным -- нам не было видимых повреждений, и он, похоже, вполне пришел в себя.
Битва подходила к концу. Последние оставшиеся мертвецы сражались не с меньшим напором -- и один за другим падали, сраженные мечами. Но и Орден понес тяжелые потери: самое большее половина рыцарей уцелела в бою.
Тела погибших останутся здесь, на болоте. Выжившим не до того, чтобы уносить их отсюда. Предать их огню -- разве что таким образом мы можем отдать им последний долг.
Я побежал туда, где лежал Иаков, Наугрим последовал за мной.
На командующем не было ни одного живого места. Чудовищный удар сокрушил все его тело, которое лежало безвольно, как мешок костей и плоти. После первого взгляда я был уверен, что Иаков умер, но потом заметил, что он слабо улыбается. Кровь отошла от его лица, сделав кожу белой, как у нежити, с которой он сражался.
Нужны были носилки, но из чего их здесь сделать? Мы с Наугримом переглянулись, и он, не говоря ни слова, взвалил Иакова себе на плечи. Несчастный не издал ни звука.
Я пошел к телу поверженного чудовища -- Иаков не поймет, если мы вынесем с болота его самого, но оставим его меч.
Такой была и так завершилась величайшая за последние годы из битв Ордена.
Часть четвертая
Те, кто пережил битву, были настолько измучены, что на обратном пути тратили не меньше времени на привалы, чем на сами переходы, благо спешить им было незачем. Только Наугрим все шел и шел, не выказывая ни тени усталости, хотя ему еще и приходилось тащить на себе раненого Иакова. Я едва за ним успевал, и для этого мне требовалось затрачивать все оставшиеся у меня силы. Остальных мы давно оставили у себя за спиной.
Наконец, Наугрим посчитал нужным остановиться. Он бережно положил Иакова на землю, я же сел рядом с ним.
Командующий был еще жив, хотя и очень плох. Конечно, при таких ранах ему требовался надлежащий уход, а не путешествие через лес на чьей-то спине. Сейчас бедняга забылся в горячечном сне, и понятно было, что жизнь его висит на волоске.
Наугрим, хотя я и уговаривал его передохнуть, пошел осмотреться в поисках дичи или другой пищи. Я остался с раненым. Сделав несколько маленьких глотков из почти пустой фляги, я приподнял его голову и влил ему в рот остатки жидкости. До него было горячо прикасаться -- у него был жар.
Может ли что-то быть более ужасным, чем война? Сколько достойных людей, надежных товарищей сложили сегодня головы непонятно ради чего. Вот рядом со мной лежит человек такой, какие рождаются раз в поколение, и вот-вот может умереть от полученных ран. Именно этого добился Орест, а ведь это еще только начало. Нет, какой бы ни была цель, такие средства ничто не оправдывает. Я, похоже, не гожусь ни на что, кроме битвы, но нормальных людей нужно оградить от этого.
Я должен остановить Ореста. Чего бы это мне ни стоило.
Иаков, не открывая глаз, издал короткий стон. Я ничем не мог ему помочь. Я могу только убивать. Что же, судьба дала мне странный подарок - того, кого я могу убить, и это пойдет на благо всему человечеству. Моего единственного друга. Моего злейшего врага. Ореста.
Сейчас мне лучше уйти. Мои дела завершились, осталось только ода цель, и теперь я готов положить на ее исполнение все, что у меня есть. Для Наугрима и Иакова я буду только обузой. Особенно для Наугрима -- он воображает себе невесть что, и может не принять моего решения. Если у него и был какой-то долг, он оплатил его сторицей; он не заслуживает терпеть из-за меня новые невзгоды.
Я встал и пошел. Брать с собой мне было нечего. Нехорошо, конечно, оставлять Иакова одного, но до возвращения Наугрима вряд ли что-то могло случиться.
