Тело хельвета слегка дрогнуло, как бы предваряя основное движение, но вместо удара он почему-то начал падать на меня сам. Я перекатился в сторону - в лице вспыхнула боль - и Сами рухнул в пыль рядом со мной. Он был мертв. В его затылок глубоко вошел брошенный нож. Я сразу узнал этот нож, хотя сегодня увидел его впервые в жизни. Это был нож самого Сами, которым он убил подвернувшегося под руку крестьянина.
Я не без труда поднялся на ноги - сказывался непростой поединок и поврежденное лицо - и как мог быстро подбежал к крыльцу дома. Мой спаситель, откинув голову и закрыв глаза, лежал рядом с трупом, из которого он и извлек нож. Он был весь в крови, хотя бы отчасти, как я надеялся - чужой. Я наклонился к нему, не зная, что мне теперь поделать. Звать на помощь деревенских? Едва ли они станут разбираться в том, кто именно убил их соседа. Сам помочь я уж точно не мог.
Он открыл глаза и слегка шевельнул бледными губами. Я прислонил ухо почти к самому его рту. С огромным трудом он, чуть слышно, прошептал:
- Забери мои камни. Незачем им вместе со мной пропадать.
Горечь захлестнула меня. Я не горел желанием оставлять сокровище жадным на поживу мужикам, но и не хотел снимать их с тела еще живого человека. Это его бриллианты, он их заслужил.
Я покачал головой. Поняв, что об этом спорить бессмысленно, он добавил:
- Тогда забери два камня с тела Сами. Ему они точно уже не нужны.
На это я был согласен. Я с жалостью коснулся его плеча. Даже если убедить крестьян помочь разбойнику угрозами или именем Ордена - они подмешают в лекарство яд, и это никак не отличишь от весьма вероятной смерти от ран.
Если попробовать купить помощь деревенщины за один из бриллиантов, в них загорится жадность, и они захотят покончить раненого и завладеть всеми, которые у него есть...
- Да, - уверенно сказал я. - Но я знаю, что ты выживешь, и мы с тобой еще встретимся.
С этими словами я вложил ему в руки свой меч, меч с печатью Ордена. Про татуировку на спине простой люд обычно не знает.
Его глаза расширились от изумления. Из последних сил он чуть приподнялся и с хрипением произнес мне на ухо:
- Меня зовут Наугрим.
Часть четвертая
Мы оба взяли себе неразбавленного вина, я - чтобы унять волнение и отвлечься от боли в поврежденном лице, Орест - потому что он, по его собственным словам, не доверяет местной воде. Он и пил его как воду, не смакуя (хотя вино оказалось не из последних), а флегматично опрокидывая в себя кружку за кружкой. Я же старался пить осторожно, понемногу, не забывая о том, как легко на меня действует алкоголь.
- Не ожидал от тебя такого человеколюбия, - произнес Орест, осушив очередную кружку.
Я и сам не ожидал. Дело, впрочем, вряд ли было в человеколюбии - скорее, для меня оказалась неожиданно важной та хлипкая, но какая ни есть эмоциональная связь, возникшая между мной и другими участниками похода на Стигийские болота - между мной и людьми, которых я едва успел узнать. Даже Сами мне было в первую очередь жалко.
- Эти два я снял с тела Сами, - я достал бриллианты и положил их на стол перед Орестом.
Орест, не торопясь, сделал глоток, чуть покатал драгоценные камни между своих пальцев, а потом вернул их на то же место.
- Оставь их себе. Мне они не принадлежали с тех пор, как я расплатился ими за полученные услуги.
Я кивнул и спрятал бриллианты - пусть останутся на память о Наугриме. Его имя я не сказал Оресту - лучше для всех будет, если мы покинем это место и направимся своей дорогой, не оставив после себя следов, только местные жители будут считать, что в день нашего визита, по совпадению, разбойник напал на одного из их соседей, но был убит храбрым рыцарем Ордена, который в бою и сам получил тяжелые раны.
- Ты многое потерял вместе со своим мечом - даже не смотря на татуировку. Как минимум, это не пойдет на пользу твоему скорейшему возвращению в штат, - заметил Орест.
- Я и сам не хочу носить печать организации, которой не доверяю, - ответил я, безуспешно пытаясь убедить самого себя.
Чтобы подавить неприятные мысли в самом зародыше, я сделал глубокий глоток вина. Тепло приятно побежало по телу.
- И что нам теперь поделать с организацией, которой ты не доверяешь? - Орест махом приговорил еще одну кружку.
Так нам понадобится еще один кувшин.
Я пожал плечами. В последнее время именно Орест предлагал, что нам делать, и это меня вполне устраивало.
- Направимся в столицу, и продолжим расследовать происходящее, и узнаем, связан ли Орден с этими владыками на самом деле.
Орест махнул хозяину; тот сразу же поспешил к нам. До чего же бывают деликатные, приятные люди.
- План звучит весьма разумно. Нам еще кувшин и что-то из закуски, - последние слова были адресованы хозяину.
Тот бросил уважительный взгляд на уже пустой объемистый кувшин и пошел выполнять заказ. Я допил какие-то капли, которые еще оставались на дне моей кружки.
До Шеола путь неблизкий, и в самой столице меня ожидают знающие меня люди и не самые приятные воспоминания. Надо так надо, сейчас это меня не слишком беспокоило. Я благодушно улыбнулся, представив себя борцом за справедливость.
- Сам-то ты бывал в Шеоле? - спросил я в надежде, что Орест ответит "нет", и мне выпадет шанс расписать ему все красоты главного города страны.
- Да, бывал, и не раз, - ответил Орест, улыбаясь - наверное, тоже вспомнил непревзойденную архитектуру столичных улиц.
Мне показалось забавным, что вампир-полукровка не раз бывал у Ордена перед самым носом, и я от души рассмеялся. Орест смеялся вместе со мной.
Очень скоро нам подали новый кувшин, а с ним - поднос, уставленный разнообразными и аппетитно выглядевшими закусками. Должно быть, Орест не поскупился на задаток. Я наполнил свою кружку, расплескав при этом немало вина, и начал утолять жажду.
- Ты часто пьешь? - спросил Орест, внимательно глядя на меня, когда мы осушили по кружке.
Мне без причины захотелось ответить по-другому, но я отрицательно помотал головой. Я действительно пил очень редко; может быть, попросту не с кем.
- Я очень мало о тебе знаю, - непривычно неравнодушным голосом сказал вдруг Орест.
Я с удивлением посмотрел на него. Мне впервые пришло в голову, как мало мы в самом деле знаем друг о друге - в сущности, ничего.
Мы заново наполнили свои кружки, но я не пил и не говорил, предоставляя Оресту начать. Наконец он заговорил.
- Даже не знаю, что тебе рассказать. Я никогда не знал своего отца. В детстве я ненавидел свою мать, с тех самых пор, как она открыла мне правду. Горько быть не таким, как все... Со временем я научился любить себя и презирать остальных - только так для меня и возможно жить. Единственной моей радостью стало утверждать себя, проверяя свои силы в боях - сперва с людьми, потом с чудовищами. Скоро я обзавелся большим богатством, не считаясь ни с законом, ни с человеческой моралью. Благодарность мне была не нужна, и я стал скитаться с места на место в поисках сильнейших противников. Так и я и стал тем, кого ты знаешь сейчас.
Орест говорил серьезно, даже внушительно, но в его словах была не то что фальшь - наоборот, полное отсутствие всякого интереса. Я понял, что это заранее приготовленные слова, которые содержат самое большее половину правды. В то же время мне показалось, что это и есть самая важная половина, и что у Ореста имеются достаточно веские причины не рассказывать всего.
Орест, договорив, выжидательно смотрел, рассчитывая теперь выслушать меня. Я уж точно не хотел заканчивать все это, отделавшись парой общих фраз, но копаться в своем прошлом, да еще и рассказывать все другому человеку... Я не сомневался в том, что не обязан отвечать всей правдой на полуправду. Тем не менее во мне родилось такое желание - вспомнить и рассказать. И вспоминать, и рассказывать будет неприятно, но я нуждался в этом. Должно быть, в каждом человеке живет потребность разделить с кем-то другим тяжесть на своей душе, да и просто высказать то, что тебя волнует и беспокоит. Орест в одно мгновение, я уверен, тоже хотел этого, но не стал. Что же, это простительно для наполовину человека, наполовину вампира.
