Франко-американское соглашение от 6 июля 1931 года содержит следующие положения: 1) приостановка выплаты межправительственных долгов с 1 июля 1931 года по 31 июня 1932 года; 2) несмотря на это, рейх обязан сделать свой безусловный ежегодный взнос, но французское правительство согласно, чтобы эти суммы были помещены Банком международных расчетов в гарантированные облигации германских железных дорог. Прочие положения касались исчисления процентов, а также мер, которые следовало принять в интересах стран Центральной Европы, подпадающих под мораторий Гувера. Франция оставляла за собой право потребовать от германского правительства необходимых гарантий относительно использования исключительно в экономических целях тех средств бюджета рейха, которые высвободятся благодаря этим мерам.
25 октября 1931 года было опубликовано коммюнике о результатах переговоров между Гувером и Лавалем в Вашингтоне. «Мы рассмотрели, – заявляли они, – мировое экономическое положение и связанный с ним весь комплекс международных проблем; проблемы будущей конференции по ограничению и сокращению вооружений; влияние депрессии на платежи по межправительственным долгам; стабилизацию международных валют и другие финансовые и экономические вопросы…» Что касается межправительственных обязательств, то мы признали, что до истечения моратория Гувера может понадобиться дополнительное соглашение, охватывающее период экономической депрессии, соглашение, относительно пределов и условий которого наши два правительства делают необходимые оговорки. Инициатива этого соглашения должна будет исходить от наиболее заинтересованных европейских держав, в рамках соглашения, действующего до 1 июля 1932 года. В вопросах золотого паритета, стабилизации валюты и восстановления доверия этот документ был очень туманным.
6 апреля 1932 года г-н Андре Тардье открыл кампанию[119], заставив принять декрет, созывавший избирателей на 1 и 8 мая, и произнеся вечером того же дня в зале Булье речь, которой он вооружил своих соратников. Он изложил историю деятельности парламента последнего созыва, трудностей, порожденных мировым экономическим кризисом, осложнений внешней политики. «Мы должны были выбрать, – заявил он, – между тремя направлениями: негативным национализмом, дерзким интернационализмом и духом твердости и примирения». «Находясь между двумя крайностями, одинаково опасными, мы – 16 месяцев с Пуанкаре, 13 месяцев с Лавалем и 15 месяцев с тремя моими кабинетами – занимали промежуточную позицию». Г-н Андре Тардье ошибочно полагал, что переговоры по плану Юнга при кабинете Пуанкаре установили фактическую связь между проблемой репарации и проблемой долгов и что «мораторий Гувера не смог разорвать эту связь». Он считал заслугой парламента отмену контроля, предусмотренного планом Дауэса, что было, с моей точки зрения, основной ошибкой, сокращение на 20 процентов платежей по репарациям, эвакуацию за пять лет до срока третьей зоны Рейнской области, принятие моратория Гувера, предоставление Германии кредитов как непосредственно, так и через посредство Банка международных расчетов и Французского банка. Впрочем, он отмечал, что радикал-социалисты поддержали его во имя уважения к подписям и заключенным договорам.
Г-н Андре Тардье напомнил также, и вполне законно, пакт Бриана – Келлога от 27 августа 1928 года; признание 25 апреля 1931 года обязательной юрисдикции Гаагского трибунала; ратификацию 21 мая 1931 года Генерального акта по арбитражу; подписание в феврале 1932 года конвенции о способах предотвращения войны. Он считал своей заслугой предоставление 5 февраля 1932 года конференции по разоружению общих предложений. Франция заявляла о своей готовности подписать, не выдвигая никаких условий, обязательство ограничить свои военные расходы по курсу настоящего дня. Она предлагала предоставить в распоряжение Лиги наций некоторые виды вооружения и войска, предусмотрев специальным обязательством их численность и способы их использования. Она выражала согласие благожелательно изучить любые дополнительные предложения по сокращению вооружения. Можно было лишь одобрить эти слова г-на Тардье. «В международном обществе, как и в национальных обществах, равенство прав и порядка ношения оружия для частных лиц, несмотря на различие их индивидуальных особенностей, стало возможным лишь тогда, когда появились судьи и жандармы, чтобы следить за этим».
Нельзя было сказать лучше. Г-н Андре Тардье говорил и о законе социального страхования, провозглашение которого в 1924 году показалось таким скандальным газете «Тан». Он хвастал тем, что спас французское сельское хозяйство. Но гораздо труднее было давать объяснение по бюджетному дефициту.
27 ноября 1931 года в 20 часов 30 минут в Трокадеро должно было состояться заключительное заседание международного конгресса по разоружению. На меня возложили обязанности председателя. В повестку были включены три послания – от кардинала архиепископа парижского, протестантских церквей и великого раввина Франции. Генеральным секретарем конгресса была м-ль Луиза Вейсс; на заседании были представлены от Англии лорд Роберт Сесиль; от Италии г-н Шалойя; от Германии г-н Йос, депутат центра в рейхстаге; г-н сенатор Бора, говоривший из Вашингтона по радио; г-н Пенлеве от Франции; г-н Хоутои от Соединенных Штатов, г-н Мадариага от Испании; г-н де Жувенель, председатель организационного комитета.
Ораторов было, быть может, даже слишком много, однако видное положение иностранных делегатов придавало этой манифестации особый смысл и значение. И все же это заседание послужило поводом для страшного скандала. Наших гостей оскорбили самым отвратительным образом. Немецких и англосаксонских ораторов грубо поносили. Был оскорблен лорд Роберт Сесиль. Тщетно пытался я в этом огромном зале установить спокойствие и навести порядок. В какой-то момент один из нарушителей порядка бросился на сцену, требуя слова. Он назвался полковником де ла Рокк[120]. Это заседание покрыло нас позором. Нападки германской прессы на нас были вполне понятны.
Г-н Поль Шопин рассказал в своей книге «Шесть лет в организации «Огненные кресты» («Nouvelle Revue Francaise», 1939), как была организована им и Вареном эта контрманифестация вместе с «Патриотической молодежью» и «Аксьон Франсез». Члены «Огненных крестов» носили в качестве опознавательного знака булавку, приколотую к пиджаку. Шопин передает очень точно, как я помешал полковнику де ла Рокк зачитать свою декларацию, как был опрокинут председательский стол, разбиты графин и стаканы. Манифестанты хвастали тем, что добились содействия полиции, действовавшей по инструкции министра (Мажино или Лаваля или обоих вместе). В циркуляре, текст которого нам показали, де ла Рокк поздравлял начальников своих батальонов с тем, что они «проучили пацифистов в Трокадеро».
18 декабря 1931 года палата представителей в Вашингтоне приняла резолюцию по поводу моратория Гувера. Она разрешала отсрочить выплату долгов Соединенным Штатам на один бюджетный год начиная с 1 июля 1931 года в том случае, если правительства-кредиторы предоставят своим должникам такой же мораторий. Но в ней ясно указывалось, что «аннулирование или уменьшение в какой-либо мере кредиторских претензий Соединенных Штатов к иностранным правительствам противоречит политике конгресса». И далее: «Ничто в настоящей резолюции не может быть истолковано как означающее иную политику или оправдывающее предположение, что изменение политики, установленной настоящей резолюцией, будет в какой бы то ни было момент встречено благоприятно»[121].
23 декабря 1931 года в Базеле эксперты (Францию представлял г-н Шарль Рист) составили свое заключение. Они обращали внимание правительств на беспрецедентную серьезность кризиса, размах которого, несомненно, превзошел «сравнительно короткую депрессию», предусмотренную планом Юнга, в предвидении которой были приняты утвержденные им «предохранительные меры». План Юнга, утверждая ежегодное увеличение платежей, предполагал непрерывное развитие мировой торговли не только по объему, но и в ценностном выражении. Таким образом, тяжесть ежегодных платежей должна была, как думали тогда, все время облегчаться для Германии. Однако, заявили эксперты, ничего из этого не вышло. Со времени вступления в силу плана Юнга объем мировой торговли сократился; в то же время исключительное падение цен по отношению к золоту значительно увеличило реальную тяжесть ежегодных германских платежей, как и вообще всех платежей, производимых в золоте. В этих условиях финансовые затруднения Германии, являющиеся в значительной мере источником растущего паралича мирового кредита, делают необходимым согласованные действия, которые могут предпринять одни только правительства.
