Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

13 декабря 1932 года совет министров принял следующее решение: «1. Правительство Французской республики принимает к сведению ответ г-на государственного секретаря от 8 декабря 1932 года, которым правительство США признает возможность «всестороннего рассмотрения предложения Франции о пересмотре долгов и принятия во внимание ее просьбы конгрессом и американским народом». 2. В связи с этим оно предлагает немедленно начать переговоры с целью пересмотра режима платежей, который отныне является несовместимым с юридическим и фактическим положением, созданным мораторием президента Гувера, а также последовавшими за ним актами, приведшими к приостановлению выплат по репарациям. 3. 15 декабря 1932 года французское правительство внесет 19 261 432 доллара 50 центов. Оно просит, чтобы этот взнос был учтен в новом соглашении, которое предстоит заключить. 4. Правительство Франции имеет честь сообщить правительству США, что отныне, пока существует положение, созданное мораторием, и не достигнуто новое общее урегулирование вопроса о международных долгах, Франция фактически и юридически не сможет выносить тяготы режима платежей, который может быть признан справедливым лишь в случае уплаты репараций».

Анализируя наш план 1932 года, г-н Бенуа Мешен пишет в своей «Истории германской армии» (том II, стр. 511):

«Этот план, предусматривающий замену рейхсвера милицией с кратким сроком службы (которая менее пригодна для нападения, чем профессиональная армия), является превосходным со всех точек зрения. Он напоминает первоначальный проект маршала Фоша на Парижской конференции и, возможно, принес бы миру мир, если бы был включен в Версальский договор в 1919 году. Однако, предложенный в 1933 году, он имел только один недостаток: он запоздал на 14 лет. В то время, когда государства стремились прийти к соглашению, он откладывал конкретные шаги на неопределенное будущее и поднимал трудный вопрос о международном контроле».

16 июня 1933 года г-н Жозеф Кайо писал мне из Руайя: «Прошу вас верить, что я глубоко тронут теми чувствами, которые вы выразили мне в вашем письме от 4 июня и о которых свидетельствует статья, помещенная за вашей подписью в последнем номере «Марианны». Вы слишком снисходительны к этим сделанным наспех ежедневным записям, единственным достоинством которых является то, что они определенно свидетельствуют о несомненной честности ума. Дело в том, что нас объединяет именно безукоризненная честность ума. Эта черта является для нас общей, она всегда нас увлекала, должна была увлекать и будет увлекать ввысь, ставя нас над болотом презираемых нами аппетитов.

Вы пишете, что «несчастье политики состоит в том, что искренность и лукавство пользуются в ней одним языком». Вы правы, вы совершенно правы, предостерегая таких людей, как я, слишком доверчивых, слишком непосредственных, как и слишком склонных к стихийному выражению впечатлений момента от, двуличия. Но разве вы, прочитавший все, что можно прочитать, вы, чьей неистощимой чудесной эрудицией я восхищаюсь в такой мере, что мне трудно это выразить, разве вы забыли слова Сент-Эвремона[138] о духе суетности и о страсти первенства, царящих в республиках и овладевающих «самыми порядочными людьми».

Пользуясь выражением друга Нинон Ланкло, «самые порядочные люди» должны всеми силами стремиться к обузданию этого зла, постоянно добиваться, презрев мелкие выгоды, единства, необходимого для здоровья их страны и прогресса человечества. Нам случалось, как вы справедливо указываете, расходиться во взглядах. Это может случиться и в дальнейшем. В нашем мышлении и натурах имеются различия, стереть которые не в нашей власти. Но разве разнообразие не является богатством свободных характеров? Разве оно не благотворно даже для людей, не похожих один на другого, но уважающих друг друга и одинаково стремящихся к общественному благу, к взаимному откровению сердец? Дорогой председатель, вы обладаете не только превосходным умом, но печетесь об общественном благе и имеете то сердце, о котором Вальдек-Руссо сказал мне, что оно должно быть отличительной чертой государственных деятелей. «Вести за собой людей может только человек с сердцем», – говорил мой учитель. В своем письме, написанном с предельной искренностью, я счел приятным долгом выразить вам не только свою глубокую благодарность, но и заверить вас в высоком уважении, которое внушают мне ваши великолепные качества, а также в своем желании сохранить с вами прочную дружбу, которую, я надеюсь, вы не отвергнете».

Выступив в палате депутатов, я изложил итоги Лозаннской конференции, о которой сенатор Бора заявил, что она является «предвестником мира, надеждой человечества и важнейшим этапом на пути длительных усилий, предпринимаемых после окончания войны для восстановления доверия не только в политической жизни, но вообще». Я объяснил палате также мотивы, которые побудили меня принять решение об уплате нашего долга США. «Я не хочу быть человеком, отказывающимся уважать подпись Франции», – заявил я. Наш военный долг США не был простым займом казначейства казначейству. Речь шла об облигациях стоимостью в 100 долларов каждая, распространенных среди 61 миллиона американцев. По этому трудному вопросу, в котором моральные принципы были затронуты в такой же степени, как и политические, Леон Блюм выступил, к сожалению, против меня. 12 декабря 1932 года мое правительство было свергнуто весьма значительным большинством. Это нисколько не огорчило меня. Я считаю и по сей час, что падение моего правительства, вызванное моей верностью подписи Франции, было самым прекрасным моментом в моей жизни государственного деятеля.

6 февраля 1934 года

Мое выступление в палате депутатов в защиту Австрии принесло мне трогательные изъявления благодарности. 10 января 1933 года венское правительство выразило мне свою благодарность. Венское музыкальное общество также выразило мне свою признательность за то, что я подчеркнул самобытность австрийской культуры и ее роль в европейской цивилизации. Это общество обладало для этого должным авторитетом: со времени своего создания в 1812 году оно объединяло цвет интеллигенции страны. Почетный член этого общества Бетховен написал для него свою Торжественную мессу, Франц Шуберт входил в его правление. Обществом была основана всемирно известная Венская консерватория. В его архивах хранятся исключительные ценности: дары эрцгерцога Рудольфа, переписанное от руки первое полное издание сочинений Бетховена, дарственное завещание Иоганна Брамса. В знак благодарности Венское музыкальное общество прислало мне рукопись великого композитора, чья славная и скорбная жизнь была описана мною: это был черновик скерцо до минор Пятой симфонии. Музыкальные темы выступают в этой бесценной реликвии в почти законченной форме, причем мелодическая линия произведения легко прослеживается, несмотря на поспешность и порывистость записи. Увлеченный вдохновением композитор записывает в фа диез только диез, но везде ощущается первоначальная идея скерцо, которая сверкает, как молния.

11 февраля 1933 года наш посол в США Поль Клодель писал мне:

«Вчера я имел дружескую беседу с сенатором Бора, которому я сказал, что вы были глубоко тронуты его высокой оценкой Лозаннских соглашений и его мужественным выступлением в защиту Франции в ходе недавних дебатов в сенате. Я сказал ему, что в трудных условиях настоящего момента все сторонники мира и свободы должны помогать друг другу; я обрисовал ему все трудности, против которых вы вели героическую борьбу, и добавил, что, по вашему мнению, спасение мира может быть обеспечено только путем тесного союза трех великих демократических держав: Франции, Англии и Америки. Таков основной принцип вашей политики. Г-н Бора отнесся к моим словам с самым сердечным и горячим одобрением. Он поручил мне передать вам выражение своей искренней симпатии и подлинного восхищения. Я чувствовал, что его слова были проникнуты глубокой искренностью.

В связи с этим позвольте мне, дорогой председатель, сказать вам все, что я думаю по вопросу о долгах, который в ближайшее время вновь встанет в повестку дня. Имеется два вопроса о долгах – малый и большой. Малый вопрос – это вопрос о платеже 15 декабря, от взноса которого мы столь бестактно отказались. Большой вопрос – это вопрос окончательного урегулирования, и именно этот вопрос будет вскоре поднят. Он настолько важен, что поглощает и лишает интереса все предшествующие разногласия. Поговорив с людьми, близко стоящими к г-ну Рузвельту, я пришел в этих условиях к заключению, что если бы вы вновь пришли к власти, даже не добившись предварительного урегулирования, а вы, по-видимому, выдвигаете это требование в качестве условия sine qua non, то это отнюдь не вызовет недовольства в Америке. Напротив, усиление вашего авторитета было бы выгодно и для Америки и для Франции; это позволило бы вам с большим успехом выступить в роли посредника и, возможно, арбитра, которую придется играть Франции. В самом деле, если по вопросу о долгах мы солидарны с Англией, то по вопросу о валюте, без конца подрываемой операциями Обменного фонда для уравнения валютных курсов («Exchange Equalization Fund»), мы солидарны с Америкой.

Что касается вопроса о международной безопасности, то за последнее время в Америке наблюдается огромный сдвиг. Идея консультативного пакта фигурирует теперь в программах обеих партий. Законопроект, уже принятый в сенате и ныне представленный г-ном Стимсоном[139] конгрессу, включает пункт об эмбарго на торговлю оружием с агрессором. В связи с событиями в Маньчжурии Стимсон лично сказал мне, что он сторонник финансового эмбарго в отношении «государства-агрессора». Он допускает теперь (без сомнения, в связи с событиями на Дальнем Востоке), что можно дать юридическое определение понятия государства-агрессора. Америка готова сотрудничать с европейскими государствами в международных комиссиях и координировать свою политику с их политикой (на Дальнем Востоке и в Южной Америке). Все это является большим достижением по сравнению с тем, что было два года тому назад. Действия Японии изменили американскую точку зрения, и позиция, занятая Лигой наций, способствует укреплению авторитета и престижа этой организации в США.

Крупные пацифистские ассоциации США, которые многое сделали для осуществления Парижского пакта, ставят перед собой в качестве основной задачи добиться вступления США в Международный суд, причем этот пункт включен в платформу обеих партий. Если это будет осуществлено, любое государство, считающее, что ему угрожает опасность скрытой или явной агрессии, сможет обратиться в суд с просьбой о расследовании. Если государство, на которое указывает жалобщик, согласится на такое расследование, то в действие вступит положение о гарантии; если нет, то это создаст против него презумпцию. По мнению моих собеседников, эта процедура является более осуществимой, чем создание Постоянной международной контрольной комиссии.

Искренне поздравляю вас с тем, что вы возглавили Комиссию по иностранным делам, и мечтаю о том дне, когда смогу вновь работать вместе с вами».

вернуться

138

Сент-Эвремон, Шарль (1610-1703) – французский писатель, – Прим. ред.

вернуться

139

Стимсон, Генри (род. 1867) – американский государственный деятель, член республиканской партии. В 1929-1933 годах, при президенте Гувере, был государственным секретарем США; в 1930 году возглавлял американскую делегацию на Лондонской конференции. В 1940-1945 годах был военным министром в администрации Ф. Рузвельта. – Прим. ред.

107
{"b":"550150","o":1}