Я выехал в Париж.
Суббота, 25 июня. Заседание совета министров. Поль Бонкур представил отчет о ходе работ в Женеве и о результатах начатых переговоров о химической и бактериологической войне. Я подвел итог переговоров в Лозанне. Оживленные дебаты развернулись вокруг австрийского вопроса. Было принято следующее решение: «Правительство согласно внести на рассмотрение палат проект об участии Франции в международном займе, который будет предоставлен Австрии Лигой наций; условия и объем этого участия будут установлены позднее. Французское правительство должно резервировать за парламентом право ратификации». 24 июня федеральный канцлер Австрии прислал мне новую, весьма настойчивую ноту.
В телеграмме из Вашингтона нам сообщили, что президент США готов согласиться с тем, что в случае напряженного положения в Европе Соединенные Штаты не будут признавать прав воюющей стороны за той державой, которая, по их мнению, нарушит статью 2 пакта Келлога. США могли бы участвовать в консультативной конференции. Они возражают против аннулирования репараций (телеграмма № 404).
Пальмад изложил свои финансовые проекты. Рост расходов за последние годы представляет следующую картину: 1927 год – 39,5 миллиарда; 1928 год – 42,5 миллиарда; 1929 год – 45 366 миллионов; 1930 год – 50 398 миллионов; 1931 год – 50 145 миллионов по проекту правительства и 50 340 миллионов по проекту комиссии. Следует отметить, что 1800 миллионов франков были перечислены из бюджета в Автономную кассу; без этой операции мы имели бы в 1931 году дополнительное увеличение бюджетной массы примерно на 2 миллиарда.
Итальянская пресса ведет себя крайне вызывающе. 25 июня в «Пополо ди Рома» была опубликована чудовищная заметка против Франции и лично против меня. «Послевоенная Франция, – писалось в ней, – представляет гораздо большую опасность, чем довоенная Германия. Германия 1914 года стремилась развязать конфликт, Франция 1932 года идет гораздо дальше: она хочет не только посягнуть на мир, но и обречь народы на голод». Что касается меня, то меня отсылали на суд моих избирателей. Разве «Пополо ди Рома» действительно известно, что такое избиратель?
В понедельник, 27 июня, я встретился с Гранди. Он вручил мне меморандум, в котором итальянское правительство высказывалось за аннулирование репараций. Я пожаловался ему на «Пополо ди Рома». Он согласился со мной и заявил, что ему опротивели такого рода приемы и он даже намерен выйти из правительства. Держится он, во всяком случае внешне, весьма примирительно; последними его словами было: «Помогите мне».
* * *
Понедельник, 27 июня 1932 года. Новое заседание в 16 часов 30 минут. Какова будет позиция Германии после поездки фон Папена в Берлин, где ему, по-видимому, основательно досталось за предложение о сближении и особенно за ряд примирительных деклараций, сделанных им Стефану Лозанну[136]. Председательствовал фон Папен; он предоставил слово германскому министру финансов. «Германская делегация тщательно изучила французские аргументы о невозможности аннулирования репараций. Мы признаем трудности французской делегации и проявленный ею дух понимания; мы тронуты участием, проявленным г-ном Эррио к судьбе 6 миллионов безработных. Мы далеки от того, чтобы требовать разрешения только наших трудностей, хотя и считаем выплату репараций нереальной. Тяжесть политических долгов стала невыносимой для всего мира. Прошлогодняя инициатива Гувера не привела к желаемым результатам, потому что не было уверенности в будущем, и пока этой уверенности нет, приостановление платежей может дать должный эффект только в том случае, если оно будет оформлено де-юре после того, как осуществится де-факто. Хотя Германии и удалось вследствие инфляции ликвидировать значительную часть своего внутреннего военного долга, однако ее экономика не преодолела своих затруднений. Германия лишь перераспределила бремя этих трудностей, причем это было сделано грубым и опасным путем, путем налога на состояние. Вследствие полной анемии своей экономики, вызванной инфляцией и версальскими обязательствами, Германия вынуждена была привлечь иностранные капиталы для восстановления своего оборотного фонда и технического оборудования. В результате этой операции образовался огромный внешний долг; то, что кажется облегчением трудностей, является на самом деле разрушением ценностей; и если Германии в течение нескольких десятилетий все еще приходится расплачиваться по своим частным иностранным долгам, то это является следствием общего ослабления ее экономики и выплаты репараций».
«Часто говорят, – добавил граф Шверин, – что Германия обладает высококачественным промышленным оборудованием. Однако образование капиталов происходило в совершенно недостаточном объеме. Нам не удалось модернизировать все пострадавшие от войны отрасли производства; основная масса мелких и средних предприятий работает на устарелом оборудовании. Немецкий народ, которому даже не известно, когда наступит улучшение его безысходного положения, единодушно осудил бы результаты Лозаннской конференции, если бы ее итогом были новые цепи, сковывающие его жизненные возможности. Часто думают, что Германия располагает значительными иностранными активами: до войны они действительно превышали 25 миллиардов рейхсмарок, теперь же они не достигают и 8 миллиардов». Министр снова подчеркнул необходимость аннулирования репараций. При этом он высказался в поддержку конструктивного плана развития европейской экономики, а также за повышение цен на хлеб путем предоставления таможенных преференций дунайским государствам, за оздоровление национальных валют, за учреждение общего фонда для предоставления кредита отдельным странам, за введение твердого соотношения между национальными валютами и золотом.
Пространное выступление графа Шверина было весьма интересным. Затем с рядом заявлений довольно общего характера выступил канцлер фон Папен. Я в нескольких словах констатировал, что данное заседание не сблизило нас. В общем мы вплотную подошли к разрыву с Германией. После поездки в Берлин позиция германской делегации полностью изменилась. Вечером, в 22 часа 30 минут, я встретился с Макдональдом, чтобы информировать его об этом обстоятельстве. По его мнению, здесь кроется германо-итальянская интрига. Он был возмущен, узнав от меня, что фон Папен предложил мне заключить военный союз. Вслед за мной он принял канцлера.
Вторник, 28 июня. Перечитал отчет о беседе, состоявшейся 4 июня между нашим атташе г-ном Моником и министром финансов США г-ном Огденом Миллсом, который заявил, что Германия «может выплатить определенную часть репараций» и что «ее нынешнее положение не может служить предлогом для освобождения ее от всех дальнейших платежей». Макдональд высказал свою озабоченность в связи с создавшимся положением; он должен быть в Лондоне 6 июля и опасается, что здесь за это время произойдет разрыв. Он попросил меня прийти к нему в 12 часов дня с Жермен Мартеном для встречи с фон Папеном и графом Шверином. В официозной заметке, опубликованной в германской прессе 28 июня, рейхсканцлер «категорически заявил, что ни на одной из своих встреч с французскими политическими деятелями и журналистами он никогда не признавал права Франции на репарации или на компенсацию».
В полдень я и Жермен Мартен встретились с фон Папеном и фон Нейратом у английских министров. Макдональд обратился к канцлеру в весьма суровом тоне. У него сложилось впечатление, что поездка в Берлин во многом изменила их позиции и что теперь мы просто теряем время. С присущими ему спокойствием и умеренной твердостью Чемберлен высказался в том же смысле. Фон Папен атаковал меня: необходимо пожертвовать репарациями, так как они в любом случае не будут выплачены; необходимо спасти Европу, разоружиться; он предложил нам заключить консультативный пакт. Он обвинил меня в желании оказать на Германию экономическое давление, а также в том, что я не доверяю ему, так как он является «правым». Я ответил, что если нас собрали в Лозанне для того, чтобы заявить нам только о том, что нам не будут платить, то это просто уведомление о решении, а не урегулирование вопроса. Нельзя решить проблему, сняв ее. Нам предлагают создать для Европы общий фонд, быть может необходимый, но, конечно, более выгодный для Германии; проблема разоружения должна быть рассмотрена отдельно; я охотно рассмотрел бы вопрос о заключении пакта, если б он только не был еще одной бумажкой. Я не оказываю экономического давления на Германию, так как требую платежей лишь в том случае, если Германия может платить; в соответствии со своими республиканскими убеждениями я предоставляю самим странам, и только им, судить о своих правительствах. Я резюмировал нашу точку зрения – или полная выплата всей оставшейся суммы, или экономическая компенсация, или политическая компенсация, или сочетание того и другого.
