Когда мне было три года, произошел эпизод, который я совершенно не помню. По пересказам других выходило слишком пафосно, в такое я не верю. Но, если сложить мои предыдущие воспоминания с рассказами очевидцев, произошло примерно следующее. Старшим ребятам было запрещено трогать малышню, но однажды моих "подопечных" обидели. Не помню, что произошло, но я со своей ватагой пошла разбираться и, так случилось, сцепилась на мечах-палках с двумя старшими мальчишками. Со своей планочностью и безбашенностью как-то ухитрилась выиграть, и они убежали. Моя маленькая "армия" подхватила меня мелкую, тощую, драную, избитую на руки и понесла праздновать победу.
Оказалось, что за всем происходящим наблюдал мой отец, который спросил:
- Кто этот мальчик? Я возьму его своим воспитанником.
- Это ваша дочь.
- Вы издеваетесь? Если это она, то почему в таком виде?!!
- Но Вы же не отдавали никаких распоряжений...
- Она моя дочь! Этого что, мало?!!
Вот так без малого в четыре года я обнаружила, что у меня есть отец, а кухарка совсем не моя мама. Дальше начался ад, запомнившийся мне на всю жизнь. Меня забрали какие-то непонятные тетки, привели в жутко огромный не нормально чистый дом и попытались раздеть. Дралась я хорошо, но их было трое. Потом они решили меня утопить! Хоть их и было трое, но дралась я хорошо и жить мне хотелось! Когда удалось вырваться, вслед закричали, что я должна помыться. Тогда пришло понимание, что это какой-то другой вид мытья, а не попытка меня убить. Вернулась, взяла тряпочку и стала обтираться, как меня приучили. Драться со мной больше эти тетки не пытались, даже трогать не рисковали. Просто говорили, что делать, иногда показывали сами. Когда на меня нахлобучили ужас, названный ими платьем, ходить я не смогла. Ноги запутались в подоле, и полетела я красиво и громко. Руки тоже в большом количестве ткани слушаться отказались, и смягчить падение не удалось. Жутко разозлившись, я тут же изодрала сие произведение портновского искусства в мелкие клочья. Стало легче. Но на меня почему-то стали жутко орать, брызгая слюной все три тетки. Инстинкт самосохранения посоветовал оказаться как можно дальше от этого места и раздраженных фурий. Не знаю, как я нашла выход, но бежала я до тех пор, пока перед глазами не оказались ноги в солдатской форме. Я вцепилась в них так, что отодрать мои руки можно было только вместе со штанами. Это проверили все, кому не лень. Кто проверял, не знаю, так как глаз открывать и не пыталась. Кто что и как долго обсуждал, я тоже не знаю, так как в голове была одна мысль, что ноги отпускать нельзя. Помню только, что вдруг кто-то погладил меня по голове и ласковый голос спросил:
- Котенок, может, ты все-таки меня отпустишь?
Я открыла глаза, подняла голову и встретилась взглядами с улыбающимися голубыми глазами. Этот солдат не страшный, но поняв, что он меня спросил, яростно замахала головой.
Вдруг сзади кто-то поинтересовался:
- А ты хочешь, чтобы он занимался твоим воспитанием?
Понятия не имела, что такое воспитание, но явно этот солдат должен был остаться со мной, поэтому кивнула.
- И слушаться его будешь?
Я видела, как солдаты занимались с мальчиками. Очень нравилось наблюдать и мечтать, что однажды со мной тоже будут заниматься. А у этого такие добрые глаза, может даже он позанимается со мной отдельно от других. Конечно, я буду слушаться этого солдатика - он плохого не сделает! Закивала головой так, что сама испугалась, как бы она не отвалилась. Но иначе нельзя, а вдруг не поймут.
- Тогда сейчас отцепись от него.
Посмотрела вверх в посерьезневшие глаза.
- Котенок, давай ты отпустишь штаны и возьмешь меня за руку.
Так у меня появился воспитатель, и попытки убрать его от меня хоть на минуту были пресечены в корне. В тот день меня очень вкусно накормили и показали мою комнату. Огромную и сказочно красивую. Вот только спать на кровати я не смогла, едва не задохнувшись в перинах. Но на полу были невероятные ковры, на которых спалось очень сладко. Такая себе кровать, размером с пол. А еще мой воспитатель позволил мне надеть красивые штаны и рубашечку, как настоящий солдат. Со следующего дня начались занятия. Меня стали учить ходить в платьях, красиво есть, танцевать, петь, нажимать на клавиши и прочее. Причем воспитатель хоть и неуверенно, но поддержал эти жуткие начинания! К обеду меня уже трясло от ярости, хотелось или заплакать, или ударить кого-нибудь, терпела я только потому, что так сказал мой воспитатель. А после обеда мой солдат спросил, чем бы я хотела заняться. Этот день стал самым счастливым в моей недолгой жизни.
С тех пор просыпалась я с рассветом, и до завтрака мы бегали, прыгали, плавали, лазали по деревьям и прочее. С завтрака до обеда мне выносили мозг разные учителя. С обеда до ужина была военная подготовка: мечи, луки, копья, ножи, лошади, арбалеты и так далее. В общей сложности многие годы физическим самосовершенствованием я занималась часов по девять-десять в день. Постепенно утренний ужас сменялся на более интересные вещи - началось обучение чтению, арифметике, ввели биологию, географию, риторику, логику, историю. Недалеко от нашего замка был университет. Позже я узнала, что это не просто лучшее учебное заведение на всем континенте (отец хорошо спонсировал науку), оказалось, что тут работают все самые выдающиеся ученые, а исследования, проводившиеся в университете, намного опережали свое время. Когда мне должно было исполниться восемь лет, отец переговорил с ректором, и с тех пор моими учителями стали лучшие ученые университета. Уж не знаю, как отец такого добился, но я ему очень за это благодарна. При индивидуальном обучении фанатами своих дисциплин уже к тринадцати годам я в совершенстве знала всю программу университета по большинству специальностей. Хотя самой любимой у меня была химия вообще и биохимия в частности. Особенно я маньячила над работой мозга, хотя это, конечно, было позже.
К моему дню рождения на шесть лет лучшим подарком стало строительство полосы препятствий. Через два месяца было устроено соревнование, и оказалось, что я прохожу ее почти также, как солдаты гарнизона. Также в шесть лет я впервые победила в спарринге своего наставника. Как? Конечно, нагло и подло, как еще я могла победить взрослого мужика. Пронырнула между ног, и, пока он разворачивался, приставила острие клинка к горлу. О, да! Сладок вкус победы. С тех пор хоть раз в день, но я одерживала верх в поединках. То кину что-нибудь в сторону, чтобы отвлечь внимание, то мукой в лицо дуну, то на ногу прыгну, то подножку поставлю, да мало ли я тогда способов придумала. Наставник принимал мои выходки со вселенским спокойствием. А вот если я ничего не делала, поднимал настоящую панику, ведь значит, я либо заболела, либо задумала что-то грандиозное. Странно, ведь я была таким спокойным ребенком. Нет, правда! Правда, я вас уверяю! Даже в ответ на гадости, которые говорили мне в лицо придворные, ничего не предпринимала. Правда, ничего! Аж до тех пор, пока из виду не скроются. Ну а потом происходило разное... От меня совершенно не зависящее. Например, падение с лестницы. Вот сами задумайтесь, толкнуть у меня сил бы не хватило, да и не было там меня. А что подошва вдруг стала такой скользкой, так я причем? Не буду же я чужую обувь в руки брать. И происходило это странное от меня не зависящее до тех пор, пока на обидчике не появлялся гипс, а его снятие гарантировало возвращение "невезучести". Какое-то время в замке существовала мода, называлась: "Хотите жить спокойно - носите гипс". Приезжавшие гости были, конечно, шокированы таким собранием калек. Разворачивались целые диспуты на темы того, это отец собирает себе всех сирых и убогих, или своими руками доводит их до такого состояния. Тогда кто-то в шутку назвал его Кровавым, но прозвище прилипло намертво. Самое забавное, что поначалу произносилось это с улыбкой, но чем дальше, тем больше люди сами себя накрутили, в результате стали такое говорить шепотом и с оглядкой. Продолжалось это до тех пор, пока один из обидчиков не вывел меня окончательно, за что и получил по физиономии. Роста он был большого, а в руках у меня были новые сапоги с металлическими набойками, вот с прыжка каблуком в глаз и засветила. И добавила: "Скажите спасибо, что в руках был не клинок, а лишь сапоги!" Прямое воздействие оказалось эффективным, этот тип оскорблять меня больше не рисковал и вообще обходил дальней дорогой. Так что применение данного метода стало моим излюбленным. Но появление серии синяков у гостей и постоянных обитателей замка не могло остаться незамеченным, а может мои "облагодетельствованные" нажаловались, и моим воспитанием решил заняться родитель. Выловив меня прямо в коридоре, отец начал долгую прочувствованную речь, но на мое счастье я заметила в прилегающем центральном хорошо освещенном зале одного из обидчиков. Оттеснив отца в одну из ниш и спрятав за портьерами, попросила его немного подождать и послушать. Сама же, показавшись на глаза намеченной жертве, вновь вернулась в коридор, изображая какую-то деятельность. Обидчик не заставил себя ждать: "А вот и наша сиротинушка-принцесса!" И это была единственная приличная фраза из всего монолога, в котором мне подробно рассказывали, под каким кустом меня зачали, кто мои настоящие родители, что именно этот тип думает о моем отце, а также куда и как надо отыметь меня. Отец уже давно вышел из укрытия и, стоя за спиной "рассказчика", поменял уже несколько цветов на лице, и пытался вставить в монолог хоть слово, но совершенно безуспешно. В конце концов, не выдержав, он развернул этого хама к себе и засветил огромный фонарь в правый глаз собственной рукой. Вот!!! И я о том же.
