– Не глупи, – сказал Микаэль. – Не нужно крови.

Голос его был спокоен, а сам он не двигался с места, но по положению ног нюрнбержца, по повороту плеч и бедер легко угадывалось, что сейчас случится: неуловимый и стремительный, словно призрак, тот скользнет в сторону, а потом в одно мгновение окажется совсем рядом. И тогда песня Марека спета: ему ли не помнить, как этот человек умеет убивать?

– Я тебя знаю, – сказал Микаэль и тут же поправился: – Не так… знаю, откуда ты.

– Хорошо. Значит, не придется напоминать, – мрачно сказал последний из Клыкачей.

– Не пойму, в чем ты меня-то винишь. Разве, когда мы пришли, вы не грызлись между собой?

– То было наше дело!

– Было ваше. Пока не вышло за порог вашего дома. Помнишь, что дальше сталось?

Конечно, он помнил. И как мужчины из рода Габы Ревуна ходили по поселку, пьяные от учиненной резни. И как они швыряли своим женам снятые с мертвецов штаны, рубахи и платья – мол, только и нужно, что кровь замыть, не пропадать же добру. И как отец на сходе сцепился с Габой – тоже помнил. Ян сказал, что своим безумием Ревуны погубили всех, что вырезанных деревень им не простят.

– Не тебе, наемник, судить нас! – ощерился Марек, с горечью понимая, что уже не нападает, а защищается. – Ты же был в наемном отряде, тебе нет разницы, кого убивать! Главное, чтоб серебра отсыпали!

– Я бил вас не из-за денег, – Микаэль пожал плечами. – Я людей защищал.

Юноша фыркнул – он не поверил, конечно, но что толку спорить об этом? Сказал другое:

– А там, за нашим тыном, кто, по-твоему, жил? Не люди?

– Я не знаю, – качнул головой нюрнбержец, и на миг Мареку показалось, что в глазах врага мелькнула затаенная боль. – А ты? Ты знаешь?

«Конечно! – хотелось крикнуть ему. – Конечно, я знаю!»

Он мог бы рассказать этому человеку, какими замечательными были его односельчане, но… Разве убедить того, кто видел, что натворили родичи Ревуна? Марек даже головой затряс, отгоняя неправильные мысли. Ему должно ненавидеть проклятого убийцу, а вовсе не оправдываться перед ним!

– Не нужно крови, – повторил Микаэль, голос его звучал чуть мягче. – Не делай того, о чем потом пожалеешь.

– Слишком уж ты в себе уверен! А ну как я окажусь сильнее?! Может ведь и так случиться!

– Может. Но мне сдается, нам не стоит это проверять. Сейчас важнее другое.

«Что может быть важнее расплаты за пролитую кровь?!» – хотел крикнуть Марек. Но спросил иное:

– Что же?

– Вот это, – рука Микаэля описала широкий полукруг. – Разобраться со всем, что здесь творится. Чужак из неведомых земель. Ворг. Девочка. Эти… выродки под личиной монахов.

Показалось или голос его чуть дрогнул, когда он упомянул об Альме? И как же теперь быть Мареку?

– Одолеть их сможем только вместе. А кто еще, кроме нас?

– И это важнее того, что между тобою и мной? – холодно усмехнулся юноша. – Так, выходит?

– Пожалуй что так.

Марек молчал – долго сидел, глядя на огонек свечи, чуть заметно колебющийся в такт его дыханию. Нужно принимать решение, но как? Слишком тяжело…

– Никогда не забуду того, что ты сделал, – сказал он наконец. – И еще не знаю, как мне поступить. Но, пока все не кончится… можешь за спину не бояться.

Микаэль поднялся из-за стола.

– Ты хорошо решил, – негромко сказал он и неторопливо прошел к двери, та слабо скрипнула, открываясь.

– А повернуться к тебе спиной я бы и прежде не испугался. Ты вроде не из тех, кто бьет сзади.

С этими словами и вышел. За окном чуть слышно зашуршал дождь, несильный, но по-осеннему монотонный.

Когда лязгнул засов на двери, Иржи не пошевелился. И даже глаза не открыл – прикинулся спящим. Глупо, конечно, – разве уйдут тюремщики, если увидят, что узник спит? Растолкают, еще и кулаком по ребрам пройдутся. А все одно: тянешь невольно время, отсрочиваешь неизбежное.

– Вставай.

Ну хоть без кулака обойдется – отведут в допросную небитого, не станут у палача хлеб отнимать. При мысли о дыбе Иржи стиснул зубы. Даже если он не станет молчать, пытать все одно будут – чтобы убедиться в искренности, да и просто «для порядку».

– Ты не спишь. Вставай.

Иржи повернулся на лежанке. Ну надо же – наемный меч Иоахима припожаловал. Тот самый, что скрутил на площади неудачливого Пороха, как малого ребенка. И которого до смерти ненавидит малыш Марек.

– Эк вы затянули-то. Я думал, раньше обо мне вспомните.

– Раньше не получилось.

Иржи замер. Что-то не понравилось ему в словах Микаэля.

– А где… стражник? В прошлый раз меня стражники вели.

– Тута я, тута, – в двери протиснулся Стефан – грузный и неопрятно одетый детина; был он неповоротлив, точно раскормленный боров, но и весьма силен – с тяжестью его ручищ Иржи уже имел несчастье познакомиться.

– Ну шо, дождался своего часу, убивец, – толстяк насмешливо гыкнул. – Ужо мастер Бьорн подпалит тебе…

– Просто веди его, – прервал Стефана Микаэль. – Не болтай.

Недовольно скривившись, толстяк все же послушался – было заметно, что инквизиторского цепного пса он опасается. Пухлая, но крепкая рука «помогла» Иржи подняться и толкнула к двери:

– Пшел, кр-рысоед!

Каменный пол, босые ноги… зябко. Или это от страха в озноб кидает? Иржи не сомневался: сегодня вывернутыми руками он не отделается, сегодня будет по-настоящему жарко. Выдержит ли? Скрывать ему особо нечего, но как бы не дать слабину перед папской гадиной, не опуститься до слез и позорной мольбы.

– Что хозяин-то ваш? – подал голос Стефан. – Бают, скверно.

– Так и есть.

– Ишь… А этого все едино к себе требует.

– Дело превыше всего.

Изумленный, Иржи даже не сразу понял, что они прошли мимо допросной. Что творится-то? Проклятому Иоахиму… скверно?! Неужто случилось чудо, и какой-нибудь крошечный осколок от громового шара добрался-таки до печени святоши?! Куда… куда его, собственно, ведут?

Оказалось, наверх, из подвала, и потом – еще этажом выше. И с каждым шагом, с каждой каменной ступенькой Иржи все меньше нравилось происходящее. Обостренное чутье прямо-таки кричало ему: «Не так тут что-то! Не так!» Но что не так? Или… кто?

Поднявшись по узкой каменной лестнице, они внезапно остановились. Микаэль придержал стражника за плечо и, когда тот повернулся, сказал:

– Все, можешь обратно идти. Дальше я сам.

– Как так? – удивился толстяк. – А как же того… у двери покараулить?

– Нечего тебе делать под дверью святого отца, – тон телохранителя стал суровым, но Стефан, вопреки ожиданию, не отступил.

– Ты мне не указывай, наемник, есть чего, аль нету чего, – набычился он. – Мое дело – стеречь тут все, за тем поставлен. Да не тобою, а самим господином Глассбахом. И без моего пригляду убивец никуды не пойдет. А опосля той бучи, кою твой «святой отец» учинил, ты спасибо скажи, что твои просьбы тут еще слушают.

Микаэля, похоже, отповедь стражника смутила, он замешкался с ответом, зато не удержался от вопроса Иржи:

– Я не иначе все интересное проспал. Что такое «учинил» ваш святоша?

– А ну не тявкай, песий охвосток! – Толстяк повернулся к пленнику мощным и грозным движением…

Тут Микаэль, быстро шагнув вперед, двумя пальцами коснулся бычьей шеи Стефана… и подхватил оседающее тело – даже не крякнув, будто хрупкую девицу на руки принял, а не здоровенного мужика; приподнял, усадил на приютившуюся в небольшой сумрачной нише каменную скамью, потом ловко придал стражнику позу, подходящую для спящего. Иржи прямо глазам не верил, глядя, как управляется с обеспамятевшим толстяком самозваный телохранитель… Самозваный – больше уж сомнений у него не осталось!

– Оборотень! – прошептал он, невольно пятясь назад.

– Тихо, – приказал лже-Микаэль. – Не вздумай кричать – люди набегут и тебя же первого скрутят. Хочешь обратно в подвал?

Иржи быстро перекрестил чертово отродье. Отродье терпеливо выждало несколько мгновений, после спросило: