Его первой двуногой жертвой стала жена Гейни, нашего дворника. Пожилая дама шестидесяти пяти лет, которой он вцепился в руку. Ее пришлось зашивать. Конечно, это сильно действовало мне на нервы. К тому же, я боялся, что пресса пронюхает о происшествии, и что фрау Гейни предъявит мне иск на три миллиона. И появятся заголовки типа:

«Болен натравил легавую на старушку — она хотела от него детей»

Я извинялся сто тысяч раз и послал огромный букет цветов. А потом взялся за Наддель: «Ты должна лучше воспитывать собак! Так дальше не пойдет!»

Конечно, Наддель никого не воспитывала. Зато Дики Третий стал все чаще рычать на меня. Когда дети однажды пришли ко мне в гости, Мариелин, моя младшенькая, вдруг упала. И Дики Третий мгновенно прыгнул на нее. У меня дыхание перехватило от ужаса. Но собака, слава Богу, просто хотела поиграть.

И все–таки, с каждой минутой мне становилось все тревожнее. Как–то днем мы с Наддель пили кофе в саду. Дики Третий положил лапы мне на плечи и, разинув пасть, дыхнул на меня. Я только хотел сунуть ему в рот кусочек торта, как вдруг мне в лицо пахнула волна зловония его пасти. В ужасе я отпрянул, это спасло мне нос. Потому что Дики вдруг, без предупреждения, не рыча, вцепился зубами мне посреди лица.

Я сразу же побежал к зеркалу. От губы до подбородка все было разодрано, словно заячья губа. Из раны фонтаном хлестала кровь. В бешенстве я схватил один из садовых стульев. Но собака увидела поднятый стул, завиляла хвостом, желая поиграть.

И я не смог ударить ее.

Чтобы остановить кровотечение, я приложил к нижней челюсти носовой платок. Через несколько минут он был мокр, как половая тряпка.

Я как ненормальный понесся в гамбургскую больницу, где молодой иранский ассистент врача сшил меня. К сожалению, рану нельзя было заклеить, для этого она была чересчур велика. «Послушай», — простонал я из последних сил, — «Только возьми тонкие нитки, а то я потом буду выглядеть, как Франкенштейн!»

Ассистент справился со своей задачей просто великолепно. Шрам стал совершенно не виден на моем измятом лице. Как видите, от морщин тоже бывает польза. А потом последовало самое неприятное. Меня заставили нагнуться и вкатили укол против бешенства. Возможно, для того, чтобы я по возвращении домой из мести не укусил собаку. А потом мне разрешили уйти домой.

Одна из моих соседок — практикующий ветеринар. «Господин Болен, если Вы хотите чувствовать себя в безопасности, Вы должны избавиться от собаки!» — посоветовала мне она.

Подбородок утих, но теперь мое сердце обливалось кровью. Давай, Дитер, сказал я себе, еще останутся Хопфен, Мальц и Фролик. Дики Третий еще совсем молодой пес. Ему всего два года. Так сказать, период половой зрелости. Тот, кто разбирается в собаководстве, еще сможет его перевоспитать. Мой садовник Вальди нашел ему теплое местечко у одного фермера, любившего собак.

И все–таки, с тяжестью в душе, я вынужден признаться, что не гожусь в отцы для собаки.

Дики Третий был моим последним кусакой.

2002

Киса, кис, кисонька

Каждое лето мы с Эстефанией проводим в своем пентхаусе на Майорке. Так было и в 2002 году.

Однажды вечером я — топ–топ–топ — пошел на кухню. Что это пялится на меня сквозь стекло? Мяукающая, такая тощая, что ребра видно, довольно отвратительного вида кошечка: мех забрызган грязью и весь выпачкан, правый глаз зеленый, левый голубой. И уши почти совсем изгрызены паразитами.

Мне стало очень жаль ее, поэтому я наполнил мисочку молоком и открыл балконную дверь. Пока котенок жадно хлебал — «Хлюп! Хлюп!» — подошла Эcтeфaния. «Что за отвратительная кошка!» — выпалила она, — «Ничего подобного в жизни не видела!»

Несмотря на это обе сразу нашли общий язык, она даже позволила Эстефании почесать себя. Со мной она соблюдала дистанцию. Я заподозрил, что это кот.

Несмотря на это, именно мне на долю выпалораздобыть еды для маленького Квазимодо. Пока Эcтeфaния играла в кошачью няньку — «Должен же кто–нибудь остаться и присмотреть за котенком!» — папочка Болен влез в машину и поехал в супермаркет в Порт Андратикс.

Там я купил несколько пакетиков кошачьего корма «Вискас Делюкс Премиум Кошачье Лакомство из Тунца». Дома наш субквартирант проглотил три порции и довольно замурлыкал.

«Мы должны дать ему имя», — сказала Эcтeфaния.

«Пауль!» — предложил я. Ведь мы не были уверены в том, что это мальчик. А при надобности к такому имени можно было легко приклеить окончание «ина».

На другой день я снова стоял перед полкой с «Вискасом» в супермаркете «Меркадо». Черт возьми, думал я, эта пакость слишком дорогая. В конце концов, это самый обычный майоркский кот. И без нас он наверняка питался только отбросами и объедками. И наверняка он голодал шесть дней в неделю. В общем, я купил безымянный сухой корм для кошек (но зато корм был сделан из столь любимого Паулем тунца).

Но я напрасно не принял в расчет мнение киски. Пауль бросил один–единственный взгляд на свою миску. А потом посмотрел на меня взглядом, говорящим: «Ты же это не всерьез?» и задрал хвост, как Эффенберг оттопыривает средний палец. Кот даже не прикоснулся к корму.

Итак, я снова отправился в супермаркет и загрузил в тележку весь ассортимент Вискаса из тунца.

Так прошло несколько дней. Ни следа благодарности, Пауль продолжалпакостить мне. Тогда мне стало ясно: это, должно быть, Паулина.

Я даже пальцем к ней не прикоснулся. А потом она начала шипеть и показала свои зубки. Если мне везло, она снисходила до того, что благосклонно соглашалась терпеть мое присутствие в моем же шезлонге. Дело в том, что она сразу же захватила его и сделала своим любимым местом.

Собственно, я с большой охотой послал бы ее к черту. Но у Паулины была одна маленькая милая дурная привычка. Дело в том, что она старательно и с упоением гадила в цветочные горшки нашей соседки наискосок слева. Докторши из Германии. Настолько глупой и чванной, что она заслужила наказание.

Так что теперь она много времени проводила, занимаясь покупкой новых растений, потому что старые таинственным образом подыхали. Каким наслаждением было смотреть, как она, нацепив на нос очки от Шанель, рылась в дерьме, пересаживая цветы. Я обожал глазеть на это. В душе я обещал Паулине вознаграждение — пять дополнительных порций Вискаса.

Наш союз закончился жарким вечером на балконе. Я заснул в шезлонге, потому что в спальне было слишком жарко. Именно этой ночью Паулина решилапровозгласить между нами дружбу и приласкаться ко мне. Конечно, во сне я этого не понял. Ночью я повернулся. И сто шестьдесят шесть фунтов живого веса навалились на шесть. От страха Паулина изо всех силвцепилась мне в бедро.

Конец истории: мне пришлось сделать уколпротив столбняка. Кис–кис начинала шипеть каждый раз, когда видела меня. Зато я, по крайней мере, стал единовластно распоряжаться своим шезлонгом.

В конце концов, однажды утром Паулина исчезла.

Как я спас Бемби. И отправил Дональда Дака в утиные райские кущи.

Для меня не существует ничего более трогательного, более прекрасного, чем маленький очаровательный пятнистый олененок. Существа, состоящие практически лишь из огромных, с тарелку, карих глаз. Вы же знаете, мне нравятся брюнетки. Каждое лето я вижу множество оленят на своих ста тысячах квадратных метров леса и луга в Тетенсене. Это чертовски здорово. Мой личный сад — эдем для Бемби. Но к сожалению, малыши часто остаются сиротами, если мамочкам невольно случается познакомиться с автомобилями или уборочными комбайнами.

Разумеется, беспомощные оленята зовут матерей. Потому что без молока они умрут. Эти крики о помощи звучат как плач человеческих детенышей. Они рвут сердце на части. Слушая это, ты сходишь с ума.

И если ты Дитер Болен, то тебе не остается ничего другого, кроме как поднять какую–нибудь крошку–лань и отволочь домой. Даже если тебе ее жаль. Дело в том, что если ты разок прикоснешься к Бемби, а мать детеныша просто немного опоздает, она не заберет назад дитя, из–за того, что оно пахнет человеком. Итак, тебе придется часами слушать стоны, прежде чем ты уверишься, что косуля, ответственная за воспитание малыша, действительно отправилась на оленьи небеса.