Всем этим толкам невозможно верить. Слишком много в них несообразностей. Но они помогают установить, кто оживил призрак Дмитрия. То были круги, близкие к Романовым.
После коронации Бориса рассказы о самозванце заглохли сами собой. Но вскоре царь тяжело заболел. Борьба за трон казалась неизбежной, и призрак Дмитрия воскрес вторично. В 1603 г. таинственная и неуловимая тень обрела плоть: в пределах Польско — Литовского государства появился человек, назвавшийся именем погибшего царевича.
В России объявили, что иод личиной Дмитрия скрывается беглый чернец Чудова монастыря Гришка Отрепьев. Может быть, московские власти произнесли первое попавшееся имя? Нет, это не так. Поначалу они называли самозванца «безвестным вором» и «баламутом» и, лишь проведя тщательное расследование, установили его имя. Доказать тождество Гришки и лжецаревича с полной неопровержимостью власти, конечно, не могли. Но они собрали подробные сведения о похождениях реального Отрепьева, опираясь на показания его матери, дяди и прочих родственников–галичан. Мелкий галицкий дворянин Юрий Богданович Отрепьев, в монашестве инок Григорий, постригся в одном из русских монастырей, после чего сбежал в Литву.
Свою первую версию русские власти адресовали польскому двору. Полякам заявили буквально следующее: «Юшка Отрепьев, як был в миру, и он по своему злодейству отца своего не слухал, впал в ересь, и воровал, крал, играл в зернью и бражничал и бегал от отца многажда и, заворовався, постригсе у чернцы»[610]. Автором назидательной новеллы о беспутном дворянском сынке был, по–видимому, его дядя Смирной Отрепьев, ездивший в Польшу.
В послании венскому двору Борис писал по поводу беглого монаха: Юшка Отрепьев «был в холопах у дворянина нашего, у Михаила Романова, и, будучи у нево, учал воровати, и Михайло за то его воровство велел его збити з двора, и тот страдник учал пуще прежнего воровать, и за то его воровство хотели его повесить, и он от тое смертные казни сбежал, постригся в дальних монастырех, а назвали его в чернцах Григорием»[611]. В Вене московские дипломаты впервые назвали покровителя самозванца. Правда, связав воедино имена Отрепьева и Романова, дипломаты тут же попытались рассеять подозрение, будто авантюриста выдвинула влиятельная боярская партия.
Разъяснения за рубежом были сделаны в то время, когда в самой России имя самозванца находилось под запретом. Все толки о чудесно спасшемся царевиче беспощадно пресекались. Но когда Лжедмитрий вторгся в страну, молчать стало невозможно. Враг оказался значительно опаснее, чем думали в Москве, и, хотя он терпел поражения в открытом бою, никакая сила не могла изгнать его за пределы государства.
Попытки представить Отрепьева юным негодяем, которого пьянство и воровство довели до монастыря, больше никого не могли убедить. Измышления дипломатов рушились сами собой. Тогда–то за обличение еретика взялась церковь. Патриарх объявил народу, что Отрепьев «жил у Романовых во дворе и заворовался, от смертные казни постригся в чернцы и был по многим монастырям», служил на патриаршем дворе, а потом сбежал в Литву[612]. Чтобы уяснить себе, как современники восприняли откровения патриарха, надо знать, что в старину воровством называли чаще всего неповиновение властям, измену и прочие политические преступления. Дипломатические документы называли в качестве причин пострижения Гришки пьянство и воровство. Из патриаршей же грамоты следовало, что он постригся из–за преступлений, совершенных на службе у Романовых.
После гибели Годуновых и смерти Лжедмитрия I царь Василий Шуйский, вождь заговора против самозванца, нарядил новое следствие по делу Отрепьева. Он огласил историю Гришки с большими подробностями, чем Борис. В частности, Шуйский сообщил полякам, что Юшка Отрепьев «был в холопех у бояр Микитиных, детей Романовича, и у князя Бориса Черкасова и, заворовався, постригся в чернцы»[613].
Дело об «измене» Романовых и Черкасских было самым крупным политическим процессом времен Годунова. Розыск начался по доносу дворянина Бартенева, служившего казначеем у Александра Романова. Бартенев донес, что Романовы хранят у себя в казне волшебные коренья, намереваясь «испортить» (умертвить колдовством) царскую семью. Подлинные документы о ссылке Романовых подтверждают сведения о том, что они стали жертвами «колдовского» процесса. Приставы (стража) говорили Романовым, закованным в железа: «Вы, злодеи–изменники, хотели царство достать ведовством (волшебством) и кореньем». Из записей польского посольства следует, что отряд царских стрельцов совершил вооруженное нападение на подворье Романовых 26 октября 1600 г. Братья Романовы были арестованы. Боярская комиссия во главе с Салтыковым произвела обыск на захваченном подворье и обнаружила коренья. Найденные улики были доставлены на патриарший двор, где собрались дума и высшее духовенство. Суд признал Романовых виновными в покушении на жизнь царя и государственной измене. Наказанием за такое преступление могла быть только смертная казнь. Борис долго колебался, не зная, как поступить с Романовыми. В конце концов Федор Никитич Романов был насильственно пострижен в монахи под именем Филарета, его братья Александр, Михаил, Василий, Иван и зятья князья Черкасские и Сицкие отправлены в ссылку.
Причиной расправы с Романовыми и Черкасскими явился не столько «боярский заговор», сколько болезнь царя Бориса. Один из современников Бориса заметил, что тот находился на троне шесть лет, «не царствуя, а всегда болезнуя». К осени 1600 г. состояние здоровья Годунова резко ухудшилось. В Москве ждали его кончины со дня на день. В столице поднялась тревога. Тогда Борис распорядился отнести себя на носилках из дворца в Успенский собор, чтобы покончить со слухами о своей кончине. Романовы поспешили вызвать в Москву многочисленную вооруженную свиту. Они надеялись на то, что вскоре вновь смогут вступить в борьбу за обладание короной. Малолетний наследник Бориса царевич Федор имел совсем мало шансов удержать трон после смерти отца. Новая династия не укоренилась, и у больного самодержца оставалось единственное средство ее спасения: он постарался избавиться от претендентов на трон и отдал приказ о штурме романовского подворья.
При Романовых была сочинена романтическая история о том, что юный Отрепьев принял постриг под влиянием душеспасительной беседы с вятским игуменом, случайно встреченным им в Москве. На самом деле не случайная встреча, а служба у бояр Романовых привела Юрия Отрепьева в монастырь. Ему грозила смерть за участие в «боярском заговоре». Александр, Михаил и Василий Романовы, а также Борис Черкасский погибли в ссылке. Отрепьев счастливо избежал их участи, укрывшись в монастыре. При Шуйском власти установили, что Гришка определенно побывал в двух провинциальных монастырях — в Суздале и Галиче, а потом «был он в Чюдове монастыре в дияконех з год»[614].
Произведем теперь несложный арифметический подсчет. Отрепьев бежал за рубеж в феврале 1602 г., провел в Чудове монастыре примерно год, т. е. поступил в него в самом начале 1601 г., а надел куколь незадолго до этого, значит, он постригся в 1600 г. Цепь доказательств замкнулась. В самом деле, Борис опалился на бояр Романовых и Черкасских как раз в 1600 г. Версия, согласно которой пострижение Отрепьева было непосредственно связано с крушением романовского круга, получает надежное подтверждение. И вот еще одно красноречивое совпадение: именно в 1600 г. по всей России распространилась молва о чудесном спасении царевича Дмитрия, которая, вероятно, и подсказала Отрепьеву его роль.
Юшке Отрепьеву угрожала опала. Патриарх говорил, что он спасся в монастыре «от смертные казни». Борис выражался столь же определенно: боярского слугу ждала виселица! Страх перед виселицей привел Отрепьева в монастырь. Двадцатилетнему дворянину, полному надежд, сил и энергии, пришлось покинуть свет, забыть мирское имя. Отныне он стал смиренным чернецом Григорием.
