«Не имеет значения, кто тянется за твоими деньгами: государство, игорный бизнес или вор-карманник. Ага, как же, как же! Держи карман шире на ихней тусовке. Щас, четко они тебя, душевнобольной, облапошат и обремизят…»

С располагающими дорожной обстановке мыслями Филипп миновал поворот к республиканской психиатрической лечебнице, знакомой народу под именем собственным Старинки, и далее проследовал по Северному транзитному шоссе. Оно, знамо дело, ведет, когда б не из варяг в греки, то уж точно транзитом из межеумочной независимой Белороссии в Литву, поступившуюся экономическим суверенитетом ради членства в Евросоюзе.

«Во, Белороссь! С белым светом живет врозь, как говорят Андрюша с Матюшей. Не шибко благая весть, зато у тутошних чиновников суверенности полные карманы да сорок бочек арестованных российских и украинских грузов, дескать, за контрабандный транзит…»

Чересчур долго об отечественной государственной политэкономии рыцарь Филипп не размышлял, так как без промедления пересек охранный периметр и оказался в гостях у арматора Вероники. Не успел он с должным уважением поприветствовать, церемонно поздороваться с прецептором Павлом, как появилась Вероника и без каких-либо церемоний скомандовала:

— Двигай ко мне в гардеробную, неофит! Четвертая дверь слева от кабинета. Там для тебя маскировочный костюмчик висит. Поди-ка его примерь, милок.

Филипп предполагал увидеть нечто камуфляжное, но действительность превзошла его ожидания. На манекене примерно его роста хорошо сидел синий вечерний костюм с одной лишь странностью — ширина плеч у фигуры едва ли не превышала длину ее туловища.

«Надо же! Пифагоровы штаны во все стороны равны. Квадратным челом я еще не был».

Разоблаченный манекен значительно похудел, отощал, а Филипп приобрел почти кубическую форму и ощутил себя броненосцем в пластиковых латах на силиконовой подкладке.

Шлема, то есть гангстерской шляпы, видимо, ему не полагалось, и он прошелся по комнате, приноравливаясь к облачению гориллообразного бодигарда. Ему даже показалось, будто у него кулаки висят ниже колен.

По прошествии нескольких минут он полностью сроднился с маскировочным одеянием. Но головного убора для ансамбля вот-таки не хватало и, порывшись в одном из шкафов, он обнаружил нечто подходящее в виде тирольской шляпы с пером на затылке.

Нечто, изображенное в зеркале, у него не вызвало восторга, потому что вместо привычного Ирнеева-Зазеркального на него равнодушно и тупо взирал отвратительный тумбовидный субъект с непомерно развитой нижней челюстью, перебитым носом, бесцветными рыбьими глазами. Причем этакий весь из себя нордический блондин с прокуренными до рыжины усами щеточкой, выбритый до посинения в других местах, но с короткой стрижкой бобриком на прямоугольной голове.

Столь же неузнаваемой предстала Вероника. Она превратилась в располневшую полнокровную брюнетку в климактерическом возрасте с угрожающе нависающим бюстом, похожим на готовый обрушиться балкон.

К архитектурным излишествам в ее облике Филипп также отнес горбатый нос и вызывающий чрезмерный макияж, феноменально изменивший черты лица девочки Ники. Меньше 55 лет он бы ей сейчас не дал.

В то время как Павел Семенович выглядит по меньшей мере в полтора раза ее моложе, представ перед Филиппом вертлявым семито-хамитским типом, щуплым и худосочным.

Предположительно, ему предстоит играть малопочтенную роль перестарка-жиголо при монументальной бабище, крупно увешанной дутым золотом и мелкими бриллиантами. У него даже походка стала какой-то суматошной и заискивающей.

— Смирение и кротость суть наши добродетели, мой друг. К тому же они весьма способствуют аноптическому образу действий, — иронически заметил прецептор Павел, поцеловал запястье у Вероники и скромно притулился на краешке кресла, примеряясь к новому облику.

— Рекомендую, моя дражайшая супруга и наша многоуважаемая матрона Вероника Афанасьевна.

Над предполагаемым мужем арматор Вероника грозно нависла бюстом, еще больше раздалась вширь и ввысь, критически осмотрела кубического телохранителя, призванного оберегать супружескую чету от телесных неприятностей, и громоподобно выдала ему порцию инструкций:

— Едем развлекаться в казино «Элизиум», мой мальчик Филипп. Оружие поставить на боевой взвод и на предохранитель. Стрелять только по моей команде…

От неожиданности рыцарь Филипп едва не поперхнулся жевательной резинкой, какую он сунул в рот для придания челюсти большей квадратности. Арматор Вероника в образе и подобии брутальной брюнетки заговорила чуть ли не оперным нутряным контральто. Голос ее прокатился по гостиной с гулом и громыханием, словно в мощный бюст у нее вделаны фазоинвертор, резонатор или раструб громкоговорителя.

— По нашим данным, пан Казимирский нынь неразборчив в выборе персонала и клиентов. Требуется его немного фазировано предупредить и предостеречь от неподобающих честному бизнесмену действий…

Угловатую «вольво» с густо тонированными стеклами к боковому крыльцу дома подогнал невозмутимый шофер Вероники. Странное обличье хозяйки и ее гостей никакой видимой реакции у него не вызвало. Он довез пассажиров до выезда на магистраль и, не прощаясь, покинул машину.

Дальше за рулем расположился мелкий горбоносый тип, сверкая огромным фальшивым гробовидным рубином на золотом перстне, размером и видом напоминающим немалую деталь турбины гидроэлектростанции.

Супруга его сияла жирными плечами, бахчевым декольте и вонзенным в него позолоченным массивным крестом, смахивающим на рукоять стилета. Она сидела сзади, в одиночку занимая едва ли не всю трехместную площадь.

Каким образом их телохранитель поместился на сиденье справа, он и сам не понимал. Но все-таки ехал на первое в своей жизни боевое задание и повторял про себя жесткие инструкции арматора.

Ему не очень импонировало, как если бы потребовалось в дым и щебень разгромить казино «Элизиум». Что может сотворить с материальными объектами батальная теургия, рыцарь Филипп мог вообразить теоретически.

«Слава Тебе, Господи, не нужно лишать подругу Маньку одного из отеческих источников ее доходов. Обойдемся в данной ситуации минимальными мерами воздействия.

Ох грехи наши тяжкие в ретрибутивности неладной…»

Несмотря на дневное послеполуденное время, пану Казимирскому грех было жаловаться на недостаток субботних клиентов, желающих расстаться с деньгами, играя с дешевыми фишками в общем рулеточном зале. Наружу, напоказ игровая обстановка выглядела чинно и благопристойно в этой обители опустошения карманов, неслучайного азарта и жажды быстрого обогащения.

Зато рыцарю Филиппу с первого инквизиторского взгляда объявились замызганные столы, усыпанные подсолнечной шелухой. А в ушах раздался противный скрежет железа по стеклу.

«Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его!»

Не меньше, чем Филипп Ирнеев, внешне сдерживали собственные эмоции игроки и крупье, невзирая на владевшие ими ведьмовские страсти. Лишь одна молоденькая ведьма-крупье не смогла совладать со своим сильным магическим естеством. В приступе ясновидения она в испуге оглянулась на инквизитора.

Полугангстерский образ телохранителя в нелепой тирольской шляпе с петушиным пером напугал ее еще больше. Ей же первой и достался изгоняющий бесов любостяжания конъюративный удар рыцаря-неофита.

Сработал Филипп мощно, притом аккуратно, не забыв заглушить камеры слежения и отвести глаза игроков. Никто из них не смог заметить, как на обезьяньей физиономии крупье дыбом встала мелированная челка, и ее безжалостно выщипанная левая бровь в ужасе заехала на висок.

Сдавленно объявив, что стол закрывается, не глядя на возмущенных клиентов, ведьмочка, получившая тяжелый удар по колдовским задаткам, на негнущихся ногах мелкими шажками двинулась куда-то вон в кулуарные подсобки. Глаза ее остекленели, на шее появилась красная аллергическая полоса, ровно от удавки.

— Перестарался ты, неофит. Девка в трусы себе дрыстанула со страху. Эх полным-полно в подгузничке! Но так даже убедительнее, ежели ее внезапно понос прохватил, — утробным шепотом одобрила действия рыцаря Филиппа арматор Вероника.