Она почувствовала, что взяла слишком серьезный тон, и попыталась улыбнуться.

— Смешно, конечно, но почему-то от мыслей о моей скромной персоне мне всегда становится грустно.

Некоторое время она молча смотрела в иллюминатор, потом снова повернулась к Хиксу:

— Вы обращали внимание? Если летишь вечером, то сразу видно, что скоро Флорида — по теням от пальм. Сверху деревья все выглядят одинаково, но под каждой пальмой на земле черное пятно — тень от листьев на вершине. Поговорим о Флориде?

— Нет, — сказал Натаниел Хикс. — Лучше расскажите еще о вашей скромной персоне. Когда мне станет скучно, вы сразу заметите — я всегда начинаю зевать и поглядывать на часы.

— А что вы думаете — и расскажу. Я просто решила сделать перерыв, а то у меня что-то глаза на мокром месте. Так вот, примерно в это время мама решила наконец поговорить со мной о том, что скоро, как она выразилась, я стану женщиной. Естественно, я навострила уши и внимательнейшим образом ее выслушала. Ага, подумала я, вот оно, начинается. Я росла очень серьезной девочкой и отлично понимала, что в этой жизни ничего даром не дается и за все нужно платить. Все, о чем мать мне рассказала, показалось достаточно неприятным, и именно поэтому я еще больше поверила, что моя мечта сбудется. Разумеется, чтобы стать писаной красавицей, надо страдать. Короче, мы с мамой расцеловались, и я была весела и счастлива. Я уже предвкушала, как скоро обо мне заговорит вся школа. Ну, вы понимаете… Как наш директор — черноволосый красавец с изысканными манерами — скажет моей учительнице: «Вы заметили, мисс Мили, как расцвела в последнее время наша Аманда». А она ответит: «Вы совершенно правы, мистер Нибл. Я на уроках буквально глаз не могу от нее отвести. Она просто очаровательна».

Лейтенант Турк насмешливо скривила губы.

— В действительности же вместо этого у меня испортилась кожа на лице, и я вытянулась сверх всякой меры. Так что мне не оставалось ничего другого, как прилежно учиться и читать книжки. И я знала, что на самом деле говорили учителя директору — я часто оставалась в школе позаниматься после уроков, ведь больше мне делать было нечего, и слышала, как они говорили в коридоре: «Бедняжка Мэнди Смит. Так и просидит всю жизнь со своими книжками. Да еще этот ужасный цвет лица — неужели нельзя ничего сделать с кожей? Она так стесняется…» Дома я глядела на себя в зеркало — и вправду, настоящий книжный червь. Сначала расстраивалась, потом опять стала читать с утра до вечера. Наверное, оно и к лучшему. Вскоре умер отец, и мы остались почти без средств. Я поступила работать на полставки в местную библиотеку — ведь я так любила книги, а тут мне еще за это платили кучу денег!

— Так ваша девичья фамилия Смит? — сказал Хикс.

— Да. Турк — фамилия бывшего мужа. Я решила остаться Турк — все-таки не так безлико, как Смит. По-моему…

— Хикс, — раздался за спиной капитана голос полковника Росса.

Капитан Хикс обернулся.

— Слушаю вас, сэр, — сказал он.

В руках у полковника был большой бумажный пакет, он протягивал его Хиксу. Генерал Бил тоже повернулся в кресле и смотрел на них.

— Эй, хотите слойки с кремом? — крикнул генерал.

— Нет, благодарю вас, сэр, — ответил Хикс. Он взял пакет и протянул его лейтенанту Турк. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой:

— Нет, спасибо, генерал.

— Может, он хочет? — крикнул генерал, показав на сидящего на крышке химической уборной Макинтайра.

— Капрал, — окликнул Хикс. — Генерал спрашивает: хотите слойку?

Юноша вздрогнул, и книжка с комиксами упала с коленей на пол.

— Так точно, сэр! — сказал он.

Лейтенант Турк повернулась и протянула ему пакет. Он с удивлением посмотрел на нее, и все поняли, что он не слышал, о чем его спрашивают. Он заглянул в пакет, потом снова недоуменно уставился на лейтенанта Турк.

— Это вам. Угощайтесь, — сказала она.

— Мне? — изумленно спросил он. — О, благодарю вас, мэм. — Он запустил в пакет тонкую черную руку и взял слойку.

Сержант Пеллерино зашевелился на откидном сиденье; обмякшее во время сна, крепко сбитое тело его вдруг напряглось, он застонал и открыл глаза.

— Дэнни! — позвал генерал.

Сержант провел тыльной стороной ладони по лицу.

— Слушаю, капитан, — пробормотал он. Потом потряс головой. Все рассмеялись; и наконец, поняв, в чем дело, сержант сконфуженно улыбнулся.

— А если бы я крикнул «Спасайся, кто может»? — засмеялся генерал.

— Наверное, так и треснулся бы задницей об пол… — и, увидев лейтенанта Турк, протягивавшую ему пакет, он торопливо добавил: — Извините, мэм. — Потом взял слойку и запихнул в рот.

— Думаю, генерал скоро захочет с вами поговорить, — шепнул полковник Росс Хиксу.

— Что от меня требуется, сэр?

— Ну, во всяком случае, никуда пока не отлучайтесь из самолета, — добродушно усмехнулся полковник. — Он, наверное, попросит Каррикера поменяться с вами местами. Сейчас генерал пытается подняться повыше. А то здесь очень сильный встречный ветер. Как закончит, он вас позовет.

Стрелка указателя воздушной скорости на приборной доске в углу перегородки над головой генерала Била поползла вправо и застыла на отметке сто двадцать. Генерал прибавил газ, и самолет, задрожав от натужной работы двигателей, стал набирать высоту. Закружилась большая стрелка на шкале высотомера, отсчитывая сотни футов, а короткая стрелка переместилась с шести на семь, потом на восемь тысяч футов.

Далеко внизу, справа, растаяла в дымке серая гладь Мексиканского залива. Детали чернеющей суши постепенно пропадали, растворяясь в бесконечном смутном пространстве. Сплющенный край совсем было закатившегося багрового солнца стал снова подниматься над горизонтом. Стрелка переползла на восемь тысяч пятьсот, потом на девять тысяч. Каррикер что-то сказал вполголоса генералу, и тот кивнул. Прошло еще несколько минут; высотомер показывал десять тысяч футов. Гул двигателей все больше нарастал, но не равномерно, а как-то петляя: чуть спадал и вновь усиливался, опять спадал… Стрелка рывками, словно цепляясь за шкалу, подошла к одиннадцати тысячам и поползла дальше.

— Что-то ветер не утихает, — сказал генерал Бил. — Кислород у нас есть?

— Есть, но всего пять баллонов, — ответил Каррикер. — Он опустил руку под сиденье и повернул кран обогрева кабины на полную мощность.

— Самолет перегружен, — сказал генерал. — Двигатель перегревается. — Он повернулся к полковнику Россу. — Как самочувствие, судья? Не слишком высоко мы забрались?

— Нормально, — ответил полковник. Он посмотрел на капитана Хикса и лейтенанта Турк. Видно было, что Аманде не по себе. Приоткрыв рот и вытянув шею, она тщетно пыталась вздохнуть полной грудью. — Но выше, пожалуй, не стоит, — сказал полковник. — Вам-то с Бенни не привыкать, вы, может, и родились на аэростате, а мне нужен воздух, я уже не молод.

— Договорились, — добродушно отозвался генерал. — Ладно, пусть машина передохнет. — Он отдал штурвал от себя. Самолет слегка качнуло, громче завздыхали и запыхтели моторы, ритм убыстрился, сменилась тональность. — Так и идем все время против ветра, — проворчал генерал. — Прямо как чувствовал…

— Точно, — подтвердил Каррикер. Он взглянул на приборную доску. — Но держится машина неплохо.

Они негромко переговаривались, роняя небрежные замечания, уверенно и спокойно. Это был их мир, закрытый для непосвященных мир авиации.

— А ведь очень приличную машину состряпали, верно, Бенни? Тут где-то должна быть инструкция по эксплуатации.

— Вот, в боковом кармане.

— Давай посмотрим, какая там стоит максимальная крейсерская скорость. Думаю, можем немного прибавить. Хочется поспеть домой до темноты. Да еще этот ветер — видимо, ниже по трассе гроза.

Каррикер раскрыл инструкцию на нужной странице и передал генералу. Потом надел наушники, включил приемник и настроился на частоту Оканары.

— Так и есть, атмосферные помехи, — сказал он. — Уже, наверное, час как нет связи. Может, пойдем на снижение? — Он снял наушники. — Если не спустимся пониже, больше ста восьмидесяти не выжмем. И так температура головок двести пятьдесят. — Он постучал пальцем по стеклу прибора.