Руперт жестом подозвал меня и сказал, что он только что видел, как полисмены волокли Пепи к полицейской машине. Надо бы мне попробовать ее вызволить.
— Почему? Что она сделала?
— Да тут у подъезда они пытались устроить демонстрацию. А вы не знали?
— Понятия не имел. Она мне про это ни слова не сказала, когда мы в последний раз виделись.
Случилось то, что я должен был предвидеть, если бы мной руководила не обида, а здравый смысл. Когда Руперт и Джо, выйдя из такси, стали подниматься по ступенькам, они услышали за своей спиной крики и улюлюканье. Они остановились и обернулись. Из толпы зевак вдруг выделилась плотная кучка демонстрантов. С криком: «Долой немецких фашистов!», «Фашистские генералы, вон!» — молодые люди выхватили из-под пальто спрятанные плакаты. Одно полотнище обличало фашистское прошлое кого-то из немецких гостей; на другом был изображен генерал Шпейдель рядом с Гитлером. Все это произошло в считанные секунды. Полиция накинулась на демонстрантов. Замелькали дубинки, какая-то женщина упала, мужчина прорвался сквозь полицейский заслон, его повалили чуть ли не под ноги выходивших из машины немцев, а он кричал; «Убирайтесь домой! Вон отсюда, убийцы!»
В руках у него была громадная желтая звезда из бумаги; полицейский смял ее, швырнул в окно подвала Одли-Мейризон-хауз и ринулся на демонстранта. Тот упал, и полицейский придавил его к земле коленями.
— Это был такой ужас! — воскликнула Джо: она все еще не могла прийти в себя.
Руперт рассказывал, что они просто застыли от неожиданности, но вдруг кто-то крепко взял его под руку и подтолкнул вперед. Полицейский инспектор сказал ему:
— Уйдите-ка лучше с дороги, сэр. Видите, что здесь творится.
Полисмены разгоняли толпу. Руперт увидел высокую девушку с копной мокрых белокурых волос, что-то яростно кричавшую полицейским. Ее лицо было искажено гневом, но Руперту показалось, что он узнал Пепи. Он сбежал по ступенькам вниз. Девушка стояла рядом с четырьмя или пятью парнями; они держались цепочкой, крепко схватившись за руки, и полицейские не могли оторвать их друг от друга.
— Руперт! — донесся до него сверху крик Джо. — Вернись!
— По-моему, это Пепи, — крикнул он ей.
— Не может быть! — ответила Джо. («Я уверена, что это была не она!» — и сейчас настаивала Джо.)
Полицейский обхватил девушку за шею, накинул ей дождевик на голову, и, как она ни отбивалась, трое или четверо полицейских потащили ее в фургон. У подъезда разгорелось настоящее побоище, и инспектор снова погнал Руперта наверх.
— Настоятельно советую вам, сэр, войти в дом, пока мы тут не наведем порядка, — сказал он.
— Я почти уверен, что это была Пепи, — повторял Руперт, стоя посреди бального зала.
— Ну ее к черту, эту Пепи, — сердито бросила Джо. — Да и чем ты можешь ей помочь? Она привыкла к таким похождениям.
— Мы должны выяснить, не ранена ли она, — настаивал Руперт.
Джо отошла от нас в ярости и направилась к двум дамам, которые издали здоровались с ней. Руперт поглядел ей вслед.
— Неужели Пепи ничего вам не говорила? — удивился он снова. — Сцена была безобразная. Какой-то полицейский подталкивал девушку коленом…
— Что я могу сказать… — развел я руками, — мы с ней в ссоре.
— По-моему, вам надо сходить в полицейский участок и выяснить, Пепи это или нет, — убеждал он меня с той упрямой настойчивостью, которая только злит.
— Зачем? — уперся я, решив по-прежнему проявлять характер. — Джо права: Пепи привыкла к таким переделкам.
Руперт, как истый джентльмен, не мог принять мою точку зрения, впрочем, мне и самому она была не по душе. Взяв пальто, я вышел и спросил полицейского, куда отвезли демонстрантов. Я сел в такси и доехал до полицейского участка Мейфейр, где еще продолжали составлять протоколы на арестованных. Когда я спросил, не было ли среди них Пепи Ройс-Кэмпбелл, двое задержанных отозвались: «Да, да, она здесь!» Но сержант заявил, что повидать Пепи мне не разрешат, а увезти ее — тем более. Ей придется провести ночь в камере до утреннего заседания суда.
Тогда я снова поймал такси и вернулся на прием, где мое имя объявили вторично. Разыскав Руперта, я сказал ему, что Пепи сидит в полицейском участке, где ей придется провести ночь.
— Я ее сразу узнал, хотя у нее был совершенно безумный вид, — ответил Руперт.
Я кивнул, и мы снова влились в толпу гостей НАТО.
█
Вряд ли Руперт мог относиться к этому сборищу так, как я. Для меня это было новое, увлекательное зрелище, а Руперта все это раздражало, как тесный пиджак: неудобно в нем чертовски, а скинуть нельзя, остается лишь терпеть и злиться. Приехал он сюда только ради Джо. В его теперешнем состоянии ему претил этот зал, битком набитый людьми, не знающими никаких забот и сомнений.
Среди них у него было много друзей, которые радушно с ним здоровались, но он не отходил от меня. Одной только тете Фло он по-настоящему обрадовался. Мы уже два или три часа почти не трогались с места и стояли у окна.
И вдруг ему захотелось вырвать Джо из этой атмосферы. Было уже поздно, но она все еще танцевала. Теперь ее партнером был некий француз по фамилии д'Эспрэ. Руперт заявил, что пора ехать домой.
— Сейчас?
— Да, сейчас.
— Но почему?
— Пора спать.
Он взял ее под руку, попрощался с Фредди и отказался воспользоваться его «роллс-ройсом».
— Господи, что у тебя за причуды! — не на шутку вспылила Джо, и тут я ей посочувствовал. — На тебя иногда находит такая блажь, что хоть криком кричи! — возмущалась она, садясь в такси. — Я тебя просто не пойму. Все не как у людей!
Шагая домой, я твердо решил жениться на Пепи и увезти ее в Суву, где самый лучший в тропиках климат. Я скопил денег и теперь мог принимать решения. Англичане вдруг стали мне в тягость, и мне захотелось уехать от них подальше.
Быть может, во мне говорило одиночество, а может, любовь. Мне было все труднее обходиться без Пепи, без ее молодого сильного тела, без ее своеволия и независимого ума. Но, как и Руперта, меня снедали страхи; я понимал, что подвергаюсь опасности в этой изнеженной, скованной предрассудками стране.
Глава двадцать вторая
Наутро, около восьми часов, посыльный принес Руперту длинную срочную телеграмму; ее приняла Анджелина и побежала наверх к хозяину. Руперт распечатал ее, еще не успев стереть со щек мыльную пену.
— Что это? — сонно спросила Джо, приподнимаясь с подушки.
— Телеграмма от Фредди.
— О чем? Что случилось? — встревожилась она.
Руперт присел на кровать и прочел телеграмму вслух.
Дорогой Руперт. Сегодня в девять часов утра передаю в газеты сообщение, копию посылаю восьми членам нашей семьи — директорам акционерного общества — и четырем другим, включая вас, обладающим правами попечителей, так же как и двум директорам, не членам семьи, секретарю нашей компании и казначею.
Сообщение гласит: «Директор-распорядитель и заместитель председателя британской судостроительной, торговой и транспортной акционерной компании Ройсов и судостроительных верфей „Ройс-Бэркемстед“, а также имперской фрахтовой и судоходной компании Ройсов, имеющей отделения в Лондоне, Бомбее, Сингапуре, Гонконге и Сиднее, закончил переговоры с „Юнайтед Стейтс ойл“ и с германским химическим и горнорудным концерном „Рейнише фарбверке“ о слиянии их капиталов, промышленных предприятий, рынков сбыта, судов, сырья, рудных месторождений и прочего и образовании единого акционерного общества или корпорации, зарегистрированной в Лондоне, Балтиморе и Гамбурге с равным правом голоса для каждой из этих трех компаний».
Джо вскочила с кровати.
— Это и есть то, на что намекал Фредди?
— Обожди. Это еще не все, — сказал Руперт, читая дальше: «…Я хочу поставить в известность наших директоров, что предполагаемое слияние предусматривает серьезные перемены для фирмы Ройсов как у нас в стране, так и за границей Семейное товарищество, которое вело торговые дела на протяжении почти двухсот пятидесяти лет, должно распасться, так как наши новые партнеры — американцы и немцы, имеющие обширные международные капиталовложения в области транспорта, нефти и производства химикатов, являются обычными акционерными обществами. Поэтому компания Ройсов будет распущена и вместо нее организовано акционерное общество, которое затем сольется с нашими немецкими и американскими партнерами и образует концерн „ЮРФ“, взяв первые буквы от названий всех трех объединяющихся компаний».
