— Ладно. Оставим, — согласился Пинк. — Мы хотим знать, что кроется за всей этой дурацкой затеей с нефтью. Вы же сами понимаете, что затея дурацкая.
— Нет, вы пытаетесь мне это внушить, — отпарировал Руперт.
— Фредди что-то задумал.
— Ничего он не задумал.
Тогда Най поднялся и сказал Бендиго:
— Зря тратим время. — Он повернулся к Руперту и посмотрел на него своими судачьими глазами — Это Фредди научил вас так себя вести?
— Дело затеял не Фреддиг а я, — решительно возразил ему Руперт.
— Ну что ж, — сказал Най. — Мне вас жаль. Прощайте, Ройс. — И даже не взглянув на меня, покинул комнату. Невидимая секретарша, точно угадав момент, распахнула перед ним дверь.
Руперт тоже поднялся, но Бендиго его задержал.
— Почему бы вам не отказаться от ваших нелепых симпатий к русским? — стал он внушать Руперту. — Вы тут ничего не выиграете.
Я видел, что Пинк нравится Руперту. Поэтому он только улыбнулся в ответ:
— Опять вы меня уговариваете?
— Зачем фирме Ройсов впутываться в какую-то темную политическую сделку с русскими? Для Верокио это не страшно, они итальянцы. — Он положил руку Руперту на плечо. — Если бы мы только знали, чего Фредди добивается, у нас было бы спокойнее на душе, и мы, возможно, сумели бы даже кое в чем помочь…
Руперт решительно направился к двери.
— Фредди не открывает мне своих карт, — произнес он. — Я не знаю, каковы его планы, и поэтому ничего вам о них сказать не могу.
— Но тут даже догадка поможет. Он сейчас ведет переговоры в Амстердаме, и мы смутно, правда, но все же представляем себе, о чем.
— Тогда зачем вы меня спрашиваете?
— Вы можете оказать ему услугу. Вы-то знаете, что он пытается объединить свой капитал с голландским и итальянским. А если не знаете, то я могу вам сообщить по секрету эту новость. Боюсь, что не вся ваша семья одобрит подобный шаг.
— Что вы хотите у меня выпытать? — спросил Руперт.
— Кто тут замешан — голландский филиал «Кальтекса»?
Руперт рассмеялся.
— Честное слово, понятия не имею.
Он понимал, что Пинк, в сущности, и не ждет от него ответа, а просто следит за выражением его лица. Смех Руперта звучал вполне искренне.
Пинк, вздохнув, открыл перед нами дверь.
— Да, вы, как видно, оба ни о чем и понятия не имеете, — не мог не признать он. Все же Пинк проводил нас до подъезда и, уже стоя на ступеньках, добавил, что в ближайшие дни нам не мешало бы вместе пообедать. — Вы славный парень, — сказал он, глядя сверху вниз на Руперта. — Но я знаю Фредди всю жизнь, и у меня такое чувство, что он собирается всех вас надуть. И вы лично непременно попадетесь. Так или иначе, но вас проведут. Можете мне поверить, Руперт!
— Чего на свете не бывает! — отозвался Руперт, и мы вышли с ним на Сент-Джеймс-стрит.
Он молчал всю дорогу, а когда мы вернулись в наш кабинет, он спросил меня, записал ли я разговор. Я утвердительно кивнул.
— Хотя зачем? Рандольф замкнул вокруг нас кольцо. Дальше идти нам некуда.
Часть вторая
Глава двадцатая
Мы понимали, что отказ Бендиго означает крах нашего замысла. Глупо было обольщаться: русская нефть не попадет в Англию, условия, поставленные русскими, не могут быть выполнены, судов у нас они не купят, и мы бессильны что-либо тут изменить.
Но мы слишком размахнулись и уже не могли остановиться: события обладают своей инерцией. Главные же события в жизни Руперта только приближались. Нина Водопьянова вернулась после посещения делегацией Бирмингема, позвонила Руперту в его отсутствие и попросила ему передать, чтобы он на следующий день в 10 часов утра непременно зашел в торгпредство.
— Ее просьба может означать и хорошее и плохое, — сказал он. — Зря она меня звать не будет.
— Может, она хочет нам что-то посоветовать?
— Нет, не думаю, — сумрачно произнес он.
Руперт оказался прав. Когда на другое утро он вернулся от Нины, вид у него был совсем больной. Он рассказал, что Нина дожидалась его у подъезда торгпредства в Хайгейте и, хотя на улице моросило, повела его гулять по мокрому парку, где зябли под зимним дождем буки и араукарии.
— У меня, Руперт, неприятности, — сказала она. — Я не хотела вам говорить, но приходится.
— Не укрыться ли нам где-нибудь от дождя? — спросил он. Нина промочила ноги и забрызгала грязью чулки. — Вы же совсем промокнете.
— Неважно, — бросила она нетерпеливо, — я не хочу, чтобы нас видели вместе и слышали наш разговор. Кто-то из англичан…
— Вот до чего дошло! — пошутил он. — Кто же из англичан проявляет к вам такой интерес?
Но она даже не улыбнулась.
— Меня хотят выкрасть, — сказала она, с трудом выговаривая слова.
— Что?
— Понимаете, против меня что-то замышляют… — произнесла она с запинкой. — Мне сообщил об этом один человек.
— Англичанин?
— Да. Он все время пытается ко мне подойти, когда рядом никого нет. В Бирмингеме он меня совсем замучил. Раз даже по телефону…
— Но что он вам сказал? Почему вы решили, что он хочет вас выкрасть?
— Он говорит про вас, Руперт.
Их окатило водой с голых веток вяза; Нина прикрыла голову шарфом, а Руперт отер мокрое лицо носовым платком. И так холоден и бесприютен был зимний парк, и так мрачно у них на душе, что они даже не заметили потока воды, промочившего их насквозь.
— Два раза, когда я ходила покупать чулки и яблоки в Бирмингеме, — рассказывала Нина, — он шел за мной и старался оттереть меня от других прохожих. Он сказал мне по-русски: «Мне надо с вами поговорить, Нина Сергеевна». Знает даже мое отчество. Но это — англичанин. Он сказал, что у вас неприятности с английским МВД и что вам нужна моя помощь. Это правда, Руперт?
— Конечно, это неправда!
— Он мне говорит, что тут все знают про нас с вами и что, когда я уеду в Москву, вас, наверно, арестуют.
— Какая чепуха! — воскликнул Руперт. — Неужели вы ему поверили? Не верьте ни одному его слову, слышите, Нина?
— Да, но это-то он все-таки знает. Знает! — воскликнула она. — Он говорит, что я вам испортила жизнь, что я причиняю вам только неприятности, но могу вам помочь, если объясню каким-то его друзьям, что меня с вами связывает.
— Да не слушайте вы его и не обращайте на него внимания!
— Я и не слушаю его, — возмутилась она, — но он меня преследует.
— В следующий раз позовите полицейского.
— Подумайте, что вы говорите! — воскликнула она по-русски. — Как же я могу это сделать? Ведь он сам вроде полицейского!
— Ну и что? Если он к вам пристанет, позовите самого обыкновенного постового. Будьте спокойны: этот тип сразу смоется.
— Да, но если я обращусь к постовому, мне придется давать объяснения… Выйдет еще хуже. Нет, это невозможно.
— Послушайте, — заговорил он горячо, взяв ее под руку. — Это просто шантаж, за ним ничего нет. Они ничего о нас не знают. Они вас пугают, надеясь, что вы начнете оправдываться или защищать меня. Вы ему что-нибудь говорили?
— Нет. Но, Руперт, какое это безобразие! — гневно воскликнула она. — Он приводит меня в такую ярость, что я готова его убить! — От волнения она закрыла глаза. — Нет, все-таки меня это тревожит. Ведь он, наверно, действует не по собственной инициативе. А что, если они выследят, когда я буду одна, и схватят меня? Что мне тогда делать? Нет, я себе этого никогда не простила бы… Я не хочу причинять неприятности своим. Вот что мне не дает покоя. О нас с вами я уже даже не думаю.
— Да, да, конечно, — ласково успокаивал он ее, крепко прижимая к себе ее руку. — Погодите, дайте-ка сообразить…
Они молча шагали по дорожке, посыпанной гравием.
— Вашим вы об этом ничего не говорили? — спросил он.
— Ну, что бы! Разве я могу им пожаловаться, не втянув их в эту историю? Повторяю вам, Руперт, я не хочу причинять неприятности своим. Сейчас это единственная моя забота. Он упоминал и про Джо…