– Что пить будете?

– Давай кувшин легкого кваса, и водицы чистой.

– Если барышня будет любезна, то я козьего молока испью, – Халил любезно наклонил голову.

Женщина раскраснелась и исчезла за дверью. Через несколько минут появилась с подносом, на котором горделиво возвышались кувшины и пиалы.

– Вот, даже помыла. Отдыхайте, гости дорогие, если чего надо, я в пристанной – вон за той дверью буду.

– Спасибо хозяюшка, благодарствуем.

«Смуглокожий мягок на язык. Да и весь он с виду мягок и добр». Если бы не позавчерашняя встреча с земляным змеем, да золотая серьга в ухе, Марх бы подумал, что это местный старикан, которому нож покажи – начнет ползать и умолять о пощаде, предлагать в награду еду, кров, дочь и сдавать знакомых – у кого что припасено.

– Да я не хозяйка, я так, посуду мою и еду ношу, – тетушка зарделась и, хихикая, как молодая пигалица, убежала обслуживать завсегдатаев.

Троица ужинала, беседуя о пройденной вместе дороге, дальних странах и воле богов.

Халил провел пальцем по кромке чаши.

– За эти пару дней я неплохо провел время. У меня есть для вас послание от моего бога. Его голос велит передать вам некую вещицу. Сам не до конца понимаю смысл, да это и не так важно. Завтра мы разойдемся, может для вашего пути это сыграет хорошую роль.

С этими словами старик достал мешок и развязал узел. Свиточек размером с поллоктя, исписан неведомыми символами, начертаны демон, мужчина в странном черном костюме и простоватый на вид мальчишка, однако в царском одеянии.

– Спасибо за картинку, мудрец, – тарсянин повел бровью, – найдем, как ее приспособить. Авенир, ты же и искусство любишь, потащишь сам. Эй, хозяйка, есть ли здесь комната для уставших монахов?

– Да, имеется, – несмотря на пышные формы, женщина оказалась весьма расторопной, – два медяка за ночь и еще за день одну монету.

– Ладно. Держи серебряк и побеспокойся, чтобы нас ждали три мягких топчана, а на столе стоял кувшин ключевой воды.

– Ага, все сделаю.

«Девица» унеслась по скрипучим ступеням в верхнюю постройку. Донесся грохот посуды, сухой шелест метлы и тяжелый стук ведер.

Мимо стола, пошатываясь, проковылял массивный зеленокожий наб. Словно случайно, он задел пиалу. Та, соскользнув со стола, разбилась вдребезги, подняв в воздух фонтан брызг. Верзила нагло уставился на путников, медленно открыл огромный толстогубый рот:

– Жто это шакал-л-лье отродье ищет в н-н-наших краях?

Марх было поднялся успокоить эту волосатую полужабу, но Халил поднял ладонь в знак приветствия. Сабельщик присел. Место и его обычаи мудрец знал лучше, да и открывать свои умения не было особой надобности.

– Любезный, мы – трое путников, уставших с дороги. Прошу, не причиняйте нам вреда. Да и стоит ли ради нас напрягать свою гортань, не приспособленную к столь сухому воздуху. Проделав долгий путь, хотим лишь немного поесть, да переночевать в этом чудном месте.

– Вы тут нав-в-всегда ос-с-станетесь! Мерт-т-выми. На корм с-свин-ньям.

«Чего же он придрался?» – Марх окинул таверну взглядом. Двое сидят справа, один возле медного горшка с водой делает вид, что ест свой ужин, еще и в окнах промелькнуло три тени. Скорей всего в таверне драться не захотят, попытаются вытащить на улицу. Там окружат и засекут плетьми. Если у них к тому времени еще руки останутся. Халил расплылся в вежливой улыбке:

– Чем же мы тебя задели, о, изумрудный? Слагаются легенды о мудрости и выдержке набов, видимо, страшен наш грех перед тобой.

– Из-з-здеваешься? Зареж-ж-жу!

Наб кинулся на Халила. Два других бросились на спутников смуглого. Старик слегка наклонился, и чуть видимо повел рукой. Жабомордый отлетел в сторону, смяв под собой стол с накрытой на него трапезой, проехал головой по мокрому полу и с хрустом втемяшился в каменную поварскую стойку. Марх достал из сапога клинок, резко взмахнул рукой. Второй наб скорчился от боли – кисть слегка подрагивая, плюхнулась на землю. Авенир соскочил со скамьи и противнем двинул в шею третьему.

Сидевшие набы повскакивали с мест, в двери забежало еще трое.

Раздался треск. Слева полыхнуло синим – один из жабомордых упал. В воздухе расплылась вонь жареной плоти.

– А ну пошли отсюда твари, а то всех на котлеты изжарю. Здесь вам не бранница, а таверна. Тупые лягухи, сгиньте прочь.

С верхней горницы спускалась ветхая старуха. Седые волосы были уложены в две тугих косы, глаза сияли цветом зеленого луга, завораживали и пронзали насквозь. Лоб украшала навязь из кожи, испещеренная разноцветными нитями. Несмотря на почтенный (Марх бы сказал, что даже клевреты столько не живут) возраст, держалась она прямо и походила больше на графиню, чем на хозяйку таверны.

Зеленокожие поспешно попятились к выходу.

– Эй, Трын, убери эту тушу свиньям. Может, съедят, не побрезгуют.

Сонный мужичина, ворча, закинул обугленный труп за плечо и унес в сарай. Старуха повернулась к Халилу, глаза лучились радостью:

– Так и знала, старый хрыч, что ты без драки сюда не сунешься. Обязательно кого-нибудь хрюшкам на закуску притащишь.

– Такова судьба, леди Церихейнгль. А ты все так же молода и статна? В свои двадцать тебе не дашь больше… четырнадцати.

Халил учтиво поклонился:

– Видел ли мою доченьку?

– Как не видеть, все также юна и стройна. Она с превеликой вежливостью согласилась приготовить мне и моим друзьям палати.

Хозяйка обратилась к изумленным путникам:

– Проходите в свои покои, отдыхайте. Уж извиняйте за спектакль – у лягух сейчас откладка икры, а самцы шатаются по поверхности, звереют от воздуха. Позавтракаете утром со мной, а там уж в путь-дорогу отправитесь. Трын, убери здесь все. Да стулья расставь. Честному народу отдыхать надо.

Из сеней раздалось бурчание и выглянула огромная квадратная голова:

– Ну чего еще? Сами уберут, чай не господа.

– Быстро, сказала. А то плетей дам, или к свиньям отправлю.

Халил и Марх исчезли в дверном проеме. Авенир посмотрел под ноги. На полу валялся пузырек, внутри переливалось что-то зеленоватое. Он поднял склянку и поспешил к товарищам.

По настоянию старухи, мужчины остались завтракать. Утром идти всегда легче, чем днем, так уж повелось. Прохладно, свежий воздух, пыль прибита к земле. В жаркий день идти трудно – а они уже ох, какие жаркие. Так и плывешь в раскаленной воздушной каше. Иногда повеет прохладный ветерок, но как нечасты такие мгновения. Вечером же становиться просто невыносимо. Гнус, мошкара – все голодные, аки медведи после спячки. Еще после дня пути весь липкий от пота, грязный от пыли – так и хочется броситься в какую-нибудь лужу, отмыться. Но нет – иди дальше и помалкивай, благодари богов за жизнь, за пищу.

Щедрые яства источали благой аромат. Место на квадратной тумбе занимали зажареный кабанчик, кувшины с клюквенным морсом и айраном, отвареный картофель с рыбой и укропом, сласти. Старуха произнесла молитву и трапеза началась.

Цейрихенгль пристально вглядывалась в парня.

– Откуда у тебя камень, юноша?

Авенир оторвался от жареной ноги. Соврать он не решился.

– Остался, как память.

– Из Академии? Вижу, можешь не отвечать. Значит, беда близко.

Юноша изумился:

– А вы оттуда? Тоже сбежали? Но… как это возможно?

– Ходят разные легенды о создании этой курии. Одни говорят, что Гроумит наказал Асмодая за злодейства и превратил его в древо. Другие говорят, что Академия – это создание богов, в котором одаренные дети становятся чародеями и носителями небесной воли.

Старуха наклонилась к Авениру.

– Я знаю наверняка только то, что сбежать оттуда не так уж и сложно – сам видишь. А если сбежал, тебя уже не преследуют – сколько живу, ни разу с чародеями теми не встречалась. Откуда, как и для чего она появилась? – ведает только властитель Академии, но существует ли он на самом деле – не знают даже верховные маги. Когда я появилась здесь, – это было, чай как полвеку назад, – случилось нашествие джунгаров. Не знаю, кто их наслал на земли, а только причинили они много боли народу.