Задумчиво глядя на его одинокую фигуру у окна, Фрайтаг продолжал:

— Когда вы вернулись из своей последней поездки в Конго, господин Фройдберг?

— Три дня назад.

Три дня… Фрайтаг тут же подумал о тридцати свежих розах, стоявших в ателье Осси Шмерля в напольной вазе. Последнее рандеву могло состояться не раньше, чем три дня назад. Скорее даже позже, судя по состоянию цветов.

— Еще один вопрос, господин Фройдберг. Где вы были сегодня ночью в половине третьего?

— Сегодня ночью? А что?

— Ахенваль был убит в половине третьего. Вот что.

— Я был в квартире Хайнца Цирша. С семи часов вчерашнего вечера до половины девятого сегодняшнего утра. Господин Цирш может подтвердить.

— Но ведь вы могли незаметно покинуть квартиру и вернуться. А он мог этого не увидеть. Это возможно?

Фройдберг отошел от окна и, выпрямившись, встал у письменного стола.

— Я не убивал Ахенваля, господин комиссар. Уже просто потому, что этим ничего бы не изменил. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.

— Сколько вы еще пробудете в Мюнхене? — спросил Фрайтаг.

— Точно не могу сказать. — Фройдберг поклонился и быстро направился к дверям.

А Фрайтаг снял телефонную трубку и попросил соединить его с доктором Вуншманом, руководителем технической службы.

— Алло, доктор, что нового в деле Ахенваля?

— Есть кое-что.

— Меня интересует чемодан из крокодиловой кожи. Нам нужны отпечатки пальцев… Или парочка волос на расческе… Как с этим?

— Все есть. Только немного потерпите, Фрайтаг. Но вас кое-что еще должно заинтересовать.

— Что именно?

— Туфли Ахенваля. Лестницы в его доме покрыты коврами, и квартира на третьем этаже. Ахенваль никак не мог принести на своей обуви столько грязи, если бы пользовался лестницей. Большая часть грязи осталась бы на коврах. А на его подошвах тонны грязи, извести и цементного раствора. Где он так извозился? Он мог попасть в квартиру единственным путем, а именно через…

— Стройку? — тут же перебил его Фрайтаг. — Вы полагаете, что сегодня ночью Ахенваль забрался на свой балкон через строительные леса соседней стройки?

— Другого варианта нет.

— Есть следы?

— Парочка превосходных. Это отпечатки туфель Ахенваля, они очень хорошо видны на балконе. Он шел на цыпочках. Сначала через раздвижную дверь в комнату, потом вдруг резко развернулся и пошел в переднюю. Там и разыгралась последняя битва.

— А следов убийцы нет?

— Странно, но нет. Только следы Ахенваля. Если убийца проник с балкона, значит, там он и снял свою обувь. По-другому быть никак не могло.

— Почему же, черт возьми, Ахенваль лез в свою квартиру через балкон?

— Это ваша задача, дорогой Фрайтаг. Может быть, он думал, что застанет врасплох свою жену? А может, просто потерял ключ… Я считаю, что вы сумеете разгрызть этот твердый орешек…

Тут появился ухмыляющийся Дундалек, размахивавший листком бумаги.

— Наш Осси был-таки на стройке, господин комиссар. Его видела Рената Брюль. Судя по ее описанию, это мог быть только Осси Шмерль.

— Что? Еще один на стройке? Господи всевышний, сегодня там было прямо как на главпочтамте. — Фрайтаг взял листок у Дундалека и внимательно прочитал показания Ренаты Брюль. — Она видела его без пятнадцати два, если это правда. Как раз то время, когда Этта ушла из дома и направилась в отель.

— Да… перед этим она говорила по телефону с Романом Кайзером. Потом сразу ушла, и Шмерль знал, что путь свободен. Теперь ясно, что Осси Шмерль…

— Прикончил курицу, несущую золотые яйца? — ухмыльнулся Фрайтаг. — Лично я очень сомневаюсь.

— Но ведь он был на стройке!

— Да, но когда? Без пятнадцати два.

— Вы полагаете, что потом он ушел в «Бонбоньерку»? Зачем же он вообще туда забирался?

— Вот в этом мы и должны разобраться. Тогда, пожалуй, станет ясно, зачем понадобилось Ахенвалю в половине третьего тайком пробираться тем же путем в свою квартиру.

— Ахенвалю? Он тоже был на стройке?

— И, может быть, еще один… Но об этом поговорим по дороге. Вперед, Дундалек, поскакали.

— Куда?

— Сначала в «Бонбоньерку», а потом в отель «Принц Адальберт». Насколько я знаю, она все еще там.

Окно в комнате Этты было открыто. Она сидела, скорчившись, накинув на плечи пальто из верблюжьей шерсти, и ждала, что вот-вот постучат в дверь.

Через десять минут… сказала Лора Фройдберг.

Зачем она на это согласилась? Она не хотела видеть эту женщину, не хотела слышать ее голоса, не хотела, чтобы ей напоминали обо всем, что пришлось из-за нее пережить.

«Я непременно должна поговорить с вами, госпожа Ахенваль… Я только что приехала в Мюнхен… Нет, не по телефону, это исключено… Я должна рассказать вам то, что вы, наконец, должны знать… Умоляю вас, всего лишь четверть часа. Это важно для вас… И для меня — от этого зависит моя жизнь… Жизнь моего мужа…»

Этта не смогла ей отказать.

А теперь идет время, но Лора Фройдберг все не появляется.

Вдруг Этту пронзила неожиданная догадка — вероятно, Лора фон Фройдберг пропустила мимо ушей название отеля и предположила, что Этта сейчас дома, а в магазине ей дали номер отеля. Наверное, она уже стоит перед дверью ее квартиры и ждет.

Этта быстро надела пальто и вышла из номера.

Но у дома ее никто не ждал, улица была пуста. Значит, Лора фон Фройдберг не дождалась ее. Этта вошла в квартиру и закрыла за собой дверь.

Ее встретила могильная тишина. Темнота… и запах… Духи, которыми она никогда не пользовалась, но иногда чувствовала от Гвидо.

Она включила свет, слыша свое собственное дыхание и стук сердца. Откуда этот чужой запах? Что-то заставило ее открыть балконную дверь…

На том самом месте, где сегодня лежал Гвидо, лежала чья-то скорченная фигура. И смертельная рана такая же. Рядом — тот же ржавый железный крюк.

Лора фон Фройдберг. Ее убили тем же способом, что и Гвидо. На ней был серо-голубой костюм, серо-голубое пальто из того же материала и одна голубая перчатка. Вторая лежала на полу рядом с сумочкой…

Этта в полной растерянности смотрела на убитую женщину и вдруг заметила письмо, торчавшее из сумочки. Крупный, размашистый почерк Гвидо.

Она смогла разобрать только несколько слов: «Ты — любовь моя последняя…»

Виктор решил поехать к Ренате и окончательно все выяснить. Он должен знать, что происходит, и должен быть рядом с Эттой.

Перед домом Ренаты стояли две полицейские машины, а наверху, в квартире Этты, во всех окнах горел свет.

Рената встретила Виктора с пылающими щеками, вся дрожащая от волнения.

— Виктор, слава Богу!

— Что случилось?

— Криминальная полиция… Я этого больше не вынесу!

У Виктора пересохло во рту, и он едва выговорил:

— Что? Еще кто-то убит?

— Кажется, женщина. Она лежала под одеялом на носилках, и, когда ее проносили мимо меня по лестнице, я думала, что у меня разорвется сердце.

— Это… это была Этта Ахенваль?

— Не знаю. Полицейские из отдела убийств еще здесь. Они и у меня уже были. Спрашивали, не слышала ли я чего-нибудь. А я пришла домой только пятнадцать минут назад и… Виктор, что ты об этом думаешь? Это же не может быть Этта Ахенваль. Она ведь… Разве она не в отеле?

— Час назад Этта ушла домой. Я ее видел в коридоре отеля… — Не закончив фразу, Виктор вдруг резко повернулся, выскочил из квартиры и стремглав понесся на третий этаж.

Ему открыл какой-то полицейский.

— Я — доктор Брюль. Хотел бы поговорить с комиссаром Фрайтагом.

— Там, пройдите дальше. — И полицейский махнул рукой в сторону спальни.

Еще из коридора Виктор увидел широкую кровать, комод с трехстворчатым зеркалом, перед которым сидел Дундалек и что-то записывал.

Вдруг Виктор услышал знакомый голос…

— Да, господин комиссар, так и было. — Голос Этты.

И тут он увидел ее.

Она была бледна, голубые глаза лихорадочно блестели и еще больше расширились, когда она заметила Виктора.