Что он мог сказать? Что планирует работать над своей портретной галереей? Что для этого хочет съездить на Урал? Что надо пристраивать пьесу? Но, понимая, что эти проблемы не очень касаются Антона Вениаминовича, он ответил, что идея дать цикл очерков с берегов Тихого океана ему очень нравится.

К его радости, работа с редактором над книжкой шла намного легче и быстрее, чем предполагалось сначала. Как-то в разговоре об этом Лена высказалась более чем определенно.

- А ты как думаешь? Ты уже постоянный автор такого журнала! Это твоя вторая книга. Они спасибо должны сказать за то, что ты не послал их подальше, а дал им возможность тебя издать. Ценить себя надо, мой друг!

- Цена эта нелегко дается. Сейчас бы на Урал к Когану смотаться, да придется к Тихому возвращаться. Сколько я там пробуду... а как быть с галереей? Знаешь, я частенько задумываюсь - что дальше с моим раздвоением. То, что газете я многим обязан - факт. И что там все хорошо - тоже факт. Но как долго я смогу совмещать? Еще когда в Москве, получается. А когда в командировках... Да и тебе от них не легче... Уйти на вольные хлеба? Без членства в СП - гиблое дело. Сколько я за книжку получу?

- Знаешь, я и сама об этом стала задумываться. Может, плюнуть нам на все и попытаться вступить в СП? Ты ведь рассказывал, сколько там всяких привилегий и благ.

- Ты что? То меня от партии отговариваешь, а сейчас почти в нее и толкаешь. Сама ведь понимаешь, что это не выход. Видимо, придется в газете подвизаться, пока держат. За него же явно держались. Еще бы - не просто корреспондент, а писатель! Газетному начальству это не только льстило, но и давало гарантию получения от него высококачественных публикаций, не остававшихся незамеченными как в высоких инстанциях, так и в кругах, как теперь говорят, "продвинутой" общественности". В конце концов, закрыв глаза на беспартийность, и после длительных консультаций в этих самых инстанциях, его перевели на должность специального корреспондента. По времени назначение случилось незадолго до выхода второй книжки. В коллективе изменение его статуса восприняли неоднозначно. Была не только искренняя радость, но и зависть. Однако после выхода книги, которую он дарил коллегам, даже завистники были вынуждены признать, что он это заслужил.

Совпадение таких серьезных событий доставило не только удовольствие, но и привнесло немало забот. Народ явно ожидал банкета, а с банкетом пока не получилось. Надо было подготовиться к поездке в Приморье. Пришлось с головой погрузиться в его историю, ознакомится с экономикой. Специально посетил Институт экономики Академии наук, беседовал там со специалистом по Дальнему Востоку, сидел в библиотеке.

Лена смеялась. "Ты так еще и диссертацию напишешь!".

Незадолго до отъезда в Приморский край случилось то, о чем он даже не подозревал. Владика вызвал Антон Вениаминович.

- Возможно, по поводу Приморья, - подумал он. - Наверняка, попросит поспешить с поездкой.

Владик не ошибся. Антон Вениаминович начал именно с этого. А потом вдруг завел разговор о том, что специальный корреспондент союзной газеты не может не быть членом Союза журналистов.

- Вы, Владлен Константинович, сколько лет у нас работаете? Скоро четыре года? Пора уже и о вступлении в Союз подумать. Вы все-таки уже не просто корреспондент, а спецкор. Как-то несолидно... И для Вас, и для газеты. С рекомендациями проблем не будет. Но... есть еще один вопрос. Как Вы относитесь к вступлению в партию? Все-таки мы - газета партии. Мой вопрос не спонтанный. Мы об этом говорили с секретарем парткома. Мнение наше совпадает. Конечно, вопрос этот нелегкий. Вы подумайте, дорогой. Но с ответом тянуть не надо. Договорились?

- Договорились, Антон Вениаминович.

Весь день, вплоть до возвращения домой, в голове его, как заноза, сидело. "сколько веревочке не виться, все равно конец будет". Лене решил до возвращения из командировки ничего не говорить. Хотел все обдумать сам. Так как с поездкой на Урал пока не получалось, он успел сделать несколько попыток предложить пьесу московским театрам. В двух все прояснилось быстро, а вот в третьем... Главным режиссером его был известный на всю страну Роман Салмин. Там обещали подумать. Это давало надежду.

В письме Когану, посетовав на обстоятельства, не позволяющие приехать на Урал, он пригласил профессора, часто посещающего столицу, побывать у него дома. Сам же улетел во Владивосток. За две с лишним недели Владик объехал и облетел почти весь Приморский край. Познакомился с бесчисленным количеством интересных людей - от лесорубов до ученых - и, наконец, с его природой. Ведь за три года в Находке он ничего, кроме моря, не видел. Но снова побывать там не случилось. В Москву, несмотря на изматывающий темп поездки, он вернулся отдохнувшим и переполненным впечатлениями.

Первое, что его интересовало, кроме семьи, - есть ли новости из театра? Оказалось, есть. Оттуда звонили и просили связаться с Салминым. Неужели зацепилось? - подумал он. Назавтра, хотя времени было в обрез, первым делом позвонил Салмину.

- Роман Станиславович, это Козьмичев. Я Вашему завлиту свою пьесу оставлял. Я только из командировки. Мне передали, чтобы я связался с Вами.

- Ты бы еще дольше тянул! Через пару деньков в это же время подъезжай. Сможешь?

- Какой разговор!

В оставшиеся до встречи с Салминым часы ни о чем другом он думать не мог.

- С чего бы это? - размышлял он. - Как будто, можно и не тревожиться... Пожалуй, с книжками такого не было... Разве что с первой.

Потом, когда уже добирался до театра, понял, что волнуется он не как автор пьесы, а как артист, которого судьба сначала разлучила с любимым делом, а теперь дает шанс на возвращение к нему.

Глава 24

Оздоровительный бег

Салмина он увидел еще в фойе театра, в компании с другим, не менее знаменитым артистом Леонидовым. Высокий и худощавый Салмин царственно держал руку на плече маленького Леонидова и, растягивая по-московски слова, в чем-то убеждал своего друга. Владику они сразу напомнили Дон Кихота и Санчо Панса.

Никогда не считавший себя застенчивым, имевший к этому моменту приличный опыт общения с различными людьми, занимавшими довольно высокие должности, он вдруг ощутил волнение. В голове промелькнуло - ничего себе, целых два народных арти-ста! Подошел.

- Здравствуйте, Роман Станиславович! Здравствуйте, Анатолий Федорович! Изви-ните, что помешал. Я и есть автор пьесы "Воленс-ноленс, или театральные страсти"

- Да, да, да! Если я правильно помню, ты Козьмичев. - Размашисто поздоровался Салмин. - Мы как раз по поводу твоей пьески обмениваемся. Я ему кое-какие места из нее почитал. Ты, Толя, ему скажи.

- Простите, не знаю Вас по имени...

- Владлен Константинович.

- А знаете, уважаемый Владлен Константинович, весело Вы написали!

- Да что это мы в фойе? Давайте ко мне. Ты, Толя, сможешь?

- Конечно! Правда, мне скоро на "Мосфильм", но на полчаса могу.

В кабинете первым вопросом Салмина было.

- Козьмичев, откуда у тебя такое ощущение сцены? Знаешь, у Островского есть такое понятие "сценичность"? А я так понял, что это твой первый театральный опус.

- Опус первый, но опыт помог...

- Какой опыт?

- Сценический... Я ведь недоучившийся и не доигравший свое на сцене.

- Интересно... Ну-ка, поподробнее.

- Три курса Театрального, вылет. Три года в Сибири... - Он не хотел подробно-стей.

- Три года Сибири?! Ты что там делал?

- Как что? В театре работал! А Вы что подумали?

- Ладно! Где учился? Почему вылетел - пропускаем.

- В Щуке. Потом три года матросил. На Тихом. Вернулся в Москву. Закончил Ли-тинститут. Сейчас в "Социалистическом труженике". Спецкор. Вышло две книги. Вторая совсем недавно.

Салмин слушал его, что-то рисуя на листке, потом задумчиво произнес.