Георгий Порфирьевич, попыхивая по-сталински кедровой трубкой, глубокомысленно заме-тил.
- Да, Леопольд Митрофанович. Молодежь наша не всегда понимает мудрость и дальновид-ность своих руководителей. Время такое! Вот и хотят нас, стариков, на покой отправить. Но о том, что будет с театром, с его воспитательной миссией, не задумываются. Ответственности у них мало. И коммунистическое мировоззрение у них не сформировано. Вот и бесятся, вот и пишут... Упустили мы что-то важное в работе с нашей молодежью. Упустили. Будем исправлять! Козьмичева этого и прочую шантрапу я обяжу записаться в университет марксизма-ленинизма. А то проверит нас горком...
Леонид Митрофанович внимал своему партийному секретарю и напряженно думал.
- Прав ты, Георгий Порфирьевич! Ох, как прав! Мне уже и Антон Серафимович на это намекал. Мало, - говорит, - у тебя, Леня, спектаклей воспитательных, воспевающих коммунисти-ческий дух. Слушал я тебя и думал. Ведь пора уже репертуар обновлять. Давай включим в него что-нибудь о Ленине... Горком нас поддержит. А коллектив у нас способный. Справимся! На том и порешили.
Между тем жизнь в театре не затихала. И параллельно с ней не прекращались попытки раскрытия личности Рецензента. Дотошные члены труппы пытались вычислить его дедуктивным путем. Но надежный метод всемирно известного сыщика Шерлока Холмса оказался бессилен.
Первым делом из списка подозреваемых выпал Первый секретарь Горкома партии. Актеры и все горожане хорошо знали, что ничего более глубокомысленного, кроме как "Наш дорогой и любимый Леонид Ильич" и дежурных фраз о выдающихся успехах великого советского народа, а также возглавляемой лично им партийной организации Касинска в деле сицилистического строительства, он никогда не произносил. Второго секретаря отсеяли по той же причине - скудости его лексикона, в котором центральными словами были "Партия ?- наш рулевой", "Мудрый ЦК" и "Товарищи, ответим на отеческую заботу нашей партии с удвоенной энергией".
И, как всегда, знаток поэзии Маяковского Владлен Козьмичев остроумно пошутил в узком кругу.
- А вы что от строителя и шофера хотите? Они академиев не кончали. Их дело - не рецензии крапать, а "строить и везть в сплошной лихорадке буден!" Не там, не там ищете, товарищи!
И тут же высказал предположение, что автором рецензий является Главный редактор город-ской газеты Антон Серафимович Правилкин. Однако театральные Шерлоки Холмсы в этом усомнились. Интеллигентным читателям "За нашу власть", к коим не без оснований относили себя касинские артисты, был хорошо известен занудный стиль ее передовиц. А так как все знали, что правом писать их обладает лишь Главный, то заподозрить его в качестве творца рецензий, полных витиевато-возвышенных и мудреных терминов из области театрального искусства, было просто невозможно. На какое-то время раскрытие инкогнито отошло на второй, артисты несколько успокоились... Но это длились не так уж долго, то есть до тех пор, пока на премьерном спектакле "Стряпухи" не случилось необычное.
За кулисы прибежал взволнованный театральный художник Маляркин, и, задыхаясь от возбуждения, сообщил отдыхавшим в антракте артистам, что в зале сидит Он! Помреж Ежиков, которого в труппе звали не Василием Арнольдовичем, а Воленсом-ноленсом за его дурную привычку вставлять это выражение к месту и не к месту, нацепил очки и кинулся к занавесу. И правда! В центре первого ряда сидел директор лучшего городского стадиона под названием "Динамо" и один из наиболее постоянных посетителей театра по фамилии Кляйн. Личность сколь незаурядная, столь и противоречивая. Фамилия Кляйн, что по-немецки означает "маленький", явно не гармонировала с его двухметровым ростом и более чем с полуторами сотнями килограм-мов, накачанных за многотрудные годы руководства спортивным сооружением. Кляйн держал на коленях блокнот и что-то записывал. Сомнений ни у кого не появилось. Шла запись впечатлений о спектакле!
Решительный, как все помощники режиссеров, Ежиков предложил кому-нибудь сходить в зрительный зал и под благовидным предлогом прояснить ситуацию до конца. Игравший роль одного из рыночных жуликов Козьмичев высказался по этому поводу.
- Инициатива никогда не остается безнаказанной, - и посоветовал ему сделать это самому.
Делать нечего. Ежиков спустился в зрительный зал. На счастье, место рядом с Кляйном оказалось свободным.
- Вы не будете возражать, если я присяду рядом?
- А что возражать? Правда, тут жена моя сидит, так она в буфет пошла газировочки попить. Сидите, пока не вернется.
- Спасибо. Позвольте представиться? Ежиков Василий Арнольдович. Помреж Главного режиссера.
Кляйн удивленно взглянул на прыткого соседа.
- Очень приятно! Кляйн Отто Густавович.
И будучи личностью, по бытовавшему мнению известной и интеллигентной, вежливо спросил.
- Чему обязан?
- Бог с Вами, Отто Густавович. Воленс-ноленс. Я ведь к Вам по долгу службы своей обратился. Вы ведь известный в нашем театре человек. Кляйн хохотнул.
- Не столько известный, сколько заметный! Вот, даже кресло тесновато...
- Ну что Вы, Отто Густавович. Я не об этом. Если позволите, я, как помглаврежа, спросил бы Вас, что Вы можете сказать о нашем спектакле?
- А что я могу сказать? Хороший! Нравится! Особенно базарные жулики!
Воленс-ноленс профессионально поежился.
- Как, жулики? Но ведь не они выражают главную мысль спектакля. Так что, все сразу? Их там целых четыре...
- Не все, не все... Этот маленький, рыженький. Здорово шельмец изображает! Прямо, как в кино...
- Спасибо, спасибо! Я Ваше мнение передам Леопольду Митрофановичу. Оно ему будет очень интересно... Отто Густавович, простите великодушно, а вы случайно не рецензию на наш спектакль готовите? Я вижу, Вы с карандашиком... Вот было бы интересно почитать!
- Вы что, Валентин Арнольдович! Какая рецензия? В жизни ничего такого не писал! И не возьмусь! Хе, хе! Я как техникум закончил, так ничего кроме заявлений на работу и на увольнение не писал. А сегодня вот смету накидал на ремонт трибуны. Она, понимаете, столько лет стоит! Фундамент проседать начал. Как бы чего не вышло! Еще заподозрят в халатности. Вот сижу в антракте и дописываю, что еще для ремонта нужно. Все, понимаете, на мне. И смету подготовь, и материалы закажи. И рабочих найди. В исполкоме до стадиона дела нету. Был у меня помощник. Уволил я его. Пил крепко. Теперь на все хозяйство мы с женой моей, Верой Андреевной. А Вы ко мне, понимаешь, напиши рецензию!
К концу антракта подошла Вера Андреевна.
- А вот и моя Вера Андреевна. Знакомься, Верочка. Это помощник Главного режиссера Валентин Арнольдович.
Вера Андреевна подала Ежикову руку.
- Очень приятно.
Ежиков был намерен продолжить общение, но тут прозвенел звонок.
- Воленс-ноленс, но я должен уйти.
И, попрощавшись с Кляйнами, быстрым шагом пошел на сцену. Знакомство было приятным, но нерезультативным. О чем и была оповещена труппа на банкете по поводу премьерного спектакля. На эту новость Владлен Козьмичев, с успехом исполнивший роль рыжеватого жулика, что было отмечено не только Кляйном, но остальной публикой, как всегда, отреагировал.
- Видимо, о том, кто рецензирует наши спектакли, мы узнаем после его смерти. Это обнаде-живает. Поэтому я предлагаю выпить за то, чтобы всегда быть достойными высокой оценки нашего Касинского зрителя! А оценка не задержится.
Оценка не задержалась. Субботний номер "За нашу власть" открывала передовица под названием "Партийная позиция - условие верного изображения жизни искусством". Анонимный автор, в частности, писал.
- Лицо нашего драматического театра и его Главного режиссера являет нам образец настояще-го служения пестуемому родной Коммунистической партией методу социалистического реализма. Благодаря этому все мы, касинские почитатели театрального искусства, имеем возможность внимать мыслям, роняемым со сцены. Каждый из нас - и взрослые, и подрастающие поколения, так нуждающиеся в правдивом и жизненном слове, может унести из театра его искру и след в душе. Вместе с тем, хочется пожелать Главному режиссеру и его коллективу еще более чутко относиться к важнейшим явлениям в жизни советского народа, собирающегося отмечать 100-летний юбилей основателя нашей великой Коммунистической партии и Государства, всеми нами горячо любимого Владимира Ильича Ленина!
