Тем не менее, решил, что, несмотря на плохое настроение, должен встретиться с Севери-новым и Альбиной Ивановной. На другой день позвонил. Северинова не застал, а Альбина Ивановна была в редакции. Запасся букетом, шампанским и поехал в редакцию. Альбину Ивановну увидел еще в коридоре.
- Альбина Ивановна! Здравствуйте! - Протянул букет. - Это Вам, за все доброе, что Вы для меня сделали.
- Пойдем ко мне. Ты, я вижу, не только с букетом...
- Повод и приличие требуют!
Сидели за ее столом. Альбина Ивановна расспрашивала о защите. Предложение Крайнева об аспирантуре оценила однозначно.
- Извини, что так говорю, но не твое это дело - наука. Не в том смысле, что не по мозгам тебе. Поверь старухе. - Озорно улыбнулась. - Не по твоему таланту она. Талант у тебя другому предназначен - писательству.
Высказалась о Замошском.
- Знаю я его. Не близко, но знаю. Но на его "Перенапряжение" терпения не хватило. Не-ровно он пишет. То здорово, то в графоманию скатывается. А все потому, что всем угодить хочет... Так не получится! У тебя рука покрепче. Значит, твой сборник рекомендовали к изданию? Мне не подкинешь? Посмотреть хочу. Может, что и подскажу... А там решим, где издавать.
Закурила и посмотрела на него.
- Козьмичев! Смотрю, и видится мне в тебе какая-то странность... Вроде бы и радостный, а вроде бы и грустный. От чего радость, объяснимо. А грусть? - Увидела его взгляд. - Не хочешь - не говори...
Но Владик, переполненный переживаниями из-за конфликта с Леной, не сдержался. Аль-бина Ивановна невольно оказалась необходимой и единственной отдушиной.
- Большой подарок мне жизнь к окончанию института приготовила. Не знаю, как ска-зать... Для меня это полная неожиданность... С женой полное непонимание. Нет, не с моей стороны. С ее... Жили - душа в душу. И вдруг - я устала от такой жизни... И куча обвинений. И туда не ходим, и сюда не ходим, и друзей у тебя нет, и стихи не пишешь, и то, и се... Откуда настроению быть?
Глаза Альбины Ивановны стали суровыми и проницательными.
- А ты ей повода не давал?
Владика бросило в краску.
- О чем Вы, Альбина Ивановна? Конечно, нет! У меня времени толком выспаться все эти годы не было, а Вы о поводе... Вот и не знаю, как быть.
- Д-а-а-а... Объясняться пытался?
- Пытался. Слушать не хочет.
- У нее кто есть?
- Не знаю.
- Похоже, есть... Женщина редко так себя ведет. Спонтанно. Значит, долго в ней это зре-ло. По личному опыту скажу - такие мысли обычно на контрасте, на сравнении рождаются. Подумай...
- Да я уже голову сломал...
- Вот и попытайся поговорить с ней начистоту. Как, решай сам. Но не сдавайся! Ладно, Козьмичев, все у тебя будет хорошо. Читаю тебя иногда в "Труженике". Хорошо пишешь! Остро! Думаю, что не всем твои публикации по нраву... Но ты оттуда не уходи. Пока не попросят. Где еще такие возможности материал черпать? А со сборником не тяни. Привези поскорее.
Домой решил добираться пешком. Хотелось еще раз все обдумать.
В чем причина этой гиперболизации моих недостатков и полное забвение достоинств? Ведь есть же они! Пусть я что-то потерял, но это не повод для того, чтобы изображать из меня некого монстра, готового сжевать и свою, и ее любовь в угоду ниоткуда взявшемуся эгоизму. Видимо, так в ее сознании трансформировался мой переезд в Находку, мое плавание. Так ведь можно и договориться до того, что следствием эгоизма стали мои стихи, рассказы, учеба... Почему бы не вспомнить отказ учиться на дневном. Это что, тоже эгоизм? Понятно. Видать, потому, что так сильно любил и жалел себя. Но это же абсурд!
Стало быть, права Альбина Ивановна - дело не только во мне, а еще в ком-то другом. И он, другой, лучше меня... За что же мне такое? Так стоит ли в таком случае искать примире-ния? Не стоит! Он не будет выяснять с ней отношения. Вот именно - с ней! Ему все равно, кто этот другой. Все понятно...
Глава 18
Разрыв
После того разговора в течение несколько дней они старательно избегали друг друга. Ве-чером, после возвращения из редакции, он сварил свою любимую овсяную кашу и едва сел за стол, как на кухню зашла Лена.
- Можно с тобой поговорить? Ладно, доешь, а то аппетит могу испортить.
Налила себе чаю и села напротив.
- Влад! Нам нужно поговорить...
- А что, разве тебе не все ясно? Мне - да! Но слушаю.
- Вообще то, я, действительно, многое уже сказала. Хочу лишь добавить, что я не вижу причин для продолжения нашего брака. Я долго надеялась, что ты, наконец, проснешься. Я даже надеялась, что буду в твоей душе существовать наравне с литературой. Я и на это была согласна. Но не получилось. Может быть, и по моей вине... Тем не менее, я считаю, что свои обязанности перед тобой выполнила. Выучила. Ты теперь дипломированный литературный работник. Журналист центральной газеты. Писатель! Вот и действуй дальше сам... И главное. я люблю другого человека. И хочу к нему. А потому прошу у тебя развода.
Он смотрел на нее и удивлялся. В ее глазах и голосе не было ни тени волнения, что было бы вполне естественно при таком разговоре. Ни тени стыда за содеянное...
- Боже мой, - подумал он, - ну прямо, как у Толстого. "Коль любить, так без рассудка. Коль грозить, так не на шутку. Коль ругнуть, так с горяча. Коль рубнуть, так уж сплеча". В этом вся она.
- Могла и не говорить. Мне уже давно все ясно. Обидно, но развод я дам. Но как быть с Павликом? С кем останется он? Где Вы будете жить?
- У Владимира есть квартира. - Она вдруг произнесла имя своего, любовника. - Квартира большая. Так что не беспокойся. А Павлика я у тебя не отнимаю. Будете видеться.
Но заявление о разводе они не подали, так как Лена буквально через пару дней собрала вещи и ушла от него. Переезд организовал ее любовник, а, может быть, и будущий муж. Быть свидетелем этого Владик не захотел. Поцеловал Павлика и ушел из дома. Ключи она отдала соседям.
В первые дни, а может быть, недели после расставания он чувствовал полное опустоше-ние. Приходил в пустую квартиру. Падал на диван. Тот самый диван, на котором так любил прыгать Павлик. То вслушивался в звучавший в ушах его заливистый смех, то вдруг начинало казаться, что Павлику плохо, что его обижают... На глаза наворачивались слезы, в горле начинало першить. А вот о Лене думалось как-то отстраненно. Вроде бы куда-то вышла...
Совсем не хотелось готовить еду. Обходился столовыми и магазинами. Едва заставил себя съездить в институтскую типографию и заказать томик сборника для Альбины Ивановны. Северинову так и не звонил. Немного приходил в себя в редакции, но писалось с таким трудом, что это не осталось не незамеченным коллегами. На вопросы, что с ним, либо отшучивался, либо ссылался на усталость от дипломирования. В эти дни он нашел формулу того, что с ним произошло - расплата за верность избранному пути. Понимая, что звучит она весьма выспрен-но, он никогда бы не решился произнести ее вслух.
Потом, не выдержав тяжести одиночества, напросился на выходные к отцу на дачу. Доби-рался туда с тяжелым сердцем. Понимал, что разговора о случившемся не избежать. Но сил оставаться одному у него больше не было. Константин Васильевич с детьми был на Оке. Маргарита Михайловна сидела возле дома за столом и перебирала землянику - собрана была полная корзина.
- Здравствуй, Влад! А где же наш внук?
Увидев, что Владик приехал один, решила, что это шутка и проделка Павлика, любителя всяческих мистификаций и игры в прятки.
- Правда, я действительно один. Надеюсь, не прогоните?
- Еще чего! Такая погода! Уже земляника пошла. Я, как своих на Оку отправила, так сама - в лес. Пусть первыми ягодами полакомятся. Жаль, Павлик не приехал. Что-то случилось?
- Да как сказать...
- Так и скажи. Если не секрет... Земляники с молочком холодненьким хочешь?
