Более того, способность реагировать на стимулы может быть врожденной, как и любое другое инстинктивное поведение. В серии экспериментов, проведенных в Техасском университете сельского хозяйства и машиностроения, исследователи позволили крысам и голубям «покупать» различные типы пищи и напитков путем нажатия на разные рычаги. Каждый предмет имеет свою цену, например, после трехкратного нажатия рычага выдается сладкий напиток, а после десятикратного – кусочек сыра. Животным предоставляется «доход», равный определенному количеству нажатий на рычаги в день; после того как весь доход истрачен, рычаги перестают работать. В некоторых вариантах экспериментов животные могут получить дополнительный доход за выполнение различных заданий. За каждую выполненную задачу они зарабатывают по некоей фиксированной ставке право на дополнительные нажатия рычага.

Исследователи обнаружили, что крысы и голуби адекватно реагируют на изменения цен, доходов и ставок «заработной платы». Когда повышается цена напитка, они покупают его меньше. Когда повышается ставка «заработной платы», они работают усерднее – пока их доходы не становятся слишком высокими, после чего они предпочитают больше отдыхать. Это именно те реакции, которые экономисты ожидают увидеть – и видят – у людей.

Стимулы имеют значение. В экономической литературе есть десятки тысяч эмпирических исследований, подтверждающих этот тезис, и нет ни одного, которое убедительно его бы опровергало. Экономисты подвергают его бесконечным проверкам (возможно, втайне надеясь прославиться, опровергнув его первыми) и бесконечно расширяют область его применения. Если раньше мы могли рассуждать только о реакции покупателей на цену мяса, сейчас мы рассуждаем о реакции водителей на ремни безопасности, убийц – на смертную казнь, а крыс и голубей – на «заработную плату», доходы и изменения цен. Экономисты изучили, как люди выбирают брачных партнеров, размер семьи, степень религиозности, а также как оценивают, стоит ли им поедать себе подобных. (Эта тенденция зашла настолько далеко, что в Journal of Political Economy появилась шуточная статья, посвященная экономической теории чистки зубов, которая «прогнозировала» (опираясь на ряд допущений о влиянии чистоты зубов на величину заработной платы), что люди тратят на чистку зубов ровно половину всего времени бодрствования. «Ни одна социологическая модель, – хвастливо заявлял автор, – не может дать такого точного заключения».) Несмотря на все вариации, одна тема остается неизменной: стимулы имеют значение.

Экономика начинается с допущения, что поведение человека рационально. Конечно, данное предположение не всегда соответствует истинному положению дел; большинство из нас может вспомнить об исключениях среди своих ближайших родственников.

Но буквальная точность предположений никогда не считается необходимым условием научного исследования. Спросите физика, сколько времени будет лететь к земле шар для боулинга, когда роняешь его с крыши дома. Он с радостью предположит, что ваш дом расположен в вакууме, а затем примется вычислять правильный ответ. Попросите инженера предсказать траекторию движения бильярдного шара, по которому ударили под определенным углом. Он предположит, что не существует такой вещи, как трение, и точность его предсказания не предоставит ему повода для сожаления. Попросите экономиста предсказать последствия роста налога на бензин. Он предположит, что все люди рациональны, и даст вам довольно-таки точный ответ.

Предположения проверяются не их буквальной истинностью, а качеством выводимых из них следствий. В этом отношении послужной список рациональности весьма неплох. Из допущения о рациональности следует, что люди реагируют на стимулы, – и существует немало веских свидетельств в пользу этого. Из него следует, что люди готовы будут заплатить больше за коробку хлопьев в 26 унций, чем за 11-унцевую упаковку, что высококвалифицированные работники обычно зарабатывают больше, чем их неквалифицированные коллеги, что люди, которые любят жизнь, не станут прыгать с моста Золотые ворота и что голодные дети будут плакать, заявляя тем самым о своих потребностях. Все эти вещи, как правило, верны.

Когда мы предполагаем, что люди рациональны, мы категорически отказываемся делать какие-либо предположения об их предпочтениях. De gustibus non est disputandum – о вкусах не спорят – один из лозунгов экономиста. Некоторые посетители музыкальных театров предпочитают прекрасную музыку, изысканные тексты, ослепительные представления, запоминающиеся образы, праздник жизни и новые способы видеть мир. Других больше обрадует матерное ругательство в устах персонажа кукольного театра. И ни одну из этих групп мы не назовем нерациональными. Также мы не сочтем нерациональным человека, который посещает не очень интересное, или еще менее интересное, или совсем неинтересное ему представление за компанию с друзьями или стремясь произвести впечатление. Когда мы утверждаем, что люди рациональны, мы утверждаем только одно: в общем и целом люди, которые предпочитают представление «Авеню кью», не пытаются достичь компромисса с другими людьми, не испытывают потребности кого-либо обмануть относительно своих театральных вкусов и у которых нет иных значимых причин покупать билет на «Маленькую ночную музыку» вместо билета на «Авеню Кью», не станут покупать билет на «Маленькую ночную музыку» вместо билета на «Авеню Кью». И в большинстве случаев это верно.

Точно так же мы не видим признаков нерациональности в том, что некая дама отдает доллар за лотерейный билет, который дает ей один шанс из 10 миллионов выиграть 5 миллионов долларов, мы не видим никаких свидетельств его иррациональности. Мы также не видим нерациональности в поведении ее сестры-близнеца, которая решает вообще не играть в лотерею. Люди по-разному относятся к риску, и соответственно отличается их поведение. Но если игрок, при равных шансах выиграть, выбирает участие в лотерее с призом 5 млн долларов вместо лотереи с призом 8 млн долларов, тогда мы назовем его нерациональным. Мы ожидаем, что такое поведение будет встречаться редко.

Тем не менее многое в поведении человека на первый взгляд кажется нерациональным. Когда знаменитость рекомендует какой-то продукт, продажи увеличиваются несмотря на то, что такая реклама не дает никакой информации о качестве товара. Места на рок-концерты и бродвейские представления предсказуемо раскупаются за несколько недель до мероприятия, и раскупались бы, даже если бы организаторы повысили цены, но они их не повышают. После землетрясения наблюдается рост продаж страховок на случай землетрясения, хотя вероятность будущего землетрясения остается той же, что и раньше. Люди берут отгулы на работе, чтобы проголосовать на президентских выборах, несмотря на отсутствие сколь-либо заметной вероятности того, что один голос повлияет на результат выборов.

Как мы должны реагировать на подобные явления? Один в высшей степени разумный ответ – сказать: «Что ж, люди часто рациональны, но не всегда. Экономика применима к определенному поведению, но не ко всему. Эти примеры – исключения».

Другой возможный ответ – упорно придерживаться допущения о том, что все люди всегда рациональны, и настаивать на поиске рациональных объяснений, какими бы они ни были диковинными, для всех видов этого внешне нерационального поведения.

Экономисты выбирают второй путь.

Почему?

Представьте себе физика, хорошо разбирающегося в законах тяготения, которые, по его мнению, исключительно близки к абсолютной истине. Однажды он впервые в жизни видит воздушный шар, заполненный гелием, – вопиющий вызов тем законам, что он так хорошо знает. Перед ним – два пути. Он может сказать: «Что ж, законы тяготения, как правило, истинны, но не всегда; вот это – как раз одно из исключений». Либо он может сказать: «Посмотрим, нет ли способа объяснить это странное явление, не отказываясь от основных принципов моей науки». Если он выбирает последнее и если он достаточно умен, то в конце концов он обнаружит свойства объектов, которые легче воздуха, и выяснит, что их поведение прекрасно согласуется с существующими теориями тяготения. В ходе этого он не только узнает о наполненных гелием воздушных шарах, но также придет к более глубокому пониманию того, как работает сила тяготения.