А лошади все чавкают копытами по тонкому слою грязи, который дождь образовал на плотно утоптанной дороге... Дорога на Грац. Что ж ты раньше, дождь, не пошел?! Три дня дождя, и Старик так завяз бы в своей карете, что мы его легко бы нагнали верхом... Ладно, его видели в Лейбнице, видели в той деревеньке у моста. Там у них карета застряла, и „высокий седой дворянин в шляпе с белым пером" заплатил крестьянам три с половиной талера, чтобы они вытащили карету... Торопится Цебеш. Сорит деньгами. Куда хочет успеть?.. Интересно, не обгонял ли Старик этих солдат? Хотя вряд ли. Они идут только днем. А крестьяне говорят, что подняли их среди ночи. То есть еще ночью, до рассвета он здесь проехал. Ох, как быстро. Не нагоним до Граца».

Семеро всадников в синих кафтанах быстро догоняли большую колонну из людей и обозных телег.

«Наемники, – далее рассуждал сам с собой Хорват. – Итальянцы, тирольцы, швейцарцы, албанцы, венгры, испанцы... Турок еще не позвали! Без них Дампьеру Прагу не взять. Идут. Сотни две, не меньше. И все – пить славянскую кровь. Матвей и Филипп Штирийский, кровожадные идиоты. Могли же все закончить миром.

Братья-иезуиты трудятся изо всех сил, убеждая и наставляя. Скольких сотен, тысяч закоренелых протестантов уже вернули убеждением и лаской в лоно истинной церкви! Школы для детей открывают. Учить надо истинной вере в Христа. Учить и спасать. А безумцев и вольнодумцев сжигать на кострах, тело жечь, чтоб хоть душу спасти от вечных мук в адской геенне. Но короли и герцоги не Господу верят – лишь силе. Для них истинная вера – прикрытие, чтобы было проще угнетать и давить. В барщину всех, в рудники, в немецкий язык. Габсбургам бараны нужны, а не люди. Оскорбляя, ожесточая народ, сами в ересь его загоняют, а потом пишут жалобы Папе. И скачи, Хорват. Лови, вешай зачинщиков, тащи сумасшедших старух на костер – спасай жопу штирийским и крайнским панам, которые на словах лишь католики, а сами не верят ни в бога, ни в черта.

От такой жизни скоро не только чехи, но сами немцы восстанут. Тогда что делать? Крестьян, убивших и священника, и пана, разграбивших и поместье, и церковь, уговорами да молитвой не вернуть к мирной жизни и истинной вере. Война. Наемников заранее со всего мира созвать. Все золото им – за работу, землю на разграбление – им... Может, прав Старый Ходок? Конец света скоро, и сам диавол спустился на землю?

Чего же хочет этот Старик? Куда так спешит? Просто от нас удирает или что-то задумал?.. Интересно все же, почему наверху решили, что именно Старика сейчас надо поймать? От всех ведь дел меня оторвали. И других сколько бросили на это... И правда – сколько? Отец Лоренцо, наверное, знает. Буду в Вене – спрошу. И у него, и у епископа, и у кардинала Джеронимо спрошу, почему мы все вдруг Старика ловим – других дел, что ли, нет? Что в нем важного?

Вот еще деревенька. Трактир у дороги. Надо и здесь расспросить – не видел ли их кто».

– Я и двое со мной – в трактир. Остальные – по домам. Четверть часа на расспросы. Носы не вешать, поймаем их – в золоте будем купаться!

Когда Ольга проснулась, шел дождь. Серая хмарь заволокла небо, и было непонятно – то ли утро, то ли уже вечер. Цебеш, подогнув ноги и укрывшись плащом, спал на переднем сиденье. За окном недовольно фыркали уже давно опустошившие свои мешки с овсом лошади.

Вытащив тогда карету, они помчались по дороге дальше на север. Вскоре на востоке заалела заря. С севера наползали черные тучи. Лошади устали. К тому же Цебеш не спал две ночи подряд и уже еле держал вожжи. Так что они свернули со становящегося слишком многолюдным тракта и спрятали карету в небольшом лесочке возле дороги.

Ольга, спавшая на заднем сиденье, поднялась и выглянула наружу.

– Кто здесь! – вскинулся Старик, отбросив край плаща. В его руке был пистолет. Курок взведен. – А, это ты. Как спалось?

– Нормально.

– Надо поесть. Потом опять двинемся в путь.

Они даже не стали разводить костра. Да в такой сырости это было бы и невозможно. Мясо. Хлеб. Сыр. Молоко. Цебеш ел молча, изредка поглядывая на свою спутницу.

– Я все никак не пойму... Нелогичность ваших действий сбивает меня с толку, – произнесла, наконец освободив рот, Ольга. – Если у вас хватило сил, чтобы притащить мою душу из далекого будущего, то почему...

– Что «почему»?

– Зачем было все это делать? Зачем вам вообще этот дурацкий обряд? – Старик непонимающе уставился на нее. – Ну если вы такой сильный маг, почему бы вам просто не навести порчу или там не проклясть Папу и всех этих князей? Вы готовы предпринять для их свержения, уничтожения такие сложные манипуляции... неужели проще нельзя?

– Нельзя.

– Но почему?.. Если, как вы говорите, в этом мире действует магия и вы можете повелевать многими силами, так и примените их напрямую. Прокляните Римского Папу, раз он так плох.

– Ты даже не представляешь себе, девочка, ЧТО ты мне предложила... Проклясть самого Сатану. До такой глупости...

– Ну ладно. Допустим, в этого вашего Папу и правда вселился дьявол... Но почему бы не проклясть, например, Фердинанда? Ведь именно он, как я понимаю, развязал войну и возглавил наступление на протестантов. Прокляните его. Убейте! И ваши враги, оставшись без руководителя, без объединяющего их символа, остановятся. Они же просто передерутся, выбирая себе нового вождя. А вы тем временем и его... и ведущих вражеских генералов – это обезглавит армию противника. По сложности, наверное, эти вещи намного проще, чем призвание Спасителя. Так?

– Так. Порчу навести проще. Но ее проще и снять. От нее легко защититься... Фердинанд II фанатик. Глубоко верующий человек. Да, он ошибается, он льет воду на мельницу Сатаны, но вера его крепка. Любой искренне верующий в этом мире уже защищен от многих злых сил. Любой, отстоявший мессу, получает дополнительную защиту... Даже самый простой нательный крестик – это амулет, в какой-то степени защищающий от любого дурного влияния. Я уж не говорю про святые мощи, чудотворные иконы и прах праведников. К тому же любой уважающий себя властитель прекрасно понимает, что обречен постоянно вызывать на себя чьи-то проклятия. Он держит при себе праведных людей или придворных колдунов. Некоторые – и тех и других.

– И индульгенции, которые продает Папа, – это тоже своеобразные амулеты? – удивленно подняла брови вверх Ольга.

– Да. По крайней мере, какое-то время они действовали, даруя людям прощение грехов и спасение... Собственно, вся Реформация началась с того, что индульгенции потеряли силу. Как и некоторые другие католические святыни.

«Инфляция индульгенций. Оригинальная идея... – подумала Ольга. – Так в чем же тогда разница между священником и колдуном? Только во внешней форме реликвий и ритуалов?»

Дорога была совершенно разбита. Карета переваливалась с ухаба на рытвину. Лошади, скользя копытами по жиже, то и дело кидали комья грязи на одежду и в лицо Старика, а он то нахлестывал, то упрашивал лошадок, то змеей шипел, словно угрожая им чем-то. И лошади шли, волочили, тащили колымагу Дранга все дальше вперед. Щегольская шляпа Цебеша превратилась уже в нечто облезлое, а парадный камзол невозможно было узнать. Людей на дороге попадалось все меньше. Дождь, наконец, перестал. Наступила ночь, и не было видно, очистилось ли небо от туч. Теперь Цебеш не останавливал карету в деревнях у придорожных трактиров.

– Может, стоит отдохнуть? Вы совсем себя измотали.

– Нет. Господь не простит мне задержки. Нам надо завтра быть в Граце, хотя бы под вечер, – прохрипел Старик и выбросил в черную ночь пустую бутылку из-под вина. Следом за ней полетело то, что осталось от его щегольской шляпы.

– Дорога может подсохнуть. Тогда идти будет легче! – не унималась Ольга.

– Или снова пойдет дождь, и ее совсем размоет... Перед нами шел отряд солдат. Это они разбили дорогу. Эти ребята не свернут до Граца, а может, и до Вены.

Ольгу совсем укачало в карете, и она на одной из коротких остановок перебралась на козлы, сев рядом со Стариком. Свежий воздух принес облегчение.