Впереди живая изгородь из шиповника. Еще дальше – сад. Видны крыши домов – небольшое селение. Вдали пасущиеся овцы. Ольга перевела дух.
«Все. Я жива. Теперь меня встретят какие-нибудь люди. Отвяжут... Не может быть, чтобы все было так просто. Что за люди живут здесь? Куда он пригнал меня?.. Боже мой, зачем же Ахмет так крепко стянул мне руки? Перетереть бы их обо что-нибудь... Хоть бы седло было... То, что они с Ходжой соорудили, чтобы посадить меня верхом... Ладно. Буду елозить веревки хотя бы так, друг о друга. Должны же они когда-то растянуться и ослабнуть».
Животное испуганно фыркнуло. Попятилось от живой изгороди.
«Там кто-то есть?.. Точно. Метнулась тень. Теперь наверняка появятся люди. Что я скажу им? Как объясню свое положение? Разве что соврать, что меня захватили разбойники, привязали, а я все-таки бежала».
Томительные минуты, кажущиеся часами. Кобыла, отдышавшись, умиротворенно жевала травку на лугу, а Ольга с отчаянной яростью пыталась растянуть, перетереть веревки, стягивающие за спиной уже немеющие руки.
«Да что же это такое?! Они ведь заметили меня. Почему никто не приходит? Неужели им совсем не интересно, что привязанная к лошади женщина делает возле их деревеньки?»
– Дальт! Сегодня к вечеру нам нужен младенец. Родившийся недавно и еще не крещенный. Ты должен найти такого. Проверь близлежащие деревни, особенно те, где нет собственной церкви...
– Позвольте спросить, ваша светлость... зачем?
– Не рассуждать! – вспыхнул архиепископ. – Вопросы он задает. Выполняй и немедленно, пока я сам не начал задавать тебе вопросы.
– Какие вопросы, ваша светлость? Я честный солдат и не привык к недомолвкам! – вытянулся по стойке «смирно» полковник Дальт.
«Служака. Солдафон. Собака цепная. Он еще рассуждать вздумал... Неужели думает, что я перед ним буду раскрывать все карты».
– Как ты допустил гибель кардинала Джеронимо? Почему оказался сломан орган, когда собор был полон твоих людей? Откуда эти безумные сквозняки в соборе во время литургии? Ведь сочетание этих фактов можно рассматривать не только как показатель некомпетентности, но и как доказательство твоего участия в заговоре против святой церкви Христовой! Брат Адальберто уже докладывал мне, какие показания дает извозчик покойного кардинала. Если начать сейчас задавать ему вопросы про полковника Дальта, то он и про тебя расскажет...
– Что вам нужно?
– Беспрекословное подчинение! Не задавать глупых вопросов. Мы лучше знаем «зачем»! Если церковь решит, что черное – это белое, ты должен лишь принять это к сведению и отдать соответствующие команды своим подчиненным! На наших плечах сейчас груз ответственности, куда больший, чем ты можешь себе представить. И если сейчас, когда от тебя нужна помощь и железная дисциплина, ты начнешь задавать глупые вопросы, мне будет проще выбросить тебя вон и найти новых, более рьяных слуг Господа... Ты все понял?!
– Да, монсеньор.
– Как скоро сможешь доставить младенца?
– Это вопрос часов... Позволю себе заметить – местные жители расценят это как разбой. Разбой архиепископских солдат в архиепископской деревне.
– Так устройте маскарад! – взмахнул руками архиепископ. – Почему я вас всему должен учить?
– Слушаюсь!
«Пожалуй, Себастьян действительно прав. С него требуют музыки – так они получат ее. Боже, как я был слеп! ТАКОЕ действительно не сможет призвать никакие злые силы. Если бы я сам догадался. Если бы просто поговорил с Себастьяном начистоту... Почему мы так разобщены? Почему и среди сподвижников Карла Готторна нет согласия?.. Однако где гарантия, что потом инквизиторы отпустят семью Себастьяна? Кажется, эти святоши совсем сошли с ума».
Зайдя в оружейную лавку и отдав все свои сбережения, Конрад купил пистоль. В Зальцбурге это страшное оружие было запрещено к ношению частным лицам. Но когда торговцев останавливали подобные запреты?
«Что бы ни сделал Себастьян, мне кажется, его семью все равно не отпустят... Ведь это очень заманчиво – совершить черную мессу, а потом перебить всех свидетелей или тех, кто оказался хоть как-то замешан... Но шила в мешке не утаишь. Уже сейчас по городу ходят странные слухи. Однако предсказать заранее действия „святых отцов“ невозможно. Себастьян будет делать свое дело, а я постараюсь сделать свое».
Глава 24
Снова шорох в кустах. Переговариваются о чем-то. Крестьяне. Около дюжины. В их руках дубины и вилы. Один с веревкой. Вышли из-за живой изгороди и цепью растянулись по обе стороны от Ольги. Стали медленно сходиться.
– Что вам нужно?! – крикнула она.
Молчание в ответ.
«Да что же это... Хоть бы освободить руки. Я бы тогда попыталась управлять лошадью, ускакать отсюда...»
Крестьяне шли медленно, осторожно, стараясь отрезать ей путь к бегству.
«Что они будут делать, когда поймают меня? Неужели убьют?.. Что ТЫ молчишь? Ты же слышишь меня!»
«Я уже давно слушаю... Просто надоело первым начинать разговор. Все ждал, когда ты сама меня позовешь».
«Кто эти люди? Зачем они меня окружают?»
«В этих местах есть легенда о дикой охотнице. Она скачет по горам, а когда приближается к какой-нибудь деревне, там начинается мор. Или падеж скота. Или еще какая-нибудь гадость... Они думают, ты – охотница».
«Убьют?»
«Наверняка. Забьют камнями или, если получится, сожгут на костре. Они боятся к тебе прикасаться. Так что...»
Один из крестьян кинул веревку.
«Лассо! – вздрогнула Ольга. – Они хотят поймать в петлю меня или лошадь».
Она закричала, как могла громко, и ударила кобылу пятками по бокам. Лошадь сделала несколько неуклюжих прыжков. Крестьяне чуть отступили. Потом снова придвинулись ближе. Тот, что кидал петлю, теперь подтягивал веревку к себе, чтобы потом снова бросить.
«Лошадь не убежит от них, если я сам этого не захочу».
«Я же нужна тебе! Ты не позволишь, чтобы они меня убили».
«Они и не успеют убить. Но покалечить – вполне... А потом появится Цебеш. Он уже спешит сюда. Местные крестьяне очень его уважают».
Цебеш. Имя ударило как плеть. «Нет, не надо! Я тебя впущу. Только дай мне сейчас уйти от крестьян, а потом ты вселишься в того, в кого я скажу».
«Согласен. Так в кого?»
«В кого я скажу».
Крестьянин снова бросил лассо. Ольга ударила лошадь в бока, но та только устало фыркнула. Веревка скользнула по плечу Ольги.
«Ты должна сейчас назвать имя. И вселение произойдет, как только мы встретим этого человека. Таковы мои условия».
«Да. Я согласна».
«В кого?»
Крестьяне еще на шаг сузили круг.
«Только не Цебеш. И не Ахмет... В Хорвата».
Брошенное лассо охватило бы ее за плечи, но лошадь дернулась вдруг, будто кто ее укусил. Со спины налетел холодный ветер, сыпанув пылью и облетающей листвой в глаза стоящих на пути крестьян. Испуганно заржав, лошадь бросилась на людей. Мелькнула страшная коса возле лица. Кто-то сдавленно крякнул, сшибленный с ног. Прыжок через заросли шиповника, и вперед – снова в сумасшедшую скачку. Кажется, вслед летели камни, люди что-то кричали. Ей было все равно. Все время, пока она говорила с Сатаной, руки делали свою работу – напрягались, терлись, тянули. И теперь она почувствовала, наконец, что петля, стягивающая за спиной кисти, ослабла.
Лошадь успокоилась и двигалась теперь по неширокой дороге медленным шагом. Вокруг – ни души. За спиной злополучная деревня, а где-то далеко впереди – карета. Движется ей навстречу. На таком расстоянии кажется – почти стоит. Ольга, наконец, изловчилась и освободила правую кисть. Сбросила веревку, болтавшуюся теперь на левой. Нагнувшись к лошадиной шее, зацепила пальцами болтавшуюся бесполезно мокрую от пены узду.
– Ну, красавица, теперь другое дело. Теперь я решаю, куда тебе повернуть. Сворачивай с дороги. Надо обогнуть деревню и вернуться туда, откуда пришли. Ты ведь умная лошадка? Мы с тобой вспомним дорогу, по которой попали в деревню.
