«Ну же! Сейчас они дочитают до конца и пойдут убивать Эльзу, ее детишек... Неужели нельзя спасти одних, не убивая других?.. Если им сейчас прикажут, они задумываться не станут... А если не прикажут?»
Один из солдат поднял голову.
«Все. Опоздал... Хотя еще можно успеть. – Конрад сжал покрепче стилет, замахнулся... – Нет. Не могу. Почему я такой трус, боже?»
– Так, значит, снять охрану?
– Да. По приказу архиепископа.
«По приказу... Снять охрану? Господи! Как хорошо, что я не ударил». Конрад облокотился о стену. Его била мелкая дрожь.
– Герр офицер! Кто это там у вас за спиной?
Офицер оглянулся.
– О! Ночной гость?.. – плотоядно улыбаясь, офицер схватился за шпагу. – Фрау Эльза, не к вам ли?
Конрад видел все словно в тумане. Его хватило только на то, чтобы незаметно сунуть стилет в карман камзола и спрятать пистоль за спину.
«За ношение пистоля штатским лицам в Зальцбурге, кажется, отрубают руку?»
Перебравшись по шаткому мостику на другую сторону расщелины, Ольга облегченно вздохнула.
– Ну, тут их и задержать можно. Ох, сколько прихвостней Цебеша ляжет... – азартно потер руки Ходжа.
– Мы не в «кто больше убьет» играем, – одернул его Ахмет. – Надо уничтожить мост.
– Но...
– Ты пристрелишь одного, двоих. Еще кого-то зарубишь... Но их сорок! Задавят массой.
– Кишка тонка. Это ж крестьяне. Разбегутся при первой опасности.
– Нет, Ходжа. Это фанатики, – вмешалась Ольга. – Я знаю, какой властью над душами обладает Цебеш. Если он прикажет, эти люди бросятся на тебя, даже зная, что им грозит верная смерть. Он колдун!..
– Хватит болтать. Ходжа, Ольга, ищите, как перевалить кряж... Идите. А я задержу их.
– Но ты же сам говорил... – вскинулась Ольга.
– Иди. – Ахмет обнял ее, потом развернул и тихонько толкнул в спину. – Иди скорее... Я догоню.
– Вас, стихии воды, земли, воздуха и огня, призываю! Всей силой своей! – Джузеппе воздел кверху руки, повышая голос, чтобы заглушить звук органа. Устремив воспаленный взгляд перед собой, сжав в правой руке нож, а в левой – перевернутый крест...
Словно ветер зашелестел у них над головами. Заметался огонь в черных свечах. Факелы испуганно дернулись, и нахлынул, словно волна, запах копоти, серы и склепного смрада...
– Все. Здесь нет пути. Разве только по этой тропинке. Среди ночи шею свернешь карабкаться тут над обрывом. Хорошо хоть луна... – Ходжа замолк в испуганно замер.
– Вон они! Там!.. Вперед, братцы! Убивай вурдалаков!
Со стороны моста раздались выстрелы. Вопли.
Взрыв – красным отсветом на окрестные скалы. Ольга рванулась назад. Туда, где пылал деревянный мост, и десятки пистолей, мушкетов били в их сторону, разрывая тьму вспышками света.
– Стой! Куда, дура глупая? – схватил ее за плечи Ходжа, прижал спиной к камням, закрывающим их от летящих с той стороны расщелины пуль.
Ахмет метнулся им навстречу под защиту камней.
– Уф... Трое. Может быть, четверо... Мост горит. Получилось... Что вы тут-то стоите? Нашли путь дальше?
Ольга кивнула.
– Ну так нечего ждать... Наверх.
– Именем Левиафана, Белиала, Люцифера... – Тот, что справа, положил девочку на алтарь, и она испуганно захныкала. – Именем Сатаны! – Нож, острый, как стекло, вспорол белое горло, прервав ее крик. Тот, что слева, подставил чашу, набирая теплую кровь. – Ave Satanas!
– Ave! – подхватил из-под черных капюшонов многоголосый хор.
Правый, шатаясь, отошел, унося завернутое в черную мантию, уже переставшее дергаться тельце, а левый встал с колен, в обеих руках держа потир, полный крови.
Джузеппе Орсини распрямился, сбросил с лица капюшон и закинул в сторону окровавленный жертвенный нож:
– Ave Satanas!!! – грудь была переполнена ощущением новой, неведомой силы, идущей через него.
– Стойте! – крик, смешанный с запахом копоти и опаленных волос. От звука этого голоса в груди у Ольги словно что-то оторвалось и упало. «Цебеш. Прямо у нас за спиной... Как он прошел через пылающий мост?!»
– Вперед! – подтолкнул Ахмет. – Наверх, скорее. Я его задержу. – И спрыгнул вниз. Навстречу Старику. Ольга с замиранием сердца услышала звук вынимаемого из ножен клинка. Чтобы скорее забраться наверх, уцепилась рукой за какой-то куст – оказалось, шиповник. Впрочем, она даже не почувствовала боли. Там, за спиной, железо ударило о железо...
Ходжа подал ей руку и втянул наверх. Между ними и Цебешем теперь было метров пять почти отвесного склона. Внизу, в свете луны, закрытые камнями от посторонних взоров и пуль, кружили фигуры Старика и Ахмета.
– Что у Цебеша в руках? Посох? – спросила Ольга.
– Судя по звуку – железный... Смотри! Не достал! Какой верткий колдун! Боюсь, Ахмету не просто будет его одолеть. Ну... Эх, плохо видно!..
– Ты что, так и будешь ждать, Ходжа?! Ведь Цебеш убьет его!
– Или он Цебеша... Рукопашная схватка – такое непредсказуемое дело...
– У тебя же есть пистоль, он заряжен! Пальни в Старика! Ведь нельзя же...
– Нельзя... Могу в Ахмета попасть. Вон как Старик кружится, словно чует, что я тут в него целюсь... Скотина...
Когда соборный колокол ударил полночь, Альбрехт Вацлав Эусебиус Валленштейн вошел в центр пентаграммы. Его губы кривились в скептической улыбке.
«Однако ты пришел сюда, генерал. Хотя и делаешь вид, что не веришь... Через всю страну, бросив свои дела и войну, мчался, чтобы теперь усмехаться?.. Нет. Тебе просто страшно. Смеешься, чтобы скрыть страх! – Пальцы Джузеппе сжались, словно схватив мертвой хваткой душу надменного чеха. – И, несмотря на свой страх, ты все же пришел. Ты здесь, хотя и боишься обряда, который тебе предстоит. Боишься, даже не зная всего, что знаем мы... Но жажда силы и власти в тебе сильнее, чем страх... Именно такой нам и нужен».
И Джузеппе Орсини – главный дирижер страшного концерта – уверенно махнул рукой.
Служка протянул Вацлаву на вытянутых руках потир, наполненный кровью младенца. И звуки страшной хоровой литании, коверкающей более древнюю, чем соборные стены, латынь, ударили в уши. Молитвы, похожие на заклинания, и заклинания, похожие на молитвы.
Джузеппе повелительно простер руки, и что-то огромное, бездонное разверзлось, явив миру первозданную тьму.
Орган стонал, мешая ветру выть. И слова заклятий слышал лишь тот, кто осмелился их произнести. Змей, держащий на себе небо и землю, кричал от боли. Но что им всем до этого крика...
«Ты позволишь ему умереть?»
«Нет!»
«Тогда соглашайся. Впусти меня здесь и сейчас... Ну?!»
Ахмет упал, отброшенный ударом стального посоха.
«Да! Хорошо. Я согласна... Согласна пустить тебя в свою душу».
Албанец вскочил и бросился в яростную атаку. Однако Цебеш, парируя удары баделера и атакуя в ответ, снова заставил его отступить.
«Я уже здесь. – Кажется, Сатана самодовольно улыбнулся. – Теперь пошли. Тебе не нужны ни Уно, ни Цебеш, если Я с тобой».
«Нет! Ты спасешь его. Ты обещал!»
«Ты тоже много чего обещала».
«Я брошусь со скалы, если ты позволишь ему умереть!»
«Ну хорошо. Хорошо, сумасбродная девчонка... Раз уж ты впустила меня, я могу позволить тебе любую глупость... Хочешь убить Старика?»
«Да».
«Стрельни в него из пистоля».
«Но я не умею!»
«Это не ты, это Я буду стрелять».
– Дай свой пистоль, Ходжа.
Он беспрекословно вложил в руку Ольги заряженный пистолет и завороженно смотрел, как она целится, уверенно положив палец на спусковой крючок.
Выстрел разнесся по ущелью. Неестественно громкий. Быть может, потому, что крестьяне, которых привел с собой Цебеш, не видя целей за камнями, перестали стрелять.
Голова Старика откинулась назад, пробитая пулей. Рука с шестом не успела отвести удар, и Ахмет рассек колдуна почти пополам, рубанув по пояснице своим баделером.
