– Не ручаюсь, что мое объяснение будет исчерпывающим и тем более верным. Но дать его – могу: в глазах огромного числа людей Путин – последняя надежда.
– На что?
– На то, что у нас все наконец «устаканится». Что все проблемы решатся. Что зарплаты будут выдаваться вовремя, и они будут большими. Что пенсии будут не ниже прожиточного минимума. Что воры будут сидеть в тюрьме. Что по улице вечером можно будет пройти, ничего не опасаясь. Что Россия возродится как великая держава. И так далее. Это – последняя надежда миллионов людей, которые сперва изуверились в коммунистах, потом – в демократах, во всех этих Жириновских, в Зюгановых – во всех. Осталась последняя надежда – добрый царь. Добрый, сильный, властный и здравомыслящий. И вся эта надежда сосредоточена в Путине. Тем более что он часто дает «посылки», укрепляющие такую надежду. И пока надежды и добрые ожидания превалируют – рейтинг остается высоким.
– Представляется, что феномен такой массовой поддержки должен опираться на что-то рациональное и осязаемое. Но как ни спросишь у любого из этих 80% сторонников президента – что же он хорошего-то для вас сделал? – никакого вразумительного ответа. Мизерный рост зарплат и пенсий давно съеден инфляцией, пенсия в три раза ниже прожиточного минимума…
– Рейтинг Путина держится не на этом. Он молодой, энергичный, скромный, хорошо и доступно говорящий, абсолютно непьющий, ведущий здоровый образ жизни, тихий на вид и одновременно вполне по-начальнически жесткий. Это идеальный образ руководителя, каким представлял его себе нынешний средний человек. Особенно – по контрасту с Борисом Николаевичем, который, безусловно, тоже имел свои достоинства. Настоящий русский царь, как кто-то его назвал. И значительно более характерный, чем Путин, который скорее похож на аккуратного, спокойного, хорошо образованного немца на российском престоле.
– Россией немцы и их потомки и правили почти двести лет…
– Причем быстро обретали специфически русские черты – если оставались живы… Так вот, Ельцин, конечно, был типичный царь – но он надоел! Царь должен улучшать жизнь – а он ее не улучшил. Если бы Борису Николаевичу удалось хоть что-то сделать – миновать дефолт, создать действительно мощное правительство, да хотя бы зарплаты повысить и сделать так, чтобы их платили вовремя, – у него была бы не меньшая народная поддержка, потому что имидж у него был как раз такой, как надо. А он не смог. Вообще ничего не смог сделать и – главное! – никакого порядка не сумел установить. А Путин – такой противоположный ему – смог. Кстати – сотрудник КГБ. А у нас к «органам» всегда относились со смешанным чувством страха и уважения. Да еще и считали, что из всех других-прочих эта организация наименее коррумпирована. «Око государево» – служат самой идее государства, не берут взяток … Легенда, конечно, миф – но миф устойчивый, культивировавшийся десятилетиями, как и миф об особенных свойствах и качествах военного человека, особенно – генерала. Я всегда говорил, что в нынешней России высший пост может занимать либо бывший партайгеноссе, либо силовик. Так что же удивляться высокому рейтингу Владимира Владимировича? Срывов, провалов и социальных катастроф, слава богу, нет, и на том – большое спасибо. Причем, заметьте, он очень точно лавирует между Сциллой старого и Харибдой нового. Вот принимается старый гимн – удовлетворяются желания большого числа людей, ностальгирующих по старому. А вот устанавливаются дружеские контакты с Западом – удовлетворена другая, меньшая, но тоже значительная и влиятельная социальная группа…
– Означает ли сказанное Вами, что, когда выяснится, что и перечисленные «последние надежды» не сбудутся, – наступит разочарование?
– Да, конечно. И тогда останется только один способ удержать рейтинг. Распроститься с народной любовью и сосредоточиться на старой доброй смеси «страх и уважение в одном флаконе». Это – самое опасное. Именно потому я очень боюсь провалов во внешней и особенно во внутренней политике. Если рейтинг начнет катастрофически падать – наступит очень сильный соблазн возместить его потерю страхом. Тогда рейтинг останется высоким, но держаться он будет не на симпатии, а на страхе. Как рейтинг Сталина, когда всенародная любовь росла из всенародного ужаса.
– Летом прошлого года мы с Вами обсуждали ситуацию с НТВ. И тогда Вы говорили: не считаю борьбу с НТВ борьбой со свободой слова, это была борьба с кадрами, а не с идеологией. Цель была не поменять идеологию канала, а убрать конкретных личностей. Кроме того, Вы надеялись, что команде Киселева удастся что-то сделать на ТВ-6. Сегодня уничтожено и ТВ-6 – Вы по-прежнему не считаете это борьбой со свободой слова?
– Я и сейчас считаю, что борются с личностями. Мне и тогда было ясно, что пока не добьют олигархов – дело не остановится. Добьют Березовского – и кампания закончится.
– Добивают-то вовсе не Березовского – с ним все в порядке, и я не очень волнуюсь за его будущее. Добивают последний национальный телеканал, где давалась хоть какая-то критическая оценка действий власти. ОРТ и РТР совершенно сервильны, НТВ к ним успешно приближается…
– То, что я слышал по ТВ-6 (изображение на этом канале мой телевизор не берет), вовсе не свидетельствовало о какой-то там исключительной оппозиционности. Ничего там не было особенного и ничего чрезмерного. И прикрывают их не потому, что они ведут другую политику и исповедуют другую идеологию. А потому, что там главный человек – Березовский. Я уверен, что именно эта команда получит лицензию на вещание, – но при одном, очень болезненном, условии: никто из «ставленников» Березовского не будет участвовать в работе канала. Например, Евгений Киселев. Это – логика войны в политике. Противник должен быть политически уничтожен.
– Что же, это вполне укладывается в концепцию сохранения любым путем высокого рейтинга президента! Если нет каналов информации, находящихся под контролем «противников», а есть лишь государственные или контролируемые «подданными» – гражданам не будет доступна никакая несанкционированная (сиречь критическая) точка зрения на то, что делает президент и его правительство. Что же тут удивляться сохранению рейтинга?
– При советской власти ее не просто хвалили по телевизору – ее восхваляли и воспевали, а рейтинг (который, впрочем, никто не измерял и судить о котором можно было только по анекдотам) был крайне низок! Пик всего этого – 1985 год, когда уже само начальство поняло, что оно никому не нужно. Восхваление способно некоторое время поддерживать рейтинг, но, как было сказано у нас в «Обитаемом острове», невозможно длительное время говорить по телевизору и радио то, что никак не соответствует действительности. Люди начнут сходить с ума – сравнивая то, что они слышат из «ящика», с тем, что они видят вокруг. Я думаю, такого в нашей стране уже никогда не будет. Мы никогда не станем снова «империей лжи». Не те времена. Это так же неэкономично и даже антиэкономично, как сталинские лагеря, использование рабского труда. Создание «империи лжи» осталось в прошлом.
– А что – в настоящем?
– Полуправда. Много разнообразной полуправды, когда допускаются самые разные точки зрения, но им при этом положены некие достаточно широкие и мягкие, но пределы.
– Кто их будет устанавливать?
– Кто-кто… Тот, кто их устанавливает обычно. Правящая бюрократия. Например, администрация президента.
– И это состояние Вы называете свободой слова?
– Это состояние следовало бы называть реальной свободой слова. Ибо идеальной свободы слова, строго говоря, вообще не существует, как не существует добрых империй. Реальная же возможна только в том случае, когда имеют место разные и, желательно, разнообразные владельцы разных и, соответственно, разнообразных телеканалов. Короче, если не все каналы принадлежат государству.
– Именно этого Кремль и стремится не допустить – последовательно уничтожаются каналы, у которых разные (точнее, негосударственные или нелояльные государству) владельцы.
– Уничтожаются два совершенно конкретных владельца. А вот, скажем, канал «Московия», принадлежащий Сергею Пугачеву, никто не уничтожает. Потому что он говорит то, что не раздражает. Хотя Пугачев – супердержавник с уклоном в национализм. Но он, по крайней мере, не выступает против святынь! Не выступает против Главных Лиц… И никоим образом не входит с ними в личный конфликт.
