К концу марта сияние длилось непрерывно и постепенно угасло вместе с полярной ночью.
- Это истинная красота, - заворожено шептал Трюгг. - Чёрное солнце светит стране небесных льдов!
- Небеса пылают божественным светом! - улыбался Хьяльм. - Интересно, как Он это делает?
- Когда-нибудь узнаем! - смеялся Трюгг. - Когда-нибудь мы тоже так сможем!
- Солнечные ветра пронзают северную ночь, - задумчиво сказал Имар. - Но раньше их никогда не было южнее ледяной страны... Создатель говорит нам что-то...
- Я чувствую этот ветер в своих жилах! - кричал Хьяльм. - Кровь гудит во всём теле, и мысли мелькают, как молнии!
В тот год полярное сияние сопровождали сильнейшие геомагнитные бури. По всей северной стране больные и раненные стонали от обострившихся немощей, и в короткий срок одни поправлялись, а другие умирали. Олени паслись без отдыха, а псы постоянно дрались, и погонщики не справлялись с озверевшими упряжками. Самих людей голод также мучил вдвое больше обычного, бороды и ногти отрастали быстрее, сон пропал совсем, но усталости никто не ощущал.
В апреле по ночам влажными хлопьями шёл синий снег, потом внезапно начинался мелкий дождь, и снова сыпала мягкая снежная крупа. Белёсая мгла закрывала вершины родных гор от взгляда, и, когда берега Озера начали вытаивать, рыбаки отправились в обратный путь.
В мае повсюду в горах, не умолкая ни на мгновенье, журчала невидимая вода, и едва слышно потрескивали оседающие ледники. Ручьи сливались в реки, и вода ревела на чёрных камнях перекатов перед выходом на равнины.
- Быстрее! - торопил Имар сын Гаута. - Надвигается беда...
***
Стук топоров гулко отдавался в зимнем лесу. В густых сумерках полярной ночи незаметно колыхались ветки сосен, сбрасывая снежную пыль. В речной долине шла валка леса.
- Деревья спят, их соки скудны, а смолы обильны. Наверно, они могли бы так спать целую вечность, - говорил Яльдис сын Ньяля. - Замерьте обхват этого ствола.
Лесорубы заготавливали сухостой хвойных пород и по санному пути русла замёрзшей реки вывозили брёвна в посёлок общины Пессе на далёком леднике.
- По такому влажному снегу на одну упряжку можно взять не больше шести брёвен в семь локтей длиной и в пол-локтя толщиной, - учил молодых Яльдис.
Сразу по прибытии в лесной край промысловики устроили охоту и добыли лося. В центре поляны горел костёр, у края которого стояли глиняные горшки с варевом. Рядом были установлены три больших грузовые нарты, между которыми лежали и бродили собаки, утомлённые в долгих перегонах от дома.
Поочерёдно нанося удары узкими кремневыми топорами, люди делали на дереве глубокий надруб, в который вгоняли клинья и валили ствол шестами. Затем очищали и забирали ровное бревно, а ветви и сучья бросали в костёр.
Одна из собак замерла, навострила уши, и на её холке взъерошились мохнатые очёсы.
- Волки! Похоже, это другой выводок, - радостно встрепенулся Исар.
Лесорубы начали быстро подбрасывать топливо в костёр. Все собаки стояли неподвижно, злобно рыча и щерясь. Но стая прошла мимо, псы успокоились, и люди вновь принялись за работу.
- Эх! Бьярга просила волчье одеяло,- улыбался Исар. - Пушная охота здесь хорошая.
- А я не охотник, - сказал Ано. - Я даже волков жалею.
- Не доделал тебя Создатель... Вот и собаки тебя не слушаются...
- Люблю я их, ленивых.
- Любишь? А клички путаешь... И шлейки подогнаны плохо...
Работа продолжалась, когда собаки разом подняли надрывный лай. Вожак бросился в чащу, и за ними кинулась вся свора.
- Мустье! - выдохнул Исар и завертел головой по сторонам. - Неужели подошли?!
- К бою! - крикнул Яльдис. - Если псы их отгонят - не преследовать!
- Не оставь нас, Создатель...
Люди стояли за ограждением из нарт, приготовив луки и слушая, как отдаляется собачья разноголосица.
- Они только с одной стороны, - уверенно сказал Исар.
- Да, это не кольцо, - согласился Яльдис.
- Может быть, медведь? - с надеждой спросил Ано.
Прошло ещё несколько мгновений и собачий лай прорезали человеческие крики.
- Пятьсот локтей! - возбуждённо воскликнул Исар. - Рискнём?
- Стой, где стоишь!
Звуки лая стали удаляться и постепенно затихли. Лесорубы отправились по следам своры и через двести метров нашли в изрытом снегу труп человека. Лицо и горло мёртвеца были разорваны в клочья до самой копны свалявшихся тёмно-русых волос. Одежды из медвежьего меха, примотанные к телу кожаными ремнями, также были порваны собаками в лоскуты. Рядом с трупом лежала тяжёлая накидка из цельной лосиной шкуры.
- Он сбросил плащ, готовясь защищаться.
- Странно, что мы сами не почуяли эту вонь. Всего пятьсот локтей...
В стороне лежала собака с распоротым боком. От раны поднимался пар, и пёс дрожал крупной дрожью. Исар поднял из забрызганного кровью снега короткое массивное копьё с кремневым наконечником.
- Людоед не выдержал, метнул свою палку и остался без оружия. Хотя...
Исар разжал уже начавшую коченеть, большую и смуглую от грязи кисть мертвеца и взял широкий резак из цельного куска яшмы.
- Он даже не успел пустить его в ход.
- Бедолага, - вздохнул Ано.
- Исар, собери его оружие, покажем старейшине, - распорядился Яльдис, осматривая следы на снегу. - Ано, добей собаку и сними шкуру.
Старый лесоруб задумчиво трогал пальцами подтаявшие кромки следов.
- Их было двое. Это дозорные. Давно они не заходили так далеко на Север... Преследовать второго не будем. Не уйдёт.
Вскоре из тридцати пяти собак вернулись тридцать две, и многие были изранены.
- Загрузим по пять брёвен, - приказал Яльдис сын Ньяля. - Надо отправляться домой...
***
В полярной стране всё было привозное. Зимой мужчины уезжали к промысловым стойбищам, и гружёные добычей караваны возвращались на ледник, в посёлки, расположенные в долинах вблизи стока талых вод. Вместе все жители общин собирались только летом, когда наступал полярный день, и миграции северного оленя достигали границ приледниковой зоны, а Озеро освобождалось ото льда.
Существовали крупные поселения, вокруг которых располагались более мелкие. Семьи жили в небольших срубных постройках на сваях, с низким потолком, плоской крышей и одним-двумя небольшими окнами, многослойно затянутыми рыбьей кожей, слабо пропускавшей свет. Брёвна стен прокладывали сухой осокой, промазывали озерной глиной снаружи и обтягивали тюленьими кожами изнутри. В углу у входной двери устраивался открытый очаг из речных камней, дым которого выходил наружу через отдушину в стене. Дрова также доставлялись из далёких речных долин, и использовались рачительно. У дальней от входа стены устраивался спальный шатёр из шкур, обогреваемый жирником - каменной или деревянной плошкой, в которой плавал скрученный из волокон фитиль. Отсутствие микробов и паразитов, а также низкая влажность в условиях вечного холода обеспечивали высокую сохранность запасов и сооружений, поэтому пожар был единственным концом для постройки в полярной стране.
В отдельных срубах устраивались парильни, где складывались каменки, а вдоль стен стояли скамьи и деревянные кадки с водой. Жар и холод делали баню самым чистым помещением, поэтому там выхаживали больных и рожали детей.
Промёрзшие кожаные бурдюки с отходами сбрасывали в бездонные трещины ледника, а тела умерших сжигали, отправляя в тёплую страну.
Маленькая Гисла отодвинула тяжёлый входной полог и вышла из дома. Песцовая шапка с высокой теменной частью дополнялась кроеными отдельно наушниками, завязанными тесьмой под подбородком. Обшитый костяными бусами шарф из беличьих хвостов охватывал шею. Оленьи буфы шли от плеч, и на животе были прихвачены широким и плотным поясом из меха с собачьих лап. Лисьи натазники, штаны и длинные наколенники из оленьего меха находили на невысокие собачьи унты, до щиколоток подшитые нерпичьей кожей. Ноги девочки были утеплены чулками из оленьей замши на заячьей подкладке, а в унты вложены стельки из сухой травы. Наряд дополняли рабочие рукавицы на заячьем меху с наладонниками из нерпичьей кожей...
