Он стискивает зубы, снова нажимает рычаг. Аппарат вздрагивает, начинает вертикально идти вверх. Встречный уже близко. Видны без бинокля — черный остов и крылья с белыми молниями.

— Опять?

Из ящика появляется длинная ракетная трубка, кладется на аппаратный столик. К сожалению, с собою нет не-булина, приходится прибегать к удушливому газу. Но если понадобится — нельзя останавливаться ни перед чем.

— Любимый! Что там? Встречные? — слышен слабый голос Ариадны.

— Да, Ади. Сейчас разойдемся. Одну минуту.

— Остановитесь! — на английском языке кричит в рупор, наклонившись над бортом, кто-то в форме с блестящими пуговицами. — Именем закона!

— Какого закона? — цедит сквозь зубы бледный Владимир. — Какого закона? Я не знаю закона…

Рука сильнее давит рычаг. Но встречный уже приблизился. На плечах узкие плетеные погоны, на голове форменная фуражка с золотым околышем. Незнакомец выдвигает металлический шест, взмахивает красным флагом.

— Ни с места!

Владимир берет в руку трубку, прикладывает палец к приделанному у дна замыкателю. Еще мгновение… И слышит вдруг:

— Циклон идет! От берегов Гвианы зюйд-вест! Центр 748! Именем закона требую повернуть обратно!

Это быль аэроплан американской метеорологической инспекции.

Оба аппарата бегут на северо-восток, почти параллельно. Владимир не хочет показывать, что ему неприятно соседство. Осторожность, однако, не мешает: предательские серебряные оконечности крыльев! Сначала могли не обратить внимания. Но если будут долго видеть, вспомнят…

Приходит в голову мысль: спросить, нет ли газет. Хотя бы какой-нибудь старый номер, за последнюю неделю. Счастливый случай узнать, что происходит. И затем распрощаться. Повернуть на юг, к африканскому побережью.

— Алло!

— Слушаю?

— Нет у вас чего-нибудь для чтения, мсье?

— Есть. Могу дать пропагандную метеорологическую литературу. О происхождении циклонов, предвестниках, мерах предостережения.

— А газет нет? Сегодняшнего номера?

— Я посмотрю, мсье. А вы откуда?

— С Балканского полуострова. По торговым делам. Будьте любезны, мсье, дайте сегодняшний номер… Мне нужна биржа.

Служащий метеорологической инспекции оказывается обязательным господином. Не проходит и нескольких минут, как он появляется у борта, размахивает толстым пучком бумаги, привязанным к длинной тонкой металлической нити.

— Держите конец!

На борт аппарата падает свинцовая гирька. Владимир тянет нить, отвязывает «Washington Times», бросает гирю обратно.

— Благодарю вас, мсье. Прощайте. Иду на юго-восток!

Однако, говорить этого было не нужно. Вдали низко над океаном, со стороны Северной Европы показался шедший к Америке аппарат. Он был громоздкий, наверно, товаропассажирский. На нем, без сомнения, есть свое радио, изве-вестие о приближении бури он должен был получить непосредственно.

Но, по предписанию центра, инспекция предупреждает все без исключения аппараты. И, дав полный ход, добросовестный американец стремительно падает вниз, мчится к неосторожному новому гостю.

— Ну что: есть что-нибудь, Владимир? Есть?

Ариадна сидит, опираясь спиной на подушки. На щеках нервный румянец, в глазах больной блеск.

— Есть…

— Что? Читай! Читай все!

— Вот. «Официальное сообщение. От министерства юстиции».

— Ну?

— «Граждане!

Осталось только четыре дня до 10 ноября, когда истекает срок, данный Мировым Диктатором всем пяти частям света для отыскания леди Ариадны Штейн.

В случае ненахождения означенной леди, как известно, с воскресенья начинается паралич всех столиц, подобный тому, каковой имел место летом сего года. Так как срок окончания паралича не предуказан эдиктом № 4, то, согласно представлению министра финансов, Совет министров Севе-ро-Американской Соединенной Империи спешно постановил:

I. Все денежные обязательства, выданные частными лицами казенным предприятиям и обратно, пользуются мора-ториумом вплоть до 3 часов пополудни того числа, которое наступит через три полных дня после снятия с Вашингтона паралича.

Примечание. Если в этом трехдневном промежутке окажется неприсутственный день, срок увеличивается на одни сутки.

II. Договоры, заключенные между частными лицами на территории Соединенной Империи, подвергаются тем же условиям пролонгирования срока, а взыскания по обязательствам…

— Владимир… Дальше! Неофициальное!

— Сейчас… «Американец должен использовать в Вашингтоне загубленное параличом время»… «Граждане, сохраняйте спокойствие!..» «Какими способами бороться с отрастанием бороды во время каталепсии…» «Упадет ли доллар?» Вот, погоди… От петербургского корреспондента. О Софье Ивановне, Ади!

— О маме?

Ариадна хватает Владимира за руку. Дрожит.

— О маме?

— Успокойся. Сядь назад… Глубже…

— Жива? Ничего не сделали? Владимир!

— Конечно, жива. Написано: «Интервью с леди Мюллер, матерью леди Ариадны Штейн». Видишь, все благополучно.

— Господи… Господи… Наконец-то!..

— Ну, довольно, Ади, не плачь. Слушай:

«Мы посетили почтенную леди Мюллер в роскошной квартире, предоставленной ей петербургским городским самоуправлением в новом здании на Каменноостровском проспекте.

Несмотря на свой преклонный возраст, леди производить впечатление бодрой энергичной женщины, хотя исчезновение дочери и постоянное посещение официальных лиц и корреспондентов газет наложили, очевидно, на ее лицо отпечаток грусти и печали.

Когда ваш корреспондент прибыл в последний раз к леди Мюллер, у ее дома стояли несколько десятков автомобилей, принадлежавших представителям петербургского высшего света. Среди присутствовавших на приеме мы заметили: супругу товарища министра торговли и промышленности, Mrs Сидорову; директора Международного Аэробанка, мистера Цыпкина; председательницу благотворительного общества «Глаза — слепым, уши — глухим», графиню Северскую; широко известную своим политическим салоном, существовавшим до эдикта № 2, баронессу Гросс-михель и множество других лиц, ожидавших очереди в обширной гостиной.

Нам удалось беседовать с леди Мюллер всего несколько минут, так как, ссылаясь на нездоровье, почтенная собеседница категорически отказалась от всяких объяснений относительно исчезновения своей дочери.

— Каково, в таком случае, ваше отношение к Америке, миледи? — задали мы, все-таки, наводящий вопрос.

— Я люблю Америку, — отвечала леди с искренностью и трогательной простотой в голосе. — Если у России и был когда-нибудь действительный союзник, то это ваши бывшие Соединенные Штаты, ныне Соединенная Империя.

— Находите ли вы, миледи, что новый строй укрепит социальное благополучие американцев?

— Я думаю, да, — немного помолчав, ответила авторитетная собеседница. — Возможно, что количество долларов от нового строя у вас не увеличится. Но преступность в городах, без сомнения, уменьшится.

— Каково ваше мнение об наших взаимоотношениях с Мексикой?

— Я не терплю Мексику, — резко произнесла леди Мюллер. — За мою жизнь там произошло, по крайней мере, около ста революций. Если считать, что при каждой революции страна начинает идти не вперед, а назад, то, по моему мнению, Мексика скоро перешагнет обратно через Рождество Христово.

— Еще один вопрос, — сказали мы, — как вы смотрите на последние мировые события в связи с появлением Диктатора мира?

— Я не могу ответить вам на это, — уклончиво проговорила леди Мюллер.

Мы принуждены были, к сожалению, на этом закончить нашу беседу, из которой, несмотря на ее краткость, с несомненностью видно, однако, чуткое понимание леди Мюллер переживаемых ныне событий и глубокий анализ в разборе социально-политических проблем».

— Мама! Мама! — прильнула головой к плечу Владимира Ариадна, — как я рада! Как я рада! Теперь мне легче… Теперь мне легче, любимый мой!

Для спуска Владимир выбрал пустыню Такла-Макан, между Тянь-Шанем и Куэн-Лунем. Эта местность в стороне от воздушных дорог. Путь в Индию лежить западнее, через Персию и Белуджистан; воздушная магистраль на Пекин проходит через Алтай и Кобдо. Из всех пустынь мира эта пустыня в настоящее время самая глухая, заброшенная. Сахара и Аравия давно стали проезжими дорогами; вся русская центральная Азия за последние десять лет превратилась в цветущую оживленную страну; австралийский материк сейчас привлекает внимание переселением социалистов. Остаются нетронутыми пока полярные области, Такла-Макан, Гоби, некоторые острова Океании.