беспокойство, что удерживает его нетипично послушным. В любом случае, я в состоянии
разобраться с моим состоянием лучше, чем он. Я догадываюсь, это потому что такое происходит со
мной. Если что-нибудь случится с ним, я бы, несомненно, была в полной суматохе. Но мы оба
радостно предвкушаем вечер пятницы. В пятницу вечером, он сказал мне, что задумал что-то
особенное. Почти уверена, что я собираюсь принять своё приглашение.
Сегодня тест по истории, и вскоре я пожалела, что Лукас и я сидели рядом друг с другом в
классе. Я почти ощущала его контроль, пока я неуклюже старалась писать свои ответы. Поскольку
моя левая рука пишет так же разборчиво, как и каракули Пенелопы, я переключилась на правую. Я, на самом деле, лучше справлялась с правой, пока ручка не выскользнула из моих пальцев и со
стуком упала на пол.
Когда это произошло в третий раз, Лукас склонился за ней, опережая меня. Когда он передал её
обратно мне, он спросил: — Что происходит?
— Ничего, — я закрыла рот, снова уткнувшись в свой тест.
Остаток утра протекал плавно, так как не было письменных предметов, где требовалось делать
заметки. Но Лукас не забыл про урок истории. Перед ланчем, он появился у моего шкафчика. —
Давай выйдем и поговорим.
Так как я знала, что не смогу избежать этого разговора, я согласилась. Когда он своей взял мою
правую руку, и я ничего не почувствовала, я оказалась на грани слез. Никогда не думала об этом
последствии.
Он увел меня под клочок тени под деревом. Мы оба сели на траву, и он взял меня за руки. Он
развернул их, осматривая мои запястья и предплечья. Я знала, что он искал шишки. — Я ничего не
вижу, — сказал он, пробегая пальцами по моей коже. — Почему ты не могла держать ручку?
Я закусила нижнюю губу. Его глаза в мох искали ответы. Такое чувство, что он готовит себя для
плохих новостей. — Правая рука онемела, — сказала я.
На лбу выступили морщины, пока он держал мою руку в своих. — Ты не чувствуешь?
Я покачала головой.
— С каких пор? — спросил он.
— С утра.
Он потёр двумя руками обе стороны моей руки. — Ничего?
— Нет. Когда я вывела опухоли этим утром, я потеряла все её ощущения. Не уверена, что к
чему.
— Становится все хуже, — констатировал он. — Вот что происходит.
Я кивнула, и взглянула на других студентов, неподалёку сидящих на траве. Они болтали и
смеялись, словно в мире не было забот. Я почувствовала укол сожаления, пока наблюдала за ними, скучая по тому, чего у меня никогда не было в старом доме.
— Я до сих пор не могу найти хоть что-нибудь на твоего отца. Ты ничего не получишь, вбив
его имя в поисковую систему. Я обзвонил все бизнес-фирмы, которые только смог найти в
Калифорнии, и его нигде не знают. Не могу связать его с любой издательской компанией, которая
находится там. — Он сделал паузу, переместившись на траве. Похоже, он на что-то настраивал
себя. — Мы могли бы попробовать поговорить с твоей бабушкой, — он предложил слишком
беспечно, — Возможно, она сможет нам больше рассказать.
Я тот час начала трясти головой. Я ощутила, как мой желудок скрутился при этой мысли.
— Нам нужно сходить проведать её, — твёрдо сказал он, уже не являясь более деликатным.
— Нет, Лукас.
— Даже если она ничего не знает о твоем отце, может быть, она сможет помочь тебе.
От ужаса у меня выкатились глаза. — Нет!
— Рэй, пожалуйста...
— Ты понятия не имеешь о чём говоришь. Она не может мне помочь. Ее сила совсем не такая
же достаточно сильная. Даже если бы она и могла, она бы передала её кому-то другому. На это я
никак не соглашусь. Не представляю, как ты мог даже предложить пойти к ней.
Он склонился ко мне. Его глаза пронзили меня своей интенсивностью. — Потому что я в
отчаянии. Я делаю что-то, чтобы помочь тебе, — выплюнул он. Затем притих. — Подожди
минутку. Ты можешь отдать это ей. Идеально. Она кровный родственник. Может быть, поэтому
оно не сработало с Алеком. Он кровь Пенелопы, не твоя. Может быть, поэтому, как только оно
оказалось внутри тебя, ты не смогла передать ему. Бьюсь об заклад, ты можешь передать её своей
бабушке. — Я отстранилась от него, снова качая головой. Я вижу логику в том, что он говорит, хотя, нет способа удостовериться, что это сработает. Но это неважно. Я не могу сознательно
навредить кому-то, даже ей. Я постепенно пришла к пониманию, какое это облегчение, что я не
передала это заболевание Алеку, не зависимо от того, как сильно ненавижу его. Никогда не скажу
это Лукасу, но я благодарна тому, что исцеление имело неприятные последствия. Я думала об
эгоизме моей бабушки и о ужасе, что она нанесла семье Лукаса. Я помню, как мама похоронила
свою боль и потеряла себя в зависимости. Сейчас я думаю, что смогу понять ненависть к самой
себе, которую она чувствовала после того, что случилось с мальчиком, у которого был лейкоз, и
потом ещё раз с сыном Кельвина. Мне не нужны еще примеры того, как злоупотребление своей
целебной силой изменит меня и превратит в кого-то, в кого я бы никогда не хотела стать.
Лукас потянулся и сжал мои руки. Могу сказать, что он готовит на это монументальный
аргумент. Мне нужно заставить его понять.
Я убрала его руки от себя и крепко взялась за них. — Я не буду использовать свою силу, чтобы
причинить вред другим, не даже моей бабушке, не даже для своего спасения, особенно не по этой
причине.
Когда он открыл рот, чтобы возразить, я потянулась к его затылку обеими руками и уткнулась
прямо ему в лицо. Он должен точно знать, насколько я серьезна.
Его безумные глаза остановились и затем сфокусировались на мне.
— Слушай меня, — начала я. — Если я пересеку это линию, я тот час же могу позволить
болезни разрушить меня, потому что перестану существовать. На моем месте был бы монстр,
который ничем не лучше моей бабушки.
Я смотрела в его синие омуты, пытаясь молча сообщить о своей неизменной позиции,
внимательно наблюдая, как его отчаяние и нежелание изменилось в понимание, а затем постепенно
в боль.
Он взял мои руки, обнимавшие шею, и опустил их, удерживая перед собой. — Что, если мы
найдем твоего отца, и это все, что он может сделать? — спросил он. — Переместить болезнь в
кого-то другого? Что тогда? Откажешься ли ты от его помощи?
Мне придется отказаться от этого. Лукас теперь должен осознавать это. Если он вообще знает
меня, тогда в глубине души он знает мой ответ. — Для начала, давай просто найдем его. Ладно? —
спросила я. Я слышала мольбу в своём голосе. Мне нужно, чтобы он оставил это в покое. Я не
буду говорить с ним о наихудшем сценарии. Это не принесет нам никакой пользы.
Я наблюдала, как он боролся против своей потребности изменить мои мысли и нарочно
успокоить себя. Его челюсть сжалась, а затем расслабилась, в то время как он поднял свою рукой и
пробежаться по грубой щеке. — Ладно, — наконец, тихо сказал он, глядя прочь от меня после
долгого молчания.
Когда он снова повернулся, его нейтральная маска твёрдо сидела на месте. На этот раз, я
почувствовала облегчение, когда увидела её там, но боюсь, что сейчас он решил вынести на
обсуждение ещё один аргумент.
— Есть локальные документы, которые ведутся, пока фирма применяет для любого рода
лицензии или разрешения, — сказал он.
— Если твой отец владеет бизнесом в Лос-Анджелесе, его имя и бизнес внесены в реестр. Если
нам нужно делать работу, требующую беготни, то его будет легче выследить. Нам нужно уходить
сейчас. Нам нужно быть там.
Я обнаружила, что теперь готова к отъезду. Я кивнула в знак соглашения.
— Мы уедем завтра. Я возьму нам билеты на самолет. — Он ждал моего аргумента. Когда он
получил дрожащую, но благодарную улыбку вместо этого, напряжённость вокруг его глаз