В отличие от других жанров фольклора сказы не знают вариантов. Каждый отдельный сказ имеет один текст и известен только одному рассказчику — его автору. Таковы сказы, записанные Бажовым от Василия Алексеевича Хмелинина: «Дорогое имячко», «Про великого Полоза», «Медной горы хозяйка». Таковы родственные им по жанровым признакам произведения — «Тайный сказ про атамана Золотого» из репертуара народного рассказчика Г. Б. Кузнецова, «Сказ об атамане Белая борода» бабушки Агафьи Кирьяновой и другие. Все они известны только по репертуару названных народных сказителей.
Значит ли это, что данное обстоятельство лишает сказы права называться фольклорными произведениями? Нет, конечно. Хотя они и сочинены отдельными авторами и не получили широкого распространения и, следовательно, не прошли процесса «шлифовки» в народе, сказы все же — фольклор. Во-первых, до записи их любителями словесного творчества народа они существовали только в устном виде. Перечисленные выше авторы — мастера устного рассказывания. Их творчество сопряжено с импровизацией. Во-вторых, каждый устный сказ целиком строится на традиционной основе, без чего немыслима любая художественная импровизация. Каждый устный сказ — это синтез фольклорных образов и сюжетных мотивов, которые в народном обиходе встречаются как предания и легенды.
Куда бы ни пошел на Урале, везде услышишь удивительные истории о том, как Пугачев, отступая от царских войск, захоронил бочки с золотом, как девушка, желая спасти плотину во время паводка, заложила в нее свою голову; как к кому-то в Ермаковой пещере (на Чусовой реке) явилась Белая женщина, предвещая богатство; как кто-то видел на гранитных плитах следы ног необычайно громадного человека — богатыря Пери; как где-то был найден старый-престарый кинжал, который будто бы послужил для Аносова толчком к открытию тайны булата… Когда-то в эти полуисторические-полуфантастические рассказы уральцы верили и, не умея еще в жизни победить грозные силы природы и социальное зло, передавали поэтические легенды о героях-избавителях, народных заступниках, о всем, что бы помогло им обрести счастливую, зажиточную и честную жизнь. Теперь эти слухи, толки, предания и легенды бытуют как воспоминание, как средство истолкования смысла тех или иных географических и топографических названий, а чаще всего служат целям поэтизации предков, их силы и мастерства в разных видах трудовой деятельности, их художественной фантазии. Во всяком случае, и сейчас во время экспедиций нам приходится слышать множество подобных рассказов.
Но все это представляет собою мелкую словесную россыпь, разрозненные мотивы и образы, не имеющие композиционно законченной формы. Говорится все это чаще всего «по случаю», в связи с чем-нибудь, что по ассоциации напоминает Горного батюшку, девку Огневицу, Полоза и т. п. Идут по дороге два человека. Видят — два камня интересных лежат: один на сундук походит, другой — на гроб. Один из спутников мимоходом скажет: «Барину на памятник везли, мучались страшно. А тут весть пришла — крепостное право отменили. Как услышали мужики, лошадок распрягли, да и по домам. С тех пор и лежат эти камушки…» Другой возразит: «А я слышал, будто это Дунькин сундук окаменел…» На этом и кончаются об этом разговоры. Два предания, два сюжетных мотива. Живут они в народе, упорно передаются от поколения к поколению. П. П. Бажов, любя и ценя подобные предания, называл их «литературным сырьем», которое только в устах умелого рассказчика, устного сочинителя, превращается в законченное народно-поэтическое произведение.
Урал знает немало таких повествователей: В. А. Хмелинин — в Сысерти, В. И. Лепешков — в Миассе, С. Г. Щелкунова — в Нязепетровске, Г. Б. Кузнецов — в Невьянске… Тип такого повествователя появился, видимо, на Урале где-то во второй половине XIX века, когда в народе заметно угас интерес к сказке. Чуткие к общественным запросам народные рассказчики стали создавать новые произведения, которые хоть и опирались на старые фольклорные традиции, в том числе и сказочные, более конкретно и реалистически отображали действительность, выражали мировоззрение трудящихся на новом этапе. О том, какой популярностью пользовались подобные рассказы в рабочей среде, например, говорит в своих воспоминаниях старый уральский рабочий П. П. Ермаков: «Порою так заслушивались, что не замечали наступившего утра и опаздывали на смену…»
Для фольклора на грани XIX и XX веков было характерно стирание различий между устными и письменными формами творчества. Так, пролетарские революционные песни создавались и распространялись, в основном, на бумаге. Менялось также соотношение личного и коллективного в фольклоре. Вот почему творцами устных сказов явились индивидуальные повествователи. Они дали толчок к созданию литературных сказов. П. П. Бажов не раз подчеркивал, что успехом в своем творчестве он обязан В. А. Хмелинину.
Отличие литературного сказа от устного невелико. Оно заключается в тех преимуществах, которые дает писателю работа за столом, наедине с самим собой, когда есть возможность тщательно продумать план произведения, отточить язык, отшлифовать образы. Зато у импровизационного вида творчества есть другое преимущество: живое общение со слушателем, что обогащает сказ интонационными элементами, дополнительными видами выразительности, которые нельзя передать на бумаге. Это объясняет живучесть письменной и устной форм создания сказа.
* * *
С. К. Власова представляет собою тип писателя, для которого литературный сказ стал наиболее естественной и органичной формой творчества. Много лет проживя на Урале, она всем своим существом усвоила местные устно-поэтические традиции. Индивидуальные особенности Власовой как замечательной рассказчицы обусловили характер ее творчества.
В настоящий сборник вошли лучшие сказы писательницы, созданные ею в течение последних пятнадцати лет. Они распределены автором на три раздела: «Сказы об Урале», «Сказы о камне», «Сказы об умельцах». Этим самым определены важнейшие темы ее творчества.
Главное в сказах Власовой — судьба простого человека в старое, дореволюционное время. Трагически окрашенные песенной грустью легенды о страшных временах царизма, когда народ одинаково страдал от русских заводчиков и местных баев, оттеняют радость сегодняшней жизни, рассказ о которой ведется уже не в легендарном, а реалистическом плане («Клады хрусталь-горы»).
Чаще всего сказы Власовой строятся по такому плану: автор наблюдает сцену из современной жизни, например, видит, как канашские ковровщицы ткут свои замечательные ковры-полотна («Золотая шерстинка»), как на одном из приисков празднуют свадьбу («Зеленая ящерка»). Эти картины вызывают в памяти другие времена: в поэтический рассказ о современности органически вплетается предание или легенда о былом.
Канашские ковровщицы оживили в памяти писательницы легенду о несчастной доле талантливой мастерицы-художницы Лабы и ее иноплеменной подруги Амины, погубленной жестокими мурзами. Анискин камень — александрит, блеснувший на шее невесты из сказа «Зеленая ящерка», — напомнил предание о карабашских старателях, открывших богатейшую золотую жилу и умерших в нищете. Встреча с героиней труда Мухасаной Нурихметовой, прошедшей вместе со своей бригадой весь путь газопровода от Бухары до Урала, напомнила старую сказку про голубой огонь, который в прежние времена давал людям счастье («Сказание о Вахрушкином счастье»).
И так в каждом сказе: сегодняшний день ставится рядом со вчерашним, что заставляет читателя, особенно молодого, лучше осознать и оценить завоевания Великого Октября. Эта идея выражается автором не прямолинейно, навязчиво, а с подлинным художественным тактом.
Самое интересное в сказах Власовой, как и в сказах народа, — это их герои. Главное место среди них занимают борцы за народное счастье и прославленные уральские мастера-умельцы: гранильщики, кузнецы, литейщики, ковровщицы и др.
Внимание читателя привлечет, конечно, образ атамана Грязнова, верного помощника Пугачева (сказ «Зузелка»). Об этом герое крестьянской войны на Урале мало кто знает, а между тем Емельян Пугачев доверял ему самые ответственные операции. Так, например, крепость Челяба была отвоевана у царских войск отрядом Грязнова.
