По пути я не стал ему объяснять, куда еду и зачем, — только лишь настойчиво просил увеличить скорость, не сводя глаз со спидометра ни на секунду. Мужик оказался отличным водителем, — доставил меня по назначению меньше, чем за полчаса, и мало того, даже отказался взять деньги.
— Нет, парень, не надо, — дружелюбно сказал он. — Самому как раз в эту сторону нужно было, так что нам оказалось по пути. А к крохоборам я не отношусь. Мало ли, что завтра со мной может случиться, а вдруг твоя помощь понадобиться…
Прощаясь с ним, я констатировал тот факт, что иногда первое мнение о человеке действительно является ошибочным. Некоторое время назад я был готов убить этого водителя за то, что он изгадил мои любимые брюки, а сейчас он являлся для меня чуть ли не эталоном честности и порядочности, надёжным товарищем, на которого в трудную минуту вполне можно было положиться. Таких людей в наше время можно было пересчитать по пальцам, и уж наверняка Павел Ишаченко к ним не относился…
Первое, что я услышал, подбегая к дому последнего, были громкие пьяные голоса, сотрясающие собой чуть ли не всю быстро потемневшую прямо на глазах узкую вечернюю улицу. Они перекрывали собой даже лай собаки, которая как обычно драла глотку на всю силу, пытаясь разорвать в клочья крепко сдерживающую её стальную цепь. Я беспардонно промчался мимо неё и в один прыжок вскочил на крыльцо. Входная дверь совсем не была заперта на ключ, — по всей видимости, «вечеринка» в доме носила явно не засекреченный характер.
Ворвавшись в помещение, я увидел следующую картину. Знакомый стол с тем же оригинальным «натюрмортом», включающем в дополнение к своей экстравагантной «композиции» двухлитровую пластмассовую бутыль, наполненную до половины наверняка не минеральной водой, и четыре обрамлённых чёрными отпечатками пальцев гранёных стакана, стоял прямо посреди обширной кухни-прихожей. В соседней комнате на всю катушку горланил магнитофон голосом одного из малоизвестных, но отличавшихся особой хрипотой блатных певцов. По полу были разбросаны окурки вперемешку с пеплом и осколками разбитых тарелок. Хозяин и двое его «гостей», внешний вид которых не привлекал к себе особого внимания и оставлял желать лучшего, азартно играли в карты за стоящим в стороне маленьким журнальным столиком. Кроме карт в их руках были также недокуренные сигареты и мелкие мятые денежные купюры. По всей видимости, игра была в самом разгаре, так как «соперники» оживлённо о чём-то спорились и меня заметили не сразу. Третий «гость» спокойно себе храпел на коврике под газовой плитой в той же благородной позе на левом боку, в которой позавчера почти на том же месте «отдыхал» сам хозяин дома. За его спиной валялась перевёрнутая табуретка, а перед лицом блестела небольшая лужица с кусочками пищи посредине, образовавшаяся, скорее всего, в результате непринятия данных продуктов слабым желудком.
— А, старый знакомый! — Взлохмаченный Павел Константинович, одетый в запачканную мелом почти со всех сторон красную рубаху и латаные спортивные брюки, первым из присутствующих обратил на меня внимание и поднялся со стула. — Ну, проходи, кобелёк, гостем будешь.
— Это и есть новый Томкин хахаль? — скептически поинтересовался один из его приятелей, худощавый, кутающийся в блестящую от грязи фуфайку, мужчина лет пятидесяти с козлиной бородкой и усеянным глубокими морщинами лицом.
— Он самый, Федя, он самый, — закивал головой Павел. — Наверное, эта дрянь всё-таки до него дозвонилась, — видишь, прилетел, как на крыльях, голубок. Чего вылупился, кореш?! Проходи, познакомься с людьми. Это Федя, — уважительно указал на бородатого, — а это, — махнул рукой на второго, сдававшего карты опухшего небритого субъекта приблизительно моих лет в заштопанной тельняшке, — Антон, гордость воздушно-десантных войск. Сейчас он тебе крылышки ощиплет.
— А почему же третьего своего друга не представляешь, а Павел… Константинович? — Я брезгливо бросил взгляд в сторону лежащего среди собственной блевотины отвратительного парня.
— Он, как сам понимаешь, не у дел. Расклеился немножко наш браток… — На лице Ишаченко возникла злорадная ухмылка. — А мы о тебе сегодня вспоминали, всё голову ломали, как бы тебя найти и наказать за твой чрезмерный боевой пыл, а ты — вот он здесь, сам явился, не запылился.
— Короче, друг любезный, — грозным тоном произнёс я. — Где Тамара? Говори, куда ты её дел?
— Я дел? — удивленно воскликнул хозяин дома, несмело приближаясь в мою сторону и тщательно разжёвывая пожелтевшими от никотина зубами кончик сигареты. — По-моему, она сама убежала в спальню и забаррикадировалась там от греха подальше.
— Хватит тюльку травить, Сироп, — агрессивно воскликнул Федя. — Кончаем этого фраера, если хочешь, и дело с концом.
Он сделал еле уловимый знак сидящему напротив на табурете Антону. Того просить дважды было не надо. Огромный как центральноафриканская горилла парень с широкими плечами и тупой, перекошенной от принятого внутрь большого количества спиртного, рожей поднялся во весь свой рост и медленно двинулся на меня.
— Постойте, ребята, я ведь не драться с вами сюда пришёл. — Мои глаза поочерёдно бегали то в левую, то в правую сторону, изучая одновременно приближающихся ко мне агрессивных противников. — Давайте решим всё по мирному. Вы идёте себе бухать куда-нибудь в другое место и оставляете несчастную женщину в покое.
— А отсосать ты не хочешь? — злорадно воскликнул Павел, делающий шаги куда медленнее и боязливее, чем Антон. — Ишь, какой герой нашёлся! Врывается в чужое жильё, да ещё и права качает тут. У себя дома надо было порядки наводить, паренек. А сюда уж коль пришел, так будь добр, — подчиняйся нашим правилам.
— Да не качаю я никаких прав. — Мои ноги самопроизвольно повели меня назад. — Просто хочется обойтись малыми жертвами, без лишней, как говориться, крови. Думаю, на этот раз вам достаточно одной побитой посуды будет.
— Хм, — недовольно фыркнул поднявшийся за спиной Антона Федя. — Он, оказывается, ещё и на язычок остренький. Намыльте этому щенку голову, пацаны! Пускай не болтает почем зря.
— Постойте, ребята, не надо… — Договорить следующей фразы я не успел. Бывший десантник стремительно выбросил один из своих огромных пудовых кулаков в сторону моего лица.
Слава Богу, реакцией он меня не обделил. Я ловко поднырнул под медленно продвигающуюся руку пьяного парня, тем самым удачно увернувшись от удара.
Но Антон оказался не настолько прост, как казалось на первый взгляд. Своей второй пятернёй ему удалось крепко ухватить меня за шиворот куртки. Моя фуражка слетела с головы и упала под ноги. Я почувствовал, как неприятно трещит по швам ни в чем не повинный воротник. Чего-чего, а порчи личного имущества допускать было никак нельзя. Этого я не мог терпеть больше всего на свете. Что может быть хуже, чем видеть, как какой-то отмороженный полудурок рвёт твою одежду у тебя же на глазах? В моей крови образовалось такое количество адреналина, что даже самому стало страшно, — а вдруг какой-то из кровеносных сосудов вот так сам по себе от перенапряжения возьмёт и лопнет?
Разговаривать с этими людьми больше было не о чем.
Павел нерешительно обошёл огромного Антона со стороны и бросился на меня справа. Я вовремя заметил его движение и выбросил в нужном направлении правую ногу. Каблук ботинка с огромной силой врезался нападающему точно в грудь. Этого хватило, чтобы без проблем отбросить Павла на несколько метров назад. Его расслабленное тело мощно ударилось о дубовый косяк и вылетело в дверной проём. Раздавшийся из неосвещённой комнаты громкий стук гласил о том, что он о что-то неловко споткнулся и грохнулся спиной на пол.
Антон тем временем неторопливо заносил правую руку для следующего удара. Моё промедление могло быть подобно смерти. Для того, чтобы сохранить себя целым, нужно было ударить его первым, а для этого ума много не потребовалось, — благо двигался не совсем ловкий противник с расторопностью беременной коровы. Его лицо оказалось полностью для меня открытым, — не воспользовался бы данным обстоятельством разве что только ленивый.