Осознав, что разрисованная часть тела останется звездно-полосатой на всю оставшуюся жизнь, Петро испустил повторный вопль.

В дверь тут же застучали и мужской голос (видимо, принадлежавший портье) на ломаном русском языке поинтересовался:

— И чито слючилось, а?

Петро взял себя в руки и громко проскрипел надорванными голосовыми связками:

— Все в порядке.

В коридоре послышались шаги. Они медленно удалялись от двери номера.

Петро, вновь повернув голову назад, начал более детально рассматривать произведение турецкого искусства, невольным обладателем которого он стал.

Цветовая гамма была натуральной. И пропорции ничуть не подкачали. Петро понял, что о сексуальных плавках, приобретенных им недавно в фирменном магазине, придется теперь забыть, так как края флага существенно залезли на бедра. Придется покупать себе новые плавки, формой своей напоминающие семейные трусы. А еще лучше — купальные шорты…

Москалюку вдруг совсем расхотелось продолжать отдых. Он вернулся к столу, взял в руку бутылку виски и надолго присосался к горлышку.

Отдышавшись, Петро решил обдумать свое положение и сел на кровать. Жуткая боль тут же прострелила его ягодицы! Москалюк вскочил на ноги, конвульсивным движением швырнул бутылку в дверцу шкафа и исторг из себя вопль, вынудивший оконные стекла задрожать подобно барабанной мембране.

В дверь опять застучали и прежний голос спросил:

— Нюжен дохтер?

— Отстань! — рявкнул Петро. — Все в порядке!

В дверь колотить перестали, но звука удаляющихся шагов Москалюк почему-то не услышал. Ему было не до этого. Взгляд Петро уперся в бутылку, мирно лежавшую на полу. Она совсем не разбилась, но живительное пойло вытекало из нее на ковровое покрытие. Москалюк быстро подошел, поднял бутылку и, сделав из горлышка глоток, продолжил свои размышления стоя…

Ему вспомнилось, что удалить татуировку можно. Для этого нужно было обратиться к хирургу. Но удаление татуировок, которые, как известно, на теле появляются исключительно по дурости человеческой, страховыми случаями не считаются. Значит, за операцию платить придется из своего кармана. И, кстати, совсем не мало! Таких денег у Петро не было и стало ясно, что придется потерпеть до возвращения в родной Киев.

Москалюк нисколечко не сомневался, что татуировку ему сделали тогда, когда он находился в бесчувственном состоянии. Но стоила работа дорого, и Петро поразился щедрости москалей, способных отвалить кучу денег ради того, чтобы поглумиться над несчастным человеком, каковым теперь является он. Поистине — щедра русская душа, когда дело касается пакостных шуток и прочих подобных подлостей…

Петро осознал, что по сути дела в данный момент времени он является жертвой, возложенной на заплеванный слюнями либералов алтарь демократии. А флаг на заднице — просто оттиск, оставленный этим колючим духовным сооружением, и теперь нет пути назад. Осталась только одна дорога. Дорога вперед, к торжеству равноправия, свободы и братства, в то место, где не будет никаких москалей! Ибо — какие же они братья, раз имеют наглость пристраивать на всякие алтари невинных Москалюков?

Вникнув в эту очевидную истину, Петро умиленно прослезился и заплетающимся языком гаркнул в потолок:

— Москаляку на гиляку! Слава алтарю демократии!

В дверь усиленно забарабанили, потом в замке начал поворачиваться ключ и голос портье сообщил:

— Чичас полисию звать буду! На бабки попадес, косел, мать твою!

— Ах, так?! — грозно поинтересовался Петро. — Зови, гнида басурманская!

И совсем неожиданно для себя вдохновенно проорал фразу из известного кинофильма:

— Русские не сдаются!

После этого Москалюк героическим усилием опорожнил бутылку до дна, размахнулся, как следует, и профессиональным движением гранатометчика послал опустевший сосуд в сторону начавшей открываться двери.

Киев. Февраль 2014 года.

Операцию проводили под местным наркозом, и потому Петро не ощущал ничего, кроме отвращения, вызванного тем фактом, что оперировал его хирург, обладавший яркой еврейской внешностью. Кроме того — в больнице все говорили по-русски!

Еще до начала операции Петро потребовал заменить хирурга, но медсестра ответила, что другого специалиста не будет и, если Москалюк с чем-то не согласен, то имеет полное право тихонечко умереть в коридоре от потери крови. Петро пришлось согласиться с доводами сестры, так как раненых было много и перебирать харчами совершенно не стоило. Как известно, пуля в ягодице — явление хоть и обидное, но совсем не безопасное, так как кровеносных сосудов в этой части тела имеется превеликое множество.

Поэтому Петро, плюнув в очередной раз на расовые предрассудки, лежал на животе и ждал окончания операции, тупо глядя в бортик железного стола…

Вернувшись из Турции, Москалюк решил заняться сведением татуировки. Но сначала он позвонил Ленке, которая съехала с его квартиры, забрав все, что было можно и нельзя. Главным образом Петро разозлило то, что она утащила с собой его дорогую фарфоровую кружку, а Бандере, портрет которого висел на стене, пририсовала помадой рога. Из записки, оставленной на кухне, он узнал, что с всякими козлами — ярким представителем популяции которых являлся Петро — она жить не желает и потому отправляется туда, куда ее послали. Вспомнив, куда послал свою гражданскую жену, Петро тут же стал испытывать муки ревности.

Во время короткого телефонного разговора Москалюк услышал, что Ленка кружку не забирала, а просто грохнула ее об пол. Аккуратно собрав черепки в пакетик, она сунула его в раскрытый томик биографии Шухевича, лежавший на тумбочке. После этого бесполезного, но крайне благоприятного для женской психики действия Ленка захлопнула книгу, и попрыгала на ней (чтоб закрылась плотно).

Далее Ленка попросила больше ей не звонить, потому что она уже нашла себе нового спутника жизни, который был русским нефтяником. Дескать, он находится здесь в долгосрочной командировке и очень ее любит. В конце разговора Ленка подробно рассказала, как именно новый спутник жизни ее любит, и что она из благодарности за это с ним вытворяет. В результате Петро обозвал ее москальской подстилкой, бросил телефонную трубку и от злости напился.

На следующий день заняться татуировкой опять не получилось.

Утром его разбудил звонок в дверь. Пришел заместитель фюрера националистической организации, членом которой он состоял. Организация называлась «Секторальный фактор» и по сути своей являлась откровенно нацистской бандой, устав которой никакого отношения к демократии не имел. Но Петро нравилось быть радикалом (обоснование своего отхода от американских принципов демократии Москалюк решил разработать позже, на досуге), и потому он ревностно относился к поручениям руководства.

Заместитель фюрера — некий Сява Дыроштан — рассказал, что организация решила направить Москалюка на учебу в один из лагерей, расположенных в Прибалтике. Дыроштан выдал Петро билет на самолет, необходимые документы и приличную сумму денег. Далее он поведал шепотом, что готовятся некие секретные действия и в скором времени кое-что должно случиться. Из-за границы налажено финансирование и потому Петро должен провести три месяца в тренировочном лагере. С ним едут еще несколько десятков парней из «Секторального фактора», а также группа ребят, являющихся членами близкой по духу организации с названием «Болотные укропы».

Петро страшно обрадовался этому предложению. Если б не Дыроштан, пришлось бы опять ехать в Германию на заработки, так как деньги закончились еще в злополучной Турции, где Москалюка заставили уплатить штраф за драку с портье, устроенную им в отеле.

А в Европе Петро не нужен был никому и он прекрасно об этом знал. Его образование (преподаватель игры на аккордеоне) позволяло в Германии работать в лучшем случае разнорабочим на стройке или ассенизатором. Ни ту, ни другую работу Петро не любил, но ассенизаторам платили немного больше, чем строителям.