Хмелев. Это вы загнули.
Речкунов. Тише. Говорит Полина Петровна.
Зарепкина. Мне не хотелось бы ставить вопрос слишком серьезно. Но в прежние времена при желании можно было бы это квалифицировать…
Хмелев. Прошли эти времена.
Речкунов. Не будем о временах. Ваше мнение, Полина Петровна?
Зарепкина. Мне кажется, неверно было бы ставить вопрос об исключении. РайОНО не утвердит. К тому же наша задача воспитывать… Но и проступок сам по себе… Оскорбление не кого-нибудь, а самого инспектора. Я думаю, нужно Копылову посоветовать устроиться на работу. Даже формально он всеобучу не подлежит.
Хмелев. Только формально. Он наш ученик.
Зарепкина. Да, устроиться на работу. Другая среда может повлиять на него благотворно. Труд ведь тоже великий воспитатель. Вот послушайте, что писал Ушинский в своей замечательной статье «Труд в его психологическом и воспитательном значении» (цитата из Ушинского — списать у Полины Петровны). Вот почему я думаю, что Копылову нужно работать. Только труд еще может его спасти. А исключать его, конечно, не надо.
Хмелев. Какой ярлык ни приклеивай — исключение есть исключение.
Речкунов. Антонина Петровна, слово вам как классному руководителю.
Найденова. Я тоже выросла без отца.
Речкунов. При чем здесь ваш отец?
Найденова. Я не знаю, при чем… Я знаю только, что Мите надо учиться.
Хмелев. И нам надо учиться по-человечески относиться к детям.
Речкунов. Ну, положим, он уже далеко не дитя.
Зарепкин. Давайте лучше проголосуем.
Результаты голосования: За исключение — Речкунов и Лариса Мячина. Воздержалась Зарепкина.
Решение: Большинством голосов ученику 8-го класса Копылову за хулиганский поступок по отношению к инспектору РОНО педсовет объявляет строгий выговор.
24
Во дворе школы Тоню догоняет Борис. Он шагает, засунув руки в карманы, подняв воротник. Обгоняя Тоню, бросает:
— Премного тебе благодарен.
— Что ты хочешь сказать?
Борис резко останавливается. Ветер треплет его волосы.
— Но я тебе этого не позволю. Переносить наши личные отношения на деловые.
— Я переношу?
— А как же это назвать? В пику мне заступаться за этого хулигана. «Я тоже выросла без отца». Причем тут твой отец, и кому это интересно? Что за лирика на педагогическом совете?
— Может быть, я и неудачно сказала. Я не умею выступать, но послушал бы ты себя со стороны. Мне было стыдно за тебя.
— Ну, знаешь…
Борис входит в дом. Тоня остается во дворе. Стоит и думает. Через минуту Борис возвращается.
— Ну, чего ты стоишь? Иди домой!
— Мне хочется побыть одной.
— Иди, тебе говорят.
— Оставь меня в покое.
— Черт возьми, наконец…
Он хватает Тоню и насильно затаскивает в квартиру. Они стоят один против другого и тяжело дышат.
— Ну, зачем я тебе? — спрашивает Тоня.
— Мне — ни за чем. Я хочу только, чтобы ты не смешила людей.
— Не много же!..
Тоня уходит к себе в комнату. Закрывает дверь.
25
Кособокая, с одной стороны подпертая бревном изба Копыловых стоит на краю села. Над ней нависли ветви огромной раскидистой сосны. Когда ветер качает их, на крышу, покрытую толем, падают темные, сухие шишки и скатываются во двор.
Сразу за избой ручей и мост через него. Ручей бежит из тайги, вода в нем чуть желтоватая, все время слышно ее журчанье.
Рядом со старой избой заложен новый дом. Готов оклад и первые три венца. Свежеобтесанные бревна пахнут сосновой смолой.
Небольшой двор огорожен заплотом. Большая конура крыта дранкой. Несколько поленниц мелко наколотых дров.
Буран из конуры смотрит уныло, чуть настороженно, но Тоня его не боится. Они с ним хорошие знакомые. Не раз она подходила к нему в школьном дворе, и он милостиво позволял погладить себя между ушей, давал лапу.
Тоня входит в избу. В комнате тусклый свет уходящего солнца. У порога чистый половик из цветных лоскутков. Не покрытый выскобленный стол. Скамья. Синий сундук, окованный железными полосами. Свежепобеленная русская печь и на ней желтой глиной намалеван орнамент: зигзаги и точки. На печи — Митя. Из-под одеяла торчит только его голова.
— Почему не в школе?
— Так.
Митя смотрит в потолок. По потолку ползет муха. Большая, зеленая. Ищет, вероятно, щель, где бы устроиться на зиму. Митя осторожно высвобождает руки из-под одеяла. В руках у него резиновая лента. Он натягивает ее, прицеливается. Щелк! Одна готова.
— И много ты их убил за день?
— Тридцать семь.
— Почему же все-таки не в школе? Уроки ты приготовил?
— Приготовил.
— Так в чем дело?
По потолку теперь торопливо бежит паук. Нет, Митя его не тронет — это его союзник. Тоня ждет ответа, ответа нет.
— Ты что, язык проглотил? Не хочешь разговаривать? Тогда я уйду.
Во дворе у калитки стоит Буран. Тоня идет ему навстречу, постепенно замедляя шаг. Буран опускает голову и угрожающе рычит. Тоня останавливается. Вид у пса непреклонный.
— Буран, — произносит Тоня. — Это я. Разве ты меня не узнал?
Тоне кажется, что голос ее звучит убедительно. Но Буран не хочет ничего признавать. Он рычит и скалит зубы. Зубы большие, ярко-белые, словно начищенные зубным порошком. Особенно не нравятся Тоне клыки. Они, пожалуй, даже не собачьи, а волчьи.
— Ну и дурак, — произносит Тоня и идет обратно.
— Митя, проводи меня.
Митя вздыхает и не двигается с места. Она берет из Митиной сумки учебник анатомии, пододвигается к окну и начинает читать.
Тоня добросовестно прочла все о мозге, затем читает об органах чувств, затем о железах внутренней секреции. Ходики на стене отбивают свое нудное тик-так.
Проходит час. Наконец, брякает калитка. Это Егор вернулся с работы. Тоня выходит во двор.
— Антонина Петровна, здоровенько!
— Здравствуй! — говорит Тоня и указывает на Бурана. — Домой меня не отпускает.
Егор смеется.
— Знает порядок.
— Митю просила проводить, а он залез на печь и молчит.
Лицо Егора становится серьезным.
— На то причина есть. Арестовал я его.
— Что значит — арестовал?
— А у него штаны отнял. Наказание такое. За шкелет.
— Слушай, так нельзя. Воспитывать надо словом.
Егор с сомнением качает головой.
— Слово что… В одно ухо вошло, в другое вылетело. А штаны — средство верное. Из дома никуда — сиди, думай.
— Нет, нет, — возражает Тоня. — Так нельзя… Он школу пропускает.
— Придет завтра, никуда не денется.
Егор провожает Тоню до калитки, потом за калитку до моста, затем до самого дома.
— Егор, мне в Клюквинку надо. У тебя лодка есть?
— Для тебя достану. Когда тебе надо?
— Хотя бы завтра.
— Завтра? Завтра никак. А вот в воскресенье отвезу. Очень даже просто. Как развидняется, приходи на берег. Только одевайся теплее.
26
Провела контрольную работу по геометрии. Опять двойки. Митя, Сеня Зяблов, Генка Зарепкин.
Сеня Зяблов по другим предметам учится хорошо. По литературе даже отлично. Читала его сочинение на свободную тему. Он пишет: «Флаг плещется красным ручьем». Хорошо ведь? А математика для него — чужой дом. Здесь он робеет и теряется.
Сегодня ребята работали самостоятельно, потом я стала объяснять новый материал, а Сеня Зяблов все еще решал, низко склонившись над партой. Я заглянула ему в тетрадь. Он даже не заметил, как я подошла. Вверху страницы начало алгебраического примера, а ниже стихи.
После уроков я попросила его не уходить.
— Стихи пишешь? Давно?
— С прошлого года.
— А сегодня о чем писал?
Лицо его покрылось румянцем.
— Про лошадь.
— Интересно. Прочти.
Он протянул мне тетрадь. Я прочла:
