— Это вы звонили мне, направляя подозрение на тех троих? — спросил Бежан. — Откуда у вас оказался мой рабочий телефон?

— Фамилию и звание знала Чеся Кобельская. А телефон записал Станиш в календаре после вашего визита.

— Вы обвиняетесь также в убийстве бывшего секретаря Станиша, Яна Видзского. Что вы можете об этом сказать?

— Видзский появился слишком неожиданно. Старался подружиться со всеми. Мне все это было на руку, пока он интересовался своим шефом и руководством Центра. Я сам подсовывал ему информацию. Но когда на его столе оказались документы, касающиеся командировок, он стал опасен. Этих двухсот с лишним километров скрыть не удалось. Двери в секретариат были приоткрыты, и я услышал, как Станиш распорядился, чтобы Видзский привез ему документы. Адрес лежал на столе. Это был удобный случай. И надо было воспользоваться им так, чтобы подозрения пали на Станиша.

У меня и Станиша пистолеты одного калибра. Только у него есть разрешение на владение оружием. Я взял свой пистолет и пошел на Новогродскую, осмотрел дом и подъезд. Оказалось, что расположение лифта, подвала, лестничной клетки было таким же, как у меня.

Я спустился в подвал. Сначала хотел дождаться, пока Видзский войдет в лифт, спустить кабину в подвал и там застрелить его. Но когда я заглянул через стеклянную дверь в шахту лифта, то увидел там гору мусора. Тогда у меня зародилась мысль имитировать «несчастный случай». Я решил остановить лифт между этажами и поджечь весь скопившийся хлам.

Выключатель был рядом с лифтом, в нише. Все произошло так, как я и планировал. В нужный момент я отключил ток, а остальное было уже легко...

Станиш часто бывает в этом доме. Если бы смерть Видзского показалась кому-то подозрительной, все улики были бы против Станиша...

— Почему вы были так уверены в том, что после ареста Станиша займете его место?

— У меня прекрасная репутация, ко мне хорошо относится руководство, оно верило мне и ценило. Я знал слабости своих начальников и умел ими пользоваться. А если бы вдобавок я раскрыл шпионскую деятельность своего предшественника, то стал бы героем.

— Продолжайте допрос, — приказал Бежан одному из офицеров. — Я еду к Покоре.

Когда Бежан вошел в кабинет Валя, там уже был Покора, а на столе громоздились груды упаковок с заграничными лекарствами, пачки долларов, ампулы с наркотиками.

Валь, увидев Бежана, побледнел.

— Вот мы и снова встретились, доктор, правда, ситуация несколько изменилась. На этот раз — вы наш пациент.

— Я? — изумился Валь. — И в чем же вы меня обвиняете?

— Лекарства, наркотики, доллары, — начал Покора.

— Я врач-психиатр. В моей работе необходимы различные лекарства, в том числе и наркотики. Иметь доллары не запрещено. Так в чем же дело?

— Мы арестовали несколько человек по обвинению в шпионаже, диверсиях, убийствах. Вы связаны с ними, значит, эти обвинения касаются и вас... — В голосе Бежана не было вопросительной интонации, он просто констатировал факты.

— А где доказательства? Это очень серьезные обвинения, — ответил Валь.

— У нас есть доказательства, что вы поддерживаете связь с «Адамом», — сказал Покора.

— Что странного в том, что я сообщаю пациентам, что их рецепты уже готовы?

— Странно то, что «Адама», которому вы звонили, зовут не Адам, а Норберт Кон.

— Я не знал об этом. Кто-то из пациентов назвал это имя и оставил этот телефон.

— Фамилия пациента?

— Не помню! У меня лечится столько людей!

— Вы не знали, чей это телефон? Вот здесь у вас лежит, — Бежан выдвинул ящик стола и вынул кусочек картона, — визитная карточка Кона. Вы не раз встречались с ним. Мы можем доказать это! И еще... Гардеробщик Пенчек звонил вам и говорил, что пришел Мики. А вы оставляли у него сумку с рисунком мышонка. Вот такую, — Бежан достал из портфеля одну из найденных у Зыбельта сумок. — Это вам ни о чем не говорит?

— Боже мой, простая любезность... И больше ничего.

— Любезность? Кон признался, что работает на разведку Гелена. Впрочем, именно поэтому мы его и арестовали. Вы были его связным. Передавали информацию, полученную от другого агента. Для этой цели вы использовали Пенчека. Он тоже арестован. Мы можем устроить вам очную ставку. Когда Кон завербовал вас?

Валь потерял самообладание.

— Но я... Никогда... Я столько больниц организовал... У меня заслуги...

— Перед разведкой Гелена — наверняка, — прервал его Бежан. — Итак, откуда Пенчек знал эту сумку?

— Но это и в самом деле всего лишь любезность... Я не знал, что это для разведки... Мы с Коном старые друзья. Как-то он попросил меня помочь связаться с одним приезжим, которому Кон не хотел давать своего телефона. Я согласился, хотя мне не очень понравилось, что мне будет названивать какой-то чужой человек... Тогда Кон, заметив мое неудовольствие, сказал, что будет лучше, если этот приезжий оставит известие у доверенного человека, а тот, в свою очередь, передаст его мне, а я Кону. Я договорился с Пенчеком. Когда сказал об этом Кону, он дал мне рекламную туристскую сумку своей фирмы, чтобы гардеробщик знал, как она выглядит и что означает появление такой же сумки. Я оставил эту сумку у Пенчека. И всякий раз, как он видел подобную, звонил мне и говорил: «Мики пришел». А я передавал это «Адаму» — Кону. Вот и все.

— Если вы говорите правду, то какую же цель вы преследовали, покушаясь на меня? Чем я вам помешал?

Валь опустил голову и долго молчал.

— Пан майор, — голос его дрожал, — это совершенно другая история. Я ждал партию... — голос его сорвался, и он с трудом выговорил, — наркотиков. И уже не мог отменить их доставку. Это должно было произойти двадцать четвертого октября, на следующий день после вашего визита. Пани Кобельская обратилась к вам — пан майор. А потом я внимательно осмотрел вас. И понял, что вся ваша болезнь — симуляция. Все стало ясно — мною заинтересовалась милиция. Иного выхода не было, и я решил обезвредить вас хоть на пару дней.

— Продолжайте, — приказал Бежан Покоре. — Я еду к полковнику.

В кабинете у Зентары уже сидел Врона, присутствовавший на допросе Кона.

— Это старый агент, — рассказывал он, — и очень опытный, несмотря на молодость. Когда Кон понял, что игра проиграна, то сразу заговорил. Объяснил, что систему связи — двенадцать «почтовых ящиков», каждый из которых действует одну неделю, а также способ передавать номера телефонов и обозначать место получения инструкций — изобрел он и передал в Мюнхен, а там, одобрив, переслали Зыбельту.

Зыбельт Кона не знал, держал с ним связь только через «почтовые ящики». У Кона был телефон Зыбельта. Сначала он намеревался втянуть в шпионскую сеть и Валя, но Центр приказал ему лишь пользоваться его услугами, не посвящая в тайну. Решение это было вызвано тем, что Валь запутался в своих темных махинациях и мог легко привлечь к себе внимание милиции. А если бы его прижали, он, конечно, выдал бы всех. Кон заявил мне, что готов предоставить нам подробную информацию о деятельности мюнхенского Центра, если мы в присутствии адвоката гарантируем ему неприкосновенность.

— Каковы были обязательства Валя по отношению к Кону?

Врона усмехнулся:

— Самые разные. Валь с помощью Кона провез контрабандой несколько произведений искусства в Вену и выгодно продал там в антикварном магазине своего отца. А как-то, в свою очередь, Кон за крупную сумму в долларах продал ему патент на лекарство. Патент, украденный у хорошего знакомого. Кроме этого, они зарабатывали еще и на валютных спекуляциях.

— А теперь ты, Юрек, докладывай, — обратился Зентара к другу.

Бежан рассказал все, что удалось установить.

— Что за человек этот Зыбельт? — спросил Зентара, когда Бежан закончил свой рассказ.

— Житель Польши, но не ее гражданин! Племянник Драбовича и его идейный воспитанник. Бегство дядюшки он не считает предательством, поскольку, как он сказал, Драбович лишь временно проживал здесь. А теперь вернулся назад, к своим. Племянничек тоже считает пребывание в Польше своеобразной служебной командировкой, из которой, выполнив все задания, он вернулся бы домой.