— Патрик, если позволите, я задам вам еще один бестакт­ный вопрос, относительно мисс Олбени. Вечером, а вернее, ночью, уже около часа, она была у сэра Роджера. Я шел по коридору и видел, как она выходила оттуда. Она была так оде­та... словом, у меня возникло впечатление, что... — Бэрридж замялся.

— Что она хотела остаться у него на ночь? — прямо сказал Патрик. — Это вполне вероятно, она же просила меня поме­няться номерами.

— Скажите, такой шаг был для нее необычным или в порядке вещей?

— Если говорить откровенно, моральные принципы у Луизы полностью отсутствовали, однако она была слишком умна, чтобы действовать с Роджером так прямолинейно. Нет, она не должна бы идти к нему. Странно, что пошла...

— А если бы это был ее последний шанс?

— Тогда да. Луиза использовала бы все возможности, не упустив ни одной, даже самой ничтожной.

— В тот вечер Роджер впервые сказал вам, что соби­рается жениться?

— Да.

— Мог он сказать об этом мисс Олбени раньше, чем вам?

— Исключено! О таких вещах сначала говорят близким людям, а Луизу Роджер вообще не относил к их числу, он ее недолюбливал, хотя старался не проявлять свою неприязнь от­крыто. Вы думаете, она все же знала, раз пришла к нему? — сообразил Патрик. — Но откуда?

— Дайте мне еще немного времени, чтобы обдумать кое- какие детали, и я вам все расскажу. Да, забыл вам сказать: Кроуфорд и Ли находятся в вашем доме. Я ранил Кроуфорда и потом убедил поехать сюда, поскольку нежелательно, что­бы он с огнестрельной раной обращался к другому врачу. Надеюсь, вы не считаете, что я позволил себе лишнее?

— Мистер Бэрридж, я заранее согласен со всем, что вы на­ходите нужным предпринять, — серьезно ответил Патрик, а за­тем добавил: — Хотя, но правде говоря, они не те люди, кото­рых мне хотелось бы видеть в своем доме. — После паузы он искоса посмотрел на Бэрриджа и спросил: — Почему вы не поинтересовались, для чего я просил у Роджера деньги?

— Наверно, такой вопрос был бы вам неприятен.

— Лучше уж я скажу правду, а то вы невесть что будете думать. Деньги понадобились мне для Джеммы. Вы видели ее фотографию, помните? — Бэрридж кивнул. — Она никогда не брала у меня денег, так как знала, что своих у меня нет, а деньги Роджера она не взяла бы ни за что на свете. Мы со­бирались пожениться, как только я закончу Оксфорд, но одна

жды я рассказал ей историю своего отца, и Джемма вообразила, что из-за нее это повторится со мной. Она решила, что Роджер будет против нашего брака и оставит меня без средств к существованию, если я поступлю по-своему. Разумеется, Роджер никогда бы этого не сделал, но мне никак не удава­лось рассеять ее нелепое заблуждение. Она со мной не спорила, просто уклонялась от разговоров на эту тему, оставаясь при своем мнении, и упорно отказывалась познакомиться с Роджером. По-моему, она боялась, что Роджер будет держаться с ней свысока и я тогда окажусь перед необходимостью вы­бора между ней и человеком, от которого зависит мое благополучие. Если бы она жила в Лондоне, я все-таки как-нибудь познакомил бы их, но мы виделись урывками, когда она при­езжала сюда или я — в Эдинбург. При таком положении вещей Джемма категорически отказывалась от моей помощи, хотя деньги были ей очень нужны: она жила с матерью и та была тяжело больна. Тайком от Джеммы я договорился с ее близ­кой подругой Анной Эверард, чтобы она дала мне знать, если дела станут совсем уж плохи. Положение осложнялось тем, что Роджер оплачивал все мои счета, а наличных денег у меня было не так уж много. То есть достаточно для меня, но не до­статочно, чтобы оплатить счет из больницы, куда положили миссис Кембелл. Договориться, чтобы счет выписали на мое имя, я не мог: Роджер подумал бы, что я болен, и обязательно стал бы выяснять, что случилось. Конечно, следовало сказать ему правду, но мне тогда было неловко просить деньги для девушки, которую он даже не видел. В результате я дважды просил у Роджера деньги, не объясняя зачем, хотя во второй раз сделал это напрасно. Едва он дал мне чек, как Анна позво­нила снова и сообщила, что операцию отменили. А в первый раз я сказал Джемме, что деньги мои, что я их выиграл. По­том Джемма отвезла мать на консультацию к доктору Кромбергу, который считается признанным авторитетом в своей области, и он сказал, что без операции она умрет. Об этом сообщила Анна, она разыскала меня и позвонила в отель. Я пожалел, что вернул тогда Роджеру чек, но делать было нечего, пришлось снова обратиться к нему. Что из этого вышло, вы уже знаете. На следующий день, по дороге к пещерам, я сознался Роджеру, для чего просил денег. Он знал о Джемме, то есть знал, что это моя девушка, и видел ее фото­графию. Говорил, что она выглядит симпатичной. Когда я объяснил, почему Джемма отказывается приходить к нам до­мой и как обстоит дело с ее матерью, Роджер сказал, что мы

оба ведем себя как неразумные дети. Сказал, что он, разуме­ется, оплатит лечение миссис Кембелл, а я должен привести к нам Джемму, и он постарается доказать, что не является та­ким извергом, как она считает. Потом... когда он уже умер, я договорился с Анной, что буду посылать ей деньги для Джеммы. Отец Анны адвокат и раньше, когда был жив ми­стер Кембелл, вел его дела. Анна уговорила отца представить дело так, будто это доходы от капитала, который мистер Кембелл в свое время вложил в прогоревшую фирму, якобы восстановившую теперь свое положение. Джемма ничего не смыслила в делах, и обмануть ее было очень просто — она по­верила. Это было все, что я мог для нее сделать. Сам я прекра­тил с ней всякую связь, так как был не в состоянии объяс­нить, почему женился на Камилле, — для этого пришлось бы сказать, что я считаю себя убийцей.

Патрик взял стакан с темно-красной жидкостью и залпом выпил. Бэрриджу показалось, что это вино.

— Напрасно вы так пьете, — сказал он. — Мистер Рэморни был бы недоволен.

— Почему? — с удивлением спросил Патрик, потом дога­дался. — Это сок. Вишневый. — Он грустно улыбнулся. — Раньше я любил апельсиновый, но после смерти Луизы не могу на него смотреть.

Он поставил стакан на столик. Сенбернар широко зевнул и облизнулся.

— Ник намекает, что мой визит затянулся. Вы устали, Патрик. Отдохните, а мне надо кое-что обдумать.

И Джеральд Бэрридж принялся раскладывать отдельные кубики этой головоломки по своим местам, чтобы получить законченную картину.

Глава XIII

Вместе с Бэрриджем в гостиную вошли Кроуфорд и Ли.

Предупрежденный Бэрриджем, Патрик в достаточной мере овладел своими чувствами, чтобы встретить их без открытого проявления враждебности.

Ли выглядел смущенным и растерянным, а на бледном лице Кроуфорда горели красные пятна; было очевидно, что он остро сознает всю неприглядность своего положения и это для него крайне мучительно.

Все трое выжидательно смотрели на Бэрриджа, который пододвинул массивное мягкое кресло к камину, на то же место, где сидел тогда, а рядом поставил пустое.

— Я буду рассказывать в той же последовательности, как рассуждал сам, — сказал он, — чтобы вы смогли оценить убе­дительность моих доводов. Из трех убийств одно было совер­шено на моих глазах, и я начну с него. В тот вечер я сидел на этом же месте, а мисс Олбени — там. — Бэрридж указал на пу­стое кресло. — Я хорошо помню, что она сама брала бокалы. Все присутствующие находились от нее на таком расстоянии, что возможность незаметно подсыпать в бокал яд была пол­ностью исключена. Ситуация с Гловером такая же. Однако Луиза Олбени умерла, а Гловер попал в больницу, и исходя из этого инспектор Мортон сделал вывод, что кто-то все же умудрился отравить их. Я привык доверять тому, что вижу, поэтому я пришел к противоположному заключению: никто из присутствующих не подсыпал им яда, это могли сделать лишь они сами.

Кроуфорд скептически усмехнулся, а лицо Ли выразило откровенное разочарование.

— Однако я не считаю мисс Олбени самоубийцей, — невоз­мутимо продолжил Бэрридж.

— Из  этого следует, что раз сама

она не всыпала яд в свой бокал, значит, яда там не было вовсе.