— Прекрасно, — отвечал учитель. — Но не пойти ли мне с вами домой, и мы можем переговорить после того, как ваша рана будет перевязана?
— И она была хорошенькая? — продолжал Мак-Кинстри, не двигаясь с места.
— Очень.
— И вы нашли хорошеньким ее платье из нового магазина?
— Да, ответил учитель. Быть может, немножко слишком нарядным для школы, прибавил он вразумительно, и…
— Но только не для нее, но только не для нее, — перебил Мак-Кинстри. Я думаю, что таких платьев можно еще достать там, откуда она приехала! Вам нечего беспокоиться, пока Гирам Мак-Кинстри жив, у Кресси не будет недостатка в платьях.
М-р Форд безнадежно глядел на безобразную мызу, видневшуюся вдали, и на тропинку под его ногами; затем перевел глаза на руку, все еще покоившуюся у него на плече.
— В другое время я подробнее поговорю с вами о вашей дочери, м-р Мак-Кинстри.
— Говорите теперь, — сказал Мак-Кинстри, продевая раненую руку в руку учителя. — Я люблю вас слушать. Вы из тех, что успокоиваете, и мне это приятно.
Тем не менее учитель чувствовал, что его собственная рука не так тверда, как рука его спутника. Было однако бесполезно отступать теперь, и с тем тактом, какой он только сумел проявить, он облегчил свою душу от тяготившего его вопроса. Он распространился о предварительном поведении Кресси в школе, об опасности нового усложнения такого же рода, о необходимости держать ее на положении ученицы и о желательности ее перевода с этою целью в высшее учебное заведение, где была бы зрелая наставница одного с нею пола.
— Вот, что я желал сказать сегодня м-с Мак-Кинстри, но она отослала меня к вам.
— Так, так, — сказал Мак-Кинстри, одобрительно кивая головой. — Она добрейшая женщина в околодке, и во всех делах такого рода, — он слегка помахал раненой рукой в воздухе, — лучше ее не найти. Она дочь Блера Роулинса и вместе с братом Клеем одна лишь уцелела после двадцатилетней борьбы с Мак-Инти в западном Кентукки. Но она не понимает девушек, как мы с вами. Хотя и я не совсем понимаю, потому что недостаточно спокоен. Старуха сказала вам правду, говоря, что она была не при чем с помолвкой Кресси. Это верно! Да, по правде сказать, и мы тут не при чем с Сетом Девисом и Кресси.
Он помолчал и, подняв на секунду тяжелые веки и задумчиво глянув на учителя, прибавил:
— Коли хотите знать правду, то, говоря между нами, знаете, единственное лицо, ответственное за эту помолвку и за то, что она разошлась — это вы!
— Я! — проговорил учитель в неописанном удивлении.
— Вы! — повторил Мак-Кинстри спокойно, кладя обратно руку, которую было учитель пытался высвободить из своей. — Я не говорю, что вы это сознавали или хотели этого. Но это так вышло. Если вы хотите выслушать меня, то я вам объясню, как это вышло. Мне ничего проводить вас немного, потому что, если мы пойдем на мызу, то собаки увидят меня, поднимут лай, вызовут старуху, и прощай наша задушевная беседа. И я теперь стал немного спокойнее.
Он медленно двигался по тропинке, продолжая конфиденциально опираться на руку Форда, хотя, благодаря своим обширным размерам, и покровительственному виду, казалось, как будто он поддерживает его раненой рукой.
— Когда вы только что приехали в Инджиан-Спринг, — начал он, — Сет и Кресси ходили в школу, как всякие другие мальчик с девочкой, и ничего больше. Они знали друг друга с детства — Девисы были нам соседями в Кентукки и вместе с нами переселились в Сен-Джо. Сет, может быть, со временем и привязался бы к Кресси, как и Кресси к нему и между нашими семьями ничего такого не происходило, что бы помешало им жениться, когда б они того захотели. Но никаких слов об этом не говорено и никакой помолвки не было.
— Как же так, — перебил поспешно Форд, — мой предшественник, м-р Мартин, ясно высказал мне, что помолвка была и с вашего позволения.
— Это только потому, что вы обратили на это внимание в первый же день, как пришли в школу с Мартином. «Папа, — сказала мне Кресси, — новый учитель очень строг, и он заметил нас с Сетом, а потому вам лучше сказать, что мы помолвлены». — «Но разве вы помолвлены?» — спросил я. «Да ведь придет к тому, — сказала Кресси, — а если этот учитель приехал сюда с северными идеями об обществе, то лучше дать ему понять, что Инджиан-Спринг не совсем медвежий угол на счет всяких там приличий». Так я и согласился, и Мартин сказал вам, что все в порядке: Кресси и Сет — жених с невестой, и вам нечего о них беспокоиться. А вы целую историю подняли из-за этого и объявили, что школа не подобающее совсем место для обрученных.
Учитель не без смущения взглянул в лицо отцу Кресси. Оно было неподвижно и невозмутимо.
— Я не скажу вам, что теперь все это улажено. Беда моя, м-р Форд, в том, что я не спокоен, а вы спокойны, и вот чем вы меня берете. Потому что когда я услышал, что вы сказали, то сел на мустанга и поскакал в школу с тем, чтобы дать вам пять минут времени на то, чтобы очистить Инджиан-Спринг от своего присутствия. Не знаю, помните ли вы этот день. Я рассчитал так свое время, чтобы перехватить вас по дороге из школы, но приехал слишком рано. Я слез с лошади, привязал ее к кустам, подкрался к окну и заглянул в школу. В ней было очень тихо и спокойно. Белки играли на крыше, птицы щебетали и пчелы жужжали кругом, и никто не обращал на меня внимания. Вы ходили между маленькими девочками и мальчиками, поднимали за подбородок их головки и говорили с ними так мягко и спокойно, точно вы сами ребенок и их товарищ. И все они казались довольными и спокойными. И вот — не знаю, помните ли вы это — вы подошли к окну, заложив руки за спину, и глядели так спокойно и мирно и так задумчиво, точно вы были за сто миль и от школы, и от самого себя. И вот я подумал, что дал бы не знаю что, чтобы старуха увидела вас таким. И подумал я, м-р Форд, что тут мне не место; да подумал также — немножко это грубо с моей стороны — что пожалуй не место тут и моей Кресси! И вот я отъехал, не потревожив ни вас, ни птиц, ни белок. Когда я заговорил об этом вечером с Кресси, она сказала, что так всегда бывает, и что вы всегда обращались с ней, как и со всеми другими. Поэтому она согласилась поехать в Сакраменто и закупить там кое-какие вещи с тем, чтобы через месяц обвенчаться с Сетом. Постойте, м-р Форд, дайте мне договорить, — продолжал он, так как молодой человек сделал движение, как будто собирался что-то заметить.
— Ну вот я согласился; но когда она пожила в Сакраменто и накупила себе нарядов, она написала мне, что обдумала все дело, и что, по ее мнению, они с Сетом слишком молоды, чтобы жениться, и что помолвка должна расстроиться. И я расстроил.
— Но каким образом? — спросил удивленный учитель.
— Вообще говоря, с помощью ружья, — отвечал Мак-Кинстри с медлительною важностью, показывая на ружье, которое нес на плече, потому что я не спокоен. — Я заявил отцу Сета, что если я когда-нибудь опять застану Сета с Кресси вдвоем, то убью его. Это произвело некоторую холодность между семьями и придало храбрости подлецам Гаррисонам. Но даже закон, полагаю, признает права отца. Кресси же говорит теперь, когда с Сетом все покончено, что она не видит причины, почему ей не ходить в школу и не окончить свое образование. И я нашел, что она права. И мы оба решили, что так как она оставила школу, чтобы купить эти платья, то справедливо будет, если школа этим воспользуется — пусть в этих платьях туда и ходит.
Дело оказывалось безнадежнее, чем прежде. Учитель знал, что человек, шедший с ним рядом, не будет вторично так покладлив. Но, быть может, именно сознание опасности заставило его еще серьезнее взглянуть на свои обязанности, а гордость возмущалась возможностью угрозы, скрытой под этими признаниями Мак-Кинстри. По крайней мере учитель нашел нужным сказать:
— Но вполне ли вы уверены, что не пожалеете о том, что не воспользовались расстроенным сватовством с тем, чтобы послать вашу дочь в какой-нибудь пансион для взрослых девиц в Сакраменто или в Сан-Франциско? Вы не думаете, что она может соскучиться в обществе маленьких детей, тем более, что она уже знакома с волнениями девушки, у которой уже был… — он хотел сказать «возлюбленный», но сдержался и прибавил: — которая уже узнала прелесть девической свободы.