Сейчас бетонная труба напомнила ему последние, ничем не омраченные дни счастья. Пятнадцать лет назад полз он так же, с ободранными коленками и локтями, весело перекликаясь с товарищами своих детских игр.
Впереди виден кружок света. В том месте вентиляционный канал, оставив позади множество уступов и ответвлений, напрямую смыкается с тоннелем, образуя в его стене, под самым сводом потолка, круглый, забранный решеткой люк. Таких вентиляционных отверстий на всем протяжении тоннеля насчитывается несколько сот.
Хорн осторожно высовывает голову.
Влево тянется безлюдный тоннель — две темные полоски асфальта, разделенные посередине белой чертой. Неоновые лампы под потолком излучают резкий, нестерпимо яркий свет.
Лейтенант поворачивает голову вправо. Он видит около десятка беспорядочно сбившихся машин, при этом одна из них — «фиат» — налетела на впереди идущий «мерседес». Дорожная полоса по направлению к Штайгу относительно свободна. Хорну виден и камион фирмы «Бергер транспорт». Он одиноко застыл неподалеку от входа в убежище, на отшибе от всех прочих машин.
Хорн не решается чересчур далеко высовываться из люка, но ему необходимо увидеть все до мельчайших подробностей. Ну, скажем, выставили ли террористы часовых, и если выставили, то где именно?.. Приглядевшись внимательно, Хорн вскоре замечает у тесного прохода в убежище человека, с головы до ног одетого в черное, с автоматом в руках; рядом с часовым стоит электрокар. До террориста примерно метров сто.
Хорн скрывается в люке и включает свой радиопередатчик. С этого момента миниатюрный прибор будет постоянно находиться в действии. Лейтенант вставляет в ухо слуховую трубку — крохотное устройство, напоминающее обычную противошумовую затычку. Малюсенький микрофон пристегнут к воротнику спортивной рубашки Хорна, так что не надо будет специально подносить его ко рту.
— Говорит Хорн. Как слышите?
— Диспетчерская слушает, — тотчас отзывается капитан Вольф.
— Какие новости за время моего отсутствия?
— Сержант доставил ребенка. Маленький Якоб, несмотря на пережитое потрясение, держался молодцом, и только минут через десять у него началась истерика. Он без конца повторял, что отец его остался в тоннеле, а мужчины в масках очень грубы. Сейчас мальчик находится под опекой врачей.
— Что он сумел увидеть?
— Как мы и предполагали, заложников согнали в убежище, мужчинам связали за спиной руки. Террористы обосновались вокруг единственного входа в убежище, между собой они говорят то по-немецки, то на каком-то незнакомом «гортанном» языке…
— Видимо, по-арабски.
— Мы тоже так считаем. По описанию мальчика, ведут себя эти мерзавцы беспокойно. Часто без всякой причины орут на беззащитных пленников, без толку расхаживают туда-сюда…
— И это все, что ему удалось подметить?
— Много ли возьмешь с перепуганного ребенка!.. А какова ситуация у вас, Хорн?
— Электротехники разместили радиоусилители по всему тоннелю, благодаря этому вы сейчас и слышите меня, Вольф. Я нахожусь в ста метрах от их логова, намереваюсь сейчас отправиться… А как с телепередачей?
— С минуты на минуту приступаем.
— Тогда все в порядке. Выключите освещение, когда я скомандую. Начинаю обратный отсчет… Двадцать, девятнадцать, восемнадцать…
Боец из отряда Хорна упирается ногами в бетонную стену. Действия его уверенны, они заранее обсудили с лейтенантом все детали. Он крепко сжимает веревку, для пущей надежности переброшенную через плечо.
— Четырнадцать, тринадцать…
Конечно, Хорн мог бы спуститься и без всякой веревки; спрыгнуть с высоты два-три метра для коммандос — сущие пустяки, но такой прыжок неизбежно сопровождается шумом. В тоннеле же сейчас царит тишина, и шум наверняка был бы услышан часовым. Хорн надеется на свои резиновые подметки, которые приглушат звук прыжка, и на товарища, который удержит его на весу.
— Семь, шесть, пять…
Сидя у края отверстия ногами вперед, Хорн изготовился к прыжку. Снаружи в тоннеле ослепительным немигающим светом горят лампы.
— Два, один… Давай!
В тоннеле внезапно гаснет свет, и наступившая темнота кажется непроглядной, хоть глаз коли.
Однако Хорна это не застает врасплох, ведь он только и дожидался благоприятного момента. Оттолкнувшись, лейтенант выскакивает из люка. Веревка чуть слышно шелестит под руками. Напарник надежно страхует его. Лейтенант чувствует резкий рывок: по предварительным подсчетам, ноги его сейчас должны находиться сантиметрах в шестидесяти от асфальта. Выпустив из рук веревку, Хорн тихонько соскакивает на землю. Глаза его вооружены инфракрасными очками.
Изо всех сил мчится Хорн, по диагонали пересекая свободную часть дороги…
Белоснежная вершина горы Сен-Георг по-прежнему залита ослепительно щедрым солнечным сиянием, а здесь, под скалой, в кромешной, адской тьме бежит мужчина. И все же он отчетливо видит стены тоннеля, сгрудившиеся, неподвижные автомобили: специальные очки, действующие по принципу инфракрасного излучения, делают это возможным. Бесшумно скользит Хорн вдоль стены тоннеля. Прошло секунд восемь, как он соскочил и бросился бежать, и тренированные легкие молодого лейтенанта дышат по-прежнему бесшумно и равномерно, когда Хорн, беззвучно распластавшись на асфальте, прячется за машинами.
Отсюда отчетливо слышны возбужденные голоса террористов.
15
Вигау, 15 часов 01 минута
Истошно надрывается кремовый телефонный аппарат. И в этот момент в одном из динамиков раздается краткая команда:
— Включайте! — Это голос Хорна.
Вольф делает утвердительный кивок. Плюме приводит в действие сенсорные включатели. Один из техников тотчас же отсоединяет прибор, передающий голос лейтенанта сюда, в диспетчерскую, и надевает наушники, чтобы не терять связи с лейтенантом. Эта мера предосторожности отнюдь не лишена смысла: нельзя допустить, чтобы террористы ненароком услышали по телефону усиленные динамиком сообщения Хорна из тоннеля… Капитан Вольф снимает трубку.
— Что это еще за фокусы?.. — заходится от ярости главарь террористов. — Зачем вам понадобилось отключать освещение?
— Ничего страшного, — заверяет его капитан. — На миг прекратилась подача питания, только и всего. Не исключено, что и тут не обошлось без вашего участия, — переходит Вольф в контрнаступление. — Похоже, что утром, когда вы палили в телекамеры, был задет центральный кабель… Во всяком случае электротехники отмечают, что с кабелем неблагополучно.
— Не советую пускаться на уловки, это к добру не приведет. Что там с телепередачей?
— Мы постоянно держим связь с центральной студией. Сейчас подходит к концу последний короткометражный фильм, и прерывать передачу студии не хотелось. Минут через пять наступит ваша очередь, так что будьте готовы. Ваш прибор хорошо принимает центральную программу?
— Да. Значит, через несколько минут начнется? Мы будем готовы.
В трубке раздается щелчок. Капитан Вольф с облегчением кладет трубку. Обернувшись, он видит, что господа Манакор, Тисс и Брокка направляются к выходу, и поспешно присоединяется к ним, однако успевает на ходу бросить Плюме:
— Сообщите лейтенанту Хорну, что передача вот-вот начнется. Для него эти сведения очень важны: пока будет идти передача, он может смелее двигаться…
Помещение, переоборудованное под телестудию, изменилось до неузнаваемости. Сержант Клод со своими ребятами и телевизионщики поработали на славу. С окна сняли огромную коричневую штору и с помощью нескольких досок задрапировали одну из стен, на фоне которой должна будет вестись передача. В тон коричневой драпировке был подобран бежевый пластмассовый столик, только сейчас на нем вместо обычной пишущей машинки красовался букет живых цветов. За этот столик оператор усадил Петру Набер. Заученными движениями поправив на лице легкий слой грима, девушка просматривает текст, написанный господином Манакором.
В углу стоит телевизор; два из множества протянутых по полу цветных проводов подсоединены к этому прибору. Оператор, видимо, решает заранее опробовать камеру; изображение на экране с лица Петры «перескакивает» в другой угол помещения, где за длинным столом, лишенным каких бы то ни было украшений, сидят «журналисты». Перед ними микрофоны, стопки чистой бумаги, две бутылки кока-колы и стаканы. Памятуя наставления Хорна, «корреспонденты» стараются держаться раскованно и спокойно, однако от внимательного глаза не укрылось бы множество мелких признаков их внутреннего волнения.