– А вот и наши милые малыши! – воскликнула Лора, слегка склонившись. – Не бойтесь, этот мужчина – ваш дядя. Дядюшка Онезим. Ты меня узнаешь, Адель?
Адель, одетая в очаровательное желтое платье, посмотрела своими голубыми глазами на эту женщину с певучим голосом. В ее памяти ожили далекие и смутные воспоминания.
– Да, мадам, мне кажется, что узнаю…
– Как я рада! А ты, Томас, каким красивым мальчиком ты стал! Блондин с карими глазами – это оригинально. Ты знаешь, что я видела тебя еще младенцем?
Мальчик опустил голову и начал всхлипывать, а затем стал звать свою маму тоненьким голоском. Онезим отпустил сестру и заявил, что отвезет багаж прямиком в Маленький рай.
– Путешествие на поезде утомило детей, – пояснила Шарлотта, лаская своего сына. – А на пароходе мы плыли, как нам показалось, вообще бесконечно долго. Нам довелось пережить шторм. Мне даже стало казаться, что мы вообще никогда больше не увидим берег.
Эрмин, слушая Шарлотту и разглядывая ее, слегка взволновалась из-за того, что «ее Лолотта» очень худа, лицо у нее осунувшееся и бледное, а скулы сильно выпирают.
– Ну, теперь ты отдохнешь, – заявила Эрмин. – Мирей приготовила пироги. Ты отведаешь их дома у мамы.
– Ой, да это же твой Констан – вон там, рядом с Мадлен. Он так вырос с тех пор, как я видела его в последний раз! Ух ты, вы похожи с ним как две капли воды! А это – Катери, да? Она еще красивее, чем на фотографиях. О-о, Лоранс! Какая красивая девушка!.. Мирей, моя дорогая Мирей, дай-ка я тебя поцелую!
Мирей беззвучно заплакала. Когда Шарлотта стала ее целовать, она прикрыла глаза и зашмыгала носом.
– Я все время тосковала по твоим глазированным оладьям и пирогам с изюмом и патокой, моя дорогая Мирей, – сказала Шарлотта. – А откуда взялась эта собачка?
Лоранс, державшая Фокси на поводке, поспешно ответила:
– Эта собака принадлежит Луи.
– А где он, Луи? И где Мари-Нутта, Киона, Мукки? – удивленно спросила Шарлотта.
Ей все объяснили. Узнав о бегстве Кионы, она удрученно воскликнула:
– Боже мой, какая история! Поступок Кионы меня очень удивляет. Она заставила вас сильно переживать!
– Мы надеемся, что нам удастся разыскать ее уже в ближайшее время, – вздохнула Эрмин. – Подождите-ка, я еще не обнялась с Людвигом…
Она подошла с любезной улыбкой к этому красивому немцу. В свои тридцать три года он сохранял внешность вечного юноши. Его очень светлые волосы были коротко подстрижены, а темные зрачки голубых глаз были такими маленькими, что иногда создавалось впечатление, будто их вообще нет. У этого высокого худощавого мужчины сохранялось такое же ангельское лицо, какое пленило сердце Шарлотты восемь лет тому назад. Находясь в лагере для военнопленных, расположенном на севере провинции Квебек, он сбежал оттуда и забрел во время сильного снегопада в Валь-Жальбер. Там он спрятался в каком-то подвале и умер бы от голода и холода, если бы его не спасла Киона. Затем ей «на смену» пришла его будущая жена, которая даже отдала ему свое девичье тело и одарила его своей беззаветной любовью.
– Я очень рад снова видеть вас, Эрмин, – сказал Людвиг, старательно выговаривая французские слова. – Я никогда не забуду те годы, которые провел там, на берегу Перибонки. Празднование Рождества…
– Спасибо, Людвиг, это очень любезно.
Их перебила Лора, щеки которой казались розоватыми в желтой тени ее зонтика от солнца:
– Давайте поскорее пойдем в дом. Малыши смогут освежиться, а мы перекусим в саду, в беседке.
Дорога была недлинной, однако все шли очень медленно, продолжая разговаривать. Нужно ведь было поговорить о Тошане, все еще находящемся во Франции, о ревматизме Мирей, о последних шалостях Луи, о замечательных успехах Мукки в учебе. Шарлотта, слегка ошеломленная громким гулом голосов и таким количеством внимания, уделяемого ее особе, радостно посмеивалась.
– Как здесь хорошо! – воскликнула она, входя в дом Лоры. Эти слова она произнесла в характерной квебекской манере.
Людвиг усмехнулся: его жена давно уже не говорила с таким квебекским акцентом.
– Теперь она, по крайней мере, выйдет из депрессии! – тихонько сказал он Жослину.
– Черт побери, ее тоска по родине достигла такой степени?
– Да, она ничего не ела и почти не спала.
– Мальчик мой, вы правильно сделали, что привезли ее сюда, к родным.
– Несомненно, месье Шарден, но у меня и не было другого выбора.
– А-а, ну да, ваша женушка с характером! Мы ее хорошо знаем, нашу Лолотту: если она не получает того, что хочет, жизнь останавливается.
– Именно так, – кивнул Людвиг.
Шарлотта пошла вверх по лестнице вслед за Лорой, чтобы взглянуть на жилые комнаты. За ними увязались Эрмин и Лоранс. Мадлен осталась стоять в окружении четырех детей – Томаса, Катери, Констана и Адель. Они настороженно разглядывали друг друга.
– Я угощу маленьких шалунов лимонадом! – весело крикнула Мирей из кухни. – Идите сюда.
Жослин и Людвиг отправились на кухню. Людвиг повел за собой Томаса, а вслед за ним пошла, прихрамывая, Адель.
«Господи, как она несчастна! – подумала индианка, еще крепче прижимая Катери к своей груди. – Инвалид на всю жизнь».
Четвертью часа позже все собрались в саду и расселись в беседке. Посреди стола из вскрытого лаком металла стоял пирог с изюмом и патокой – произведение кулинарного искусства с поблескивающей аппетитной коричневой корочкой из жженого сахара. Это был любимый десерт Эрмин, которая научила готовить его и своих дочерей. Глазированных оладий в тот день не подавали, потому что это лакомство было одной из зимних традиций.
– Я испекла два больших пирога с засахаренными фруктами, – сообщила Мирей. – Малыши тоже могут их есть, потому что я не добавляла в них ром.
– Твои вкусненькие пироги! – вздохнула Шарлотта. – Мимин, скажи, ты споешь для нас? Я рассказала Адели, что ты – великая артистка. Ты прислала мне одну из своих пластинок, но она – я сама не знаю, каким образом – куда-то запропастилась.
– Ты ее разбила, – подсказал Людвиг.
– Нет-нет, ну что ты такое говоришь? У меня ее, скорее всего, украли. Твой двоюродный брат Герман…
– Ничего страшного, я подарю тебе другую и дам проигрыватель. У меня их тут целых два, – сказала Эрмин.
Она почувствовала, что между Шарлоттой и Людвигом есть какие-то трения. Они оба старались не встречаться друг с другом взглядами и не выказывали по отношению друг к другу нежности. Это заметила и Лора.
– Нервы у вас взвинчены, – сказала она с улыбкой. – Несколько дней отдыха в Маленьком раю – и вы поправитесь. Это, конечно, нелегко – совершить такое долгое путешествие вместе с детьми сначала на пароходе, а затем еще и на поезде. Я в этом кое-что понимаю, потому что я вообще-то иммигрантка, и в ту эпоху, когда я покинула Бельгию, условия путешествий были еще менее комфортными.
– Да, я устала, – призналась Шарлотта. – Мне вообще-то не следовало переезжать жить в Германию. Я чувствовала себя намного лучше в лесу, среди индейцев.
– Боже мой, среди индейцев! – возмущенно воскликнула Мадлен. – Это были мои близкие родственники, а не просто какое-то индейское племя. Мой брат Шоган принял вас в своем лагере. Он игнорировал законы, насаждаемые властями, и жил так, как жили наши предки.
– Прости, я не хотела тебя обидеть, – стала извиняться Шарлотта. – Кстати, а где Акали? Ее тоже здесь нет.
– Моя дочь решила уйти в монастырь. Я пишу ей письма раз в неделю. В следующем письме я сообщу ей о вашем приезде.
– Акали стала монахиней? – удивился Людвиг. – Но она ведь еще совсем юная!
– Я, как ни пыталась, не смогла ее отговорить, – призналась Мадлен.
Последовало недолгое молчание, во время которого каждый уплетал свой кусок пирога. Вскоре разговор был продолжен, но уже не в такой оживленной манере, как раньше. Когда пирог был съеден, Лоранс спросила:
– Можно, я свожу детей на берег озера? Я буду внимательно за ними смотреть, так что можете не беспокоиться.